— Спина болит?

— Устал, сплю на ходу. Да и спина, будь она не ладна не даёт жить.

Юлия приподнялась и погладила его по голове.

— Костя ты бы поберёг себя.

— Непременно, потом, а сейчас нет времени. Ты только не вздумай уходить, полежи со мной, — придержал он её за руку не позволяя подняться. Она обещающе моргнула и прилегла рядом. Не веря ей он подложил свою руку ей под голову и второй придавил грудь.

Хелена, посматривая за братом и невесткой, улыбалась: "Ладно живут! В любови!"


Я тихонько выбралась из-под его руки, поцеловала на спине под лопаткой белый треугольник шрама, крутое плечо. Пусть отдохнёт, пока я приготовлю ужин… Наше внутреннее равновесие между радостями и горестями потихоньку восстанавливалось. И всё же, как страшно опасно нас водит судьба по лезвию! Он мой. Мы оба счастливы. А прояви бездумную спесь, могла потерять Костика. Только жить без него не смогла бы. Это была бы уже другая жизнь и иная Юлия. Я и сейчас не уверена на все сто, что опасность миновала. Кто знает, как развернутся события, ведь впереди их встреча. И "воробушек" будет непременно во всеоружии. Там молодая красивая женщина и маленький ребёнок, здесь — я и Ада. Что перевесит? Рутковскому невдомёк, что между двумя женщинами идёт не менее жестокое сражение, чем ведёт он. Только цель не Берлин, а он. Но, несмотря на гениальность в военном деле, бабьего поля боя он не разглядел. Значит, маскировка у нас на высоте. Как узнать что у него в голове. Ведь долгое время он надеялся на то, что я ничего не знаю о его хоть и редких и непродолжительных встречах с "боевой подругой", но всё-таки встречах, и о ребёнке тоже. Надежды, что мой муж разобрался в "воробушке" до конца, по всему видно, пока мало. Приличный отрезок жил вообще в неведении, уверенный, что это несчастное любящее его существо, которому он испортил жизнь. Правда, сейчас лёд тронулся, но не так скоро, как бы хотелось. Я настроенная на борьбу и победу, мысленно показала ей кукиш. Так просто не сдамся. Заставить отказаться от борьбы меня может только он сам. Ох, тяжело будет его прозрение. Он со своим чувством вины и раскаяния изведёт себя. А расчёты этой шустрой барышни пока буксуют. Она родила, но Рутковского не получила. Точно что ближе к нему её это не сделало. Даже наоборот. Обливается сейчас слезами. Не жалко. Нина права, она нас с Адой не жалела. Хорошо, что я не ошиблась в оценке способностей барышни и не приняла, как Костя её за простушку. Она не так проста, как хотела всё время ему казаться. Её трюк с беременностью и позже отказ уехать в тыл укрепил ту мою уверенность. Она предпочла в таком положении таскаться с обозом. Уж не ради победы, конечно, над фашизмом, а то его не победят без неё. Цель её хорошо просматриваема — это Рутковский. Держаться рядом, мозоля ему глаза и по возможности что-нибудь урвать. То, что его перекинули на другой фронт, для неё неприятный удар. Тут она явно просчиталась. Костя сдал дела Жукову. Сейчас с ним я, а не она. Пока я выигрываю, вытащив запутавшегося в своём благородстве, благих намерениях, долге и обязанностях Рутковского из месива в которое он сам себя затолкал. То через что другие мужики спокойно, без проблем перешагивают, в силу его характера, гнётом висело на его шее. С одной стороны семья, которую он не желал терять, с другой молодая привлекательная женщина, которой пользовался и этот неплановый ребёнок. Он мучил себя комплексом вины за испорченную жизнь девушки и терзался тем, что может потерять дорогих ему людей — жену и дочь. Мне больно смотреть на его истязания себя. Нина Андреевна права, он заест себя самоедством. Ему невдомёк, что тот "воробушек" не так не винен. Влезть в штаны взрослому 45 летнему мужику скромности и невинности не под силу. Сам бы Костя не сунулся, я его хорошо знаю, а вот отказаться на этот раз от соблазна, как оказалось, не смог. А та безвинность пусть скажет спасибо, что ей попался Рутковский, а не кто-то другой из тучи голодных до баб мужиков. По крайней мере, прогремела на всю страну и оставила след в истории войны, как "воробушек" маршала Рутковского, а в простонародии "подстилка". Жаль ребёнка, с рождения ставшая орудием борьбы, девочка не виновата, конечно. Но ответ за её жизнь придётся держать матери. Ей так хочется заарканить Костю, что она не жалея ребёнка, продолжает таскать его по фронтовым дорогам. Мне рассказали, что ребёнок с первых дней предоставлен сам себе, наплачется и уснёт. Потом опять кричит. Голодный, мокрый кому он нужен. А за госпиталем водят корову. Представляю, какая скорость наступления у этого объекта. Как Жуков с этим мирится — загадка. С его характером было бы реальнее видеть иную картину — посадить её на то животное и поддать так, чтоб летела до Москвы без остановок тормозя на станции прибытия копытами. Наверное, всё же просил Костя. Это даёт надежду, что он в раздумье и, возможно, заберёт девочку. Надеяться на то, что она пожалеет ребёнка и уедет, было с самого начала глупо. Не для того всё это начиналось. Давно всё было понятно: с ребёнком не посчитается, потащится до конца. Стыд её такую "чистую и безвинную" за всё это не брал. Не она первая влетает в такую ситуацию, но быстро дуют в тыл, а эта всем глаза своим животом промозолила, оказавшись единственной такой патриоткой по всем фронтам. Неужели ж после всего этого у неё хватит совести утверждать, что она родила чисто для себя, повинуясь желанию, иметь кровиночку… Хватит, у этой лицемерки хватит, и наглости и совести. Заявит и ещё ни такое. От этой связи пахло чем угодно, только не любовью. Замешанная с одной стороны на необходимости, а с другой на расчёте, она с самого начала не могла не превратиться в проблему. Естественно, Косте я об этом сейчас не скажу. Начни разубеждать, это враз вызовет интерес и протест. Так устроены мужики. А мне это совсем ни к чему. Её время кончилось, и она свою роль сыграла. Пусть будет довольна тем, что урвала. Говорят у девочки голубые глаза. Здесь я ей завидую. У Ады мои. А глаза у него чудные, небесной чистоты. Наивные, как у ребёнка. Жаль его. Непростая ситуация, в которую он себя загнал, оголяла его нервы. Он мучился. А может, всё мои это только фантазии. И мучаю я себя, а он давно откинул её на задний план и думать забыл. У мужчин с этим просто… Как он говорил:- "Женщина, что сигарета, выкурил и выбросил". Чем он лучше других мужиков? Ничем. Единственно, что его от них отличает, это его жалость к ним и благодарность в виде подарков. Господи, но почему мужики такие брёвна. Хотя так ли уж велика их вина перед теми лезшими к ним дуром созданиями. Но как бы там не было, а я должна была найти правильное решение и сделать единственно верный ход. И я нашла его, решив принять в семью мальчика. Но судьба распорядилась иначе. Думаю, девочку он не возьмёт, а зря. Надо потихоньку уговаривать его… Но какой ход сделает "воробушек"… Скорее бы уж он побывал у неё. Хуже всего ждать. И всё же, как он проморгал ситуацию с беременностью, ведь он даже в мелочах не ошибается?… Вопросы, вопросы, вопросы… Да какую страшную рану мне война нанесла. В душу самую ранила. И не просто ранила, а ещё в ту рану и вопросов натолкала. Война скоро кончится, а вот кто эти вопросы из моей души вытащит? Например, вот этот: как мне быть, если он решит продолжить связь с ней после войны и тем не менее сохранить свой брак? Вот что мне делать тогда? Нет, нет, — тут же принялась я доказывать себе, — такого вопроса не будет. Его не поставит мне Костя. В противном случае это будет уже не он и я разрублю этот узел сама.

