Убедившись украдкой, что никто на нее не смотрит, Холли перекинула ногу через спину гнедой. Никто и словом не обмолвился по этому поводу.

Холли настолько привыкла к тому, что постоянно находится в центре внимания, что теперь, когда все избегали смотреть в ее сторону, она испытывала ощущение свободы. Элспет, убежденная, что валлийский рыцарь, раскрыв обман, сразу же обезглавит их всех и оставит трупы гнить в лесу, смотрела прямо перед собой. Гавенмор и его слуга, наверное, испытывали отвращение от внешнего вида своих спутниц.

Только отец Натаниэль, бросив на Холли украдкой взгляд, похлопал себя по подбородку, чтобы напомнить девушке о необходимости подставлять лицо последним лучам клонящегося к закату солнца. Священник заверил Холли, что все мужчины находят загорелую кожу грубой и непривлекательной. Девушка послушно вскинула голову. Она была готова на многое, лишь бы избежать необходимости постоянно терзать свою нежную кожу крапивой. Неведомое ей доселе ощущение солнечного тепла оказалось настолько приятным, что Холли отдалась ему с жадностью, удивившей ее саму.

Солнце зашло, уступив место луне, накрывшей лужайки покрывалом росы. Холли изнывала от усталости. Зад ее, онемев от нескончаемой тряски, стал бесчувственным. Каждый шаг лошади отзывался невыносимой болью в туго перетянутой груди. Однако не было видно никаких признаков того, что Гавенмор собирается останавливаться на ночлег. Когда веки Холли стали настолько тяжелыми, что она уже с трудом могла держать их открытыми, она склонилась на луку седла, не в силах собрать остатки гордости, безразличная к тому, что может вот-вот упасть с лошади.

Гавенмор и его оруженосец, к которому, как услышала Холли, он обращался «Кэри», остановили своих коней, и гнедая уткнулась мордой в их крупы. Девушка сквозь обволакивающий ее туман сонливости услышала, как Кэри пробормотал:

— Именем крови господней, Остин, вы что, собираетесь ехать всю ночь?

Ответ ее супруга, по счастью, был настолько тихим, что она его не разобрала.

— …лучше поскорее задрать ей юбку и покончить с этим.

Холли смутно сознавала, что ответ оруженосца должен вселить в нее тревогу, но была слишком уставшей, чтобы подумать, почему именно.

— …все женщины… в темноте одинаковы…

— А вот здесь, дружище, ты ошибаешься. По крайней мере, одну женщину я никогда не спутаю ни с какой другой. Даже через тысячу лет. Даже если ослепну.

Холли вздохнула, чувствуя, как неутоленная жажда в голосе ее супруга растравила ей душу. Отец воспитал ее так, чтобы она была лишь изысканным трофеем, а не той женщиной, которая способна пробудить страсть в таком мужчине, как Гавенмор. Даже находясь в полузабытьи от усталости, девушка ощутила неведомый доселе укол зависти к этой женщине, у которой хватило смелости предъявить права на непостоянное сердце ее мужа.

Остин взглянул на свою заснувшую в седле жену, залитую лунным светом, и его уста тронула печальная улыбка. Хотя лошадь уже добрых полчаса стояла под деревом, девушка все еще сидела, свесившись на луку, и венок из увядших колокольчиков сполз ей на нос.

Остин ощутил волну восхищения, смешанного с чувством вины. Она предупредила его, что никогда прежде не ездила верхом, однако упрямая решимость позволила ей продержаться в седле в течение всего перехода, который он в качестве епитимьи наложил на всех, включая и себя. Однако не беззащитная хрупкость жены заставила Остина объявить привал: он испугался, что престарелая служанка, свалившись с лошади, переломает себе все кости.

Рыцарь протянул руку, чтобы разжать онемевшие пальцы своей супруги, продолжающие сжимать поводья. Возможно, вовсе не решимостью обусловлена ее железная хватка, печально подумал он, а страхом. Возможно, девушка так же боится провести ночь с ним, как и он сам боится разделить с нею ложе. Увы, тут уж ничего не поделаешь. Пока Остин занимался лошадьми, Кэри установил среди сосен шатер и, удалившись на приличное расстояние, устроился вместе со слугами.

Снимая обмякшее тело своей жены с лошади, Остин с Удивлением обнаружил, что в какой-то момент изнурительного путешествия она решила усесться в седло по-мужски, показав себя таким образом не только решительной, но и рассудительной. Возможно, у его дурнушки-женушки гораздо больше достоинств, чем он предполагал. Видит бог, его суеверным землякам пригодится изрядная порция здравого смысла.

Остин подхватил девушку на руки, снова поражаясь ее невесомой легкости. Необъятные бедра и широкий зад не предвещали ничего подобного. Рыцарь направился к шатру, и она доверчиво уткнулась ему лицом в шею. Остин нахмурился, почувствовав, что снова охвачен неудержимым желанием защищать, оберегать и охранять то, что отныне принадлежит ему.

Когда из тени кустарника появился облаченный в плащ с капюшоном священник и встал у него на пути, объятия рыцаря из покровительственных стали собственническими.

— Добрый вечер, сэр. — Благочестивость сложенных в молитве рук опровергалась проницательным блеском глаз священника. — Я пришел, чтобы вместе со своей госпожой прочесть молитву. Этот ежевечерний ритуал наполняет ее душу успокоением.

Никогда не робевший перед служителями церкви, Остин кивком указал на уютно свернувшуюся у него на руках девушку.

— Как вы можете убедиться, вашей госпоже уже и так спокойно.

Он шагнул вперед, вынудив священника освободить ему путь. Дойдя до шатра, рыцарь обернулся и тихо произнес:

— Не беспокойтесь о том, как она проведет эту ночь, брат. Отныне я ее супруг. Я буду следить за тем, чтобы она обретала спокойствие и уют в ночную пору.

Нырнув в шатер, Остин обнаружил, что его там ждет новый неприятный сюрприз. Черт побери Кэри и его поэтическую натуру! Плодотворно использовав предоставленное ему время, оруженосец превратил шатер в роскошный приют любви, каким не погнушался бы и султан, настроенный позабавиться целым гаремом.

Одинокий факел едва рассеивал окружающий мрак, чуть-чуть не достигая до сооруженной из подручных средств постели. У Остина шевельнулось недоброе предчувствие, что Кэри сделал это не ради создания налета таинственности, а скорее для того, чтобы избавить своего господина от необходимости созерцать обнаженную невесту.

Опустившись на колени, чтобы уложить девушку на алое покрывало, постеленное на толстый слой сосновых веток, рыцарь едва не застонал, обнаружив, что его друг позаботился даже о том, чтобы рассыпать по прохладной венецианской парче цветки лесных фиалок. От их аромата у Остина закружилась голова. Его сердце не знало покоя с тех пор, как помимо воли своего обладателя стало принадлежать красавице из замкового парка.

Если бы та женщина лежала сейчас у него на руках, шатер действительно до самого рассвета превратился бы в волнующую обитель наслаждения. Остин бы уже несколько часов назад объявил привал и соединился бы со своей невестой в первый раз, еще когда лучи заходящего солнца расцвечивали золотом и багрянцем стенки шатра. Он собрал бы губами нежные лепестки фиалок с кожи красавицы, целуя и лаская каждый дюйм ее пленительного тела.

Он бы закрыл своим ртом ее рот, приглушив ее радостные крики языком. Он проник бы в самые глубины ее девственного тела, сорвав с прекрасных уст признание, которое больше ни одному мужчине не…

Остин едва сдержал грубое ругательство. Требуется ли ему более действенное напоминание о том, что поработившее его чувство неизбежно приведет лишь к гибели? Даже в мечтаниях он не в силах освободиться от ревности, гложущей его душу. Словно ощутив, как внезапно напряглись его руки, девушка зашевелилась в его объятиях, и гримаса недовольства исказила ее лицо.

Не обращая внимания на требовательный призыв его мужского естества, Остин уложил невесту на шелковую постель. Губы сонной девушки приоткрылись, она свернулась клубочком и удовлетворенно вздохнула. Озадаченный Остин, нагнувшись к ней, принюхался. Возможно ли такое, чтобы изо рта с такими отвратительными темными зубами исходило столь приятное дыхание? Остин провел языком по ровному ряду своих зубов, гадая, обидится ли его жена, если он подарит ей специально вырезанную для чистки зубов палочку.

С глазами, обрамленными скудными ресницами, с покрытыми красными пятнами щеками, с кулачками, стиснутыми в готовности отразить неожиданное нападение, девушка казалась совершенно беззащитной. В груди у Остина шевельнулась жалость, когда он рассматривал обгрызенные ногти, болезненного вида кожу, нелепую прическу из коротких темных волос. Рыцарь протянул было к ним руку, но тотчас же отдернул, удивленный тем, что та дрожит.

— Это же твоя жена, дурень, — пробормотал он. — Ты имеешь полное право прикоснуться к ней.

Остин заставил себя провести ладонью по голове девушки и обнаружил, что ее волосы на ощупь напоминают не жесткую щетину остриженной овцы, а мягкий пушок утенка. Обрадованный этим открытием, он улыбнулся, теребя пальцами коротенькую прядь.

Его вывело из задумчивости испуганное приглушенное восклицание. Медленно опустив взгляд, Остин увидел, что невеста, широко раскрыв глаза, смотрит на него, дрожа словно осиновый лист.

9

Холли уже знала, что супруг ее человек опасный, но до тех пор, пока она не увидела у него на лице эту откровенную улыбку, она не имела понятия, насколько именно он опасен. Улыбка решительно изменила лицо рыцаря. Даже жесткая щетка его усов, казалось, стала мягче. Холли пришлось подавить глупое желание прикоснуться к ним, провести кончиками пальцев по этому истинно мужскому украшению лица, чтобы собраться с силами и прильнуть к нежному теплу скрытых под ними губ.

Рыцарь заглянул ей в глаза, и его улыбка погасла. На лице у него, словно в зеркале, отразилось страстное желание, охватившее Холли. Но оно тут же пропало, как и тогда, в саду, и рыцарь, схватив девушку за плечи, встряхнул ее.

Решив, что ее обман раскрыт, Холли зажмурилась, пытаясь не думать о худшем, что может ждать ее.

— У тебя есть сестра?

Холли изумленно раскрыла глаза. Застигнутая врасплох этим неожиданным вопросом, она без промедления выпалила:

— Нет.

— Тогда, быть может, кузина? Тетка? Какая-нибудь родственница, обладающая тем же необычным цветом глаз?

— Тетка? Кузина?

Еще не пришедшая в себя окончательно, Холли некоторое время пыталась осмыслить его вопрос. Когда до нее дошло, что рыцарь, должно быть, пытается установить, что за докучливая женщина сорвала его свидание в парке, она напряглась, захлестнутая смешанным чувством облегчения и тревоги.

— О да! У меня есть целая орда кузин и десятки тетушек! А еще племянниц, и у всех у них фиалковые глаза.

Рыцарь изогнул бровь, и его лицо снова приняло обычное угрюмое выражение.

— На турнире я не видел таких женщин. Раздраженная тем, что рыцарь смеет перечить ей, Холли гневно бросила:

— Возможно, вас ослепил блеск золота моего отца. Отпустив ее, рыцарь потер заросший подбородок.

— Возможно. А может быть, я был настолько опрометчив, что долго смотрел на солнце.

Он немного откинулся на сооруженной Кэри походной постели. Его огромное тело, казалось, заполнило весь тесный шатер. Холли подобрала колени к груди и собралась было по привычке нервно потеребить спускающийся с виска локон, но вовремя вспомнила, что он, как и все прочие, остался на полу ее спальни в замке Тьюксбери. Скользнув рукой по обкромсанной голове, она смущенно нахмурилась. Действительно ли Гавенмор гладил эту отвратительную щетину или же ей все приснилось?

Холли опустила взгляд, опасаясь, что ее выдаст не цвет глаз, а мерцающее в их глубине сомнение.

Остина смутило застенчивое поведение жены. Проснувшаяся, она выглядела такой же беззащитной, как и во сне. Пытаясь возвести между ними неприступный бастион, она с такой силой стиснула руками подогнутые колени, что побелели костяшки пальцев. Не впервые рыцарь задумался, каково отцу отдавать свою дочь в руки незнакомца. Мужчине, который, не колеблясь, возьмет приступом ее хрупкую оборону, «поскорее задерет ей юбку и покончит со всем», как грубо предложил Кэри.

Похотливое желание, обрушившееся на Остина, на мгновение заглушило голос совести. Разве он не взял эту женщину в жены? Почему он не может утолить разыгравшееся чувство голода, проникнув между ее раздвинутыми ногами? В любом случае жена сможет подарить ему кратковременное освобождение от терзающей его страсти. Возможно, если он закроет глаза, то сможет мысленно представить себе…

Остин прежде верил, что ему удалось изгнать все призраки, однако женщина из парка не оставляла его. Он буквально чувствовал соблазнительную мягкость ее волос, обмотанных вокруг его руки, ощущал экзотическое благоухание мирры, исходившее от ее кожи, помнил податливую нежность бутона ее губ, робко распускающегося под его настойчивым поцелуем. С его уст сорвался мучительный стон.

Услышав этот стон, Холли вскинула голову. Ее супруг зажмурился, словно его терзала невыносимая боль.