Раз или два Эмилин взглянула на него прямо, с явным любопытством в голубых, с золотыми искрами, глазах. — В эти моменты у Николаев срывалось дыхание. Но маскировка оказалась более надежной, чем он сам предполагал: голос, одежда, тщательно приглаженные назад волосы, чисто выбритое лицо, ледяные серые глаза — ничто во внешности не напоминало Черного Шипа. Лишь прошлой ночью на мгновение Эмилин увидела его, но, конечно, подумала, что это сон.

Николас прекрасно знал, что его глаза имеют странное свойство изменять цвет: когда он в замке, окружен каменными стенами, одет в серое или черное, а тем более, закован в доспехи, глаза приобретают холодный серо-каменный оттенок. Даже голубой камзол и плащ сохраняют этот цвет. Но среди зелени леса, когда солнце пробивается сквозь яркую листву, глаза становятся зелеными, словно мох.

Придирчиво глядя на себя и в зеркало, и в отполированный металл меча, и в воду тихого пруда, он понял, что цвет этот достаточно стоек. Глаза отражали окружающий мир и тщательно защищали его. У Черного Шипа глаза ярко-голубые; у Николаев Хоуквуда — серые. Ни один смертный не в состоянии изменить цвет глаз — лишь небо может даровать эту способность.

В качестве Черного Шипа он не раз нападал на обозы и конвой Уайтхоука. Даже сейчас руки его сами сжимаются в кулаки при одном воспоминании о том, как его отец оскорблял Бланш, насколько жестоко он с ней обращался. Он был юн, пылок, нетерпелив, и месть казалась единственным лекарством там, где, скорее всего, помогли бы какие-то иные средства.

Поначалу нападений на Уайтхоука казалось вполне достаточно. Но позже, когда борьба приобрела политическую окраску. Черный Шип против своей воли превратился в героя. Уайтхоук начал всерьез притеснять жителей Арнедейла, и Николас со своим обостренным чувством справедливости приобрел вполне определенный повод для борьбы с отцом. Черный Шип очень быстро завоевал горячие симпатии и восхищение жителей долины.

Еще ни разу никто не узнал