Помогла приготовить Хелене ужин и накрыть стол. Пошла будить и присела к Кости на широкую кровать. Мы занимали небольшой коттеджик. Хозяева сбежали, и мы пока жили в нём. Такого шикарного жилища у нас ещё не было. Широкая кровать, перина вместо матраца, перина потоньше вместо одеяла, подушки, как от моего приданного. "Я как будто вновь к тёще попал, — смеялся он. — Нет, Люлюсик я немецких блох кормить своей кровью на перинах не могу". Скатав всё это пуховое великолепие, закинул в угол и сейчас спал, блаженно посапывая на жёсткой подстилке. Жаль будить, но надо покормить. Осунулся с этой гонкой и каждодневными боями. Положив ладошку на его ровно вздымающуюся грудь, я замешкалась, так хорошо и мирно он спал, и пропустила момент, когда он рванул меня к себе.

— Ой! — падая на него, взвизгнула я от неожиданности. — Напугал!

— Ты сбежала от меня и заслуживаешь наказание.

— Я приготовила ужин, здесь чудная кухня, посуда. Для любой женщины это сказка.

— Попозже… Люлюсик, мне решительно всё равно из чего есть, лишь бы это были твои ручки, и давай попозже, а сейчас…

— Но Хелена…

— Она поймёт и непременно примет сторону любимого брата.


Штурмуя последние точки сопротивления, он с каждым метром приближался к заветному рубежу. Гадалки в мире кончились. Теперь уже никто не сомневался, что фашисты обречены. По мере продвижения фронт наступления сужался. И всё-таки двигались медленнее, чем хотелось бы. Немецкое командование ни перед чем не останавливалось, чтобы задержать продвижение наступающих лавиной войск. Позади передовых частей развёртывались заградительные отряды, которые расстреливали солдат и офицеров, самовольно оставивших свои позиции. Они дрались с остервенением, до сумасшествия. Но ход судьбы не переломить и это были выброшенные под ноги истории ненужные жертвы. Жаль было терять людей. Ведь от мастерства командного состава всех рангов зависит, какая сторона истребит больше врага, сохранит свои силы. Но на это такое важное нет времени, приходится ориентироваться на ходу. На пути встал Штольп. Панфилов просит сутки на его взятие. Рутковский сомневается, всё-таки крупный промышленный центр. Важный узел железнодорожных и шоссейных дорог и мощный пункт обороны противника. Но Панфилов обходит скрыто город и атакует его с тыла. И не смотря на густой туман, которым заволокло всё вокруг, 9 марта город был взят. Сдав город пехоте, он повёл корпус на восток, рассеивая по дороге спешащие на помощь Штольпу войска. Быстроходные танки с десантниками на броне захватили мосты через Лупов — Флиес и удерживали до подхода главных сил корпуса. Тормозило то, что соединения, несмотря на старания тыловых подразделений, имели весьма ограниченные запасы горючего и боеприпасов. А то бы продвижение было ещё более быстрым. Отходя, гитлеровцы минировали дороги и спускали плотины, затопляя целые районы. Нам страшно мешали беженцы. Геббельсовская пропаганда старалась расписывать нас чёрными красками. Во вранье ей не было равной. Шоссе и просёлки были забиты обезумевшими людьми. Одни бежали на запад, другие на восток, загромождая своим скарбом и так забитые разбитой немецкой техникой дороги. С большим трудом войска прокладывали себе путь. Всё время в напряжении, тяжело.

Вышел на улицу. Сеял холодный дождь. Ветер грохотал где-то сорванным листом железа. Впереди сильнейшая крепость Данциг- Гданьск и Гдыне. Где сухопутная оборона подкреплялась огнём с моря, а в бухте стояли крейсера и миноносцы. Естественно, взялись утюжить нас. Землю взметнуло выше крыш. Столетние деревья — в дрова. Визг снарядов. Свист осколков. Подняли тяжёлый пушечный дивизион. С третьего раза подбили. Дым вырывался чёрный, валил клубами. Наступление не остановить. Решили с ходу штурмовать укрепления, не давая противнику опомнившись организовать оборону. Для борьбы с кораблями создали группу дальнобойной артиллерии. Гитлеровцы остервенело обороняли Гдыню. Они окружили город мощнейшими укреплениями, противотанковыми рвами, опоясали рядами траншей, с проволочными и минными заграждениями. А в самом городе каждый дом стал дотом. Все окна были заложены песком или замурованы, превратившись в бойницы. Самым укреплённым был привокзальный. Улицы, перегороженные бетонными завалами, мешали ходу танков. Гитлеровцев загнали в парк, оттуда они и отстреливались. Им помогали палившие по берегу корабли. Наши сапёры к концу дня растащили завалы и по улицам пошли танки. На готическую крышу вокзала тем временем взбирается старшина, срывает с флагштока знамя с паучьей свастикой и прикрепляет красное полотнище. Группировка была расчленена на три части и по отдельности уничтожена. 70 тысяч пленных насчитывала группировка, я с ужасом подумал сколько шума могла эта армия наделать, если б не сидела под Данцигом. Рутковский раньше предполагал, что не больше 26. В кротчайший срок проведённая операция позволила освободить войска 2-ого Белорусского для участия в Берлинской операции.

Он вылетел в Ставку. По решению Ставки его фронту следовало в кротчайший срок перебросить войска на запад. На рубеж с которого будем наступать. Время катастрофически не хватало, получалось, что он должен был с ходу идти в бой. На железных дорогах не хватало подвижного состава. Поэтому решили перевозить только то, что на гусеничном ходу. Всё остальное пошло своим ходом. Преодолеть форсированным маршем предстояло более 300 километров. Когда он вернулся из Москвы, войска были уже на марше. Они шли по разбитым дорогам, загромождённым металломом, в который наши солдаты превратили вражескую технику, часто приходилось останавливаться, чтоб растащить завалы. Частям предстояло одним броском преодолеть широкий залив и Одер тоже. Перед ним стояла задача: овладеть германской столицей и выйти к Эльбе. Выполнение этой задачи возлагалось на три фронта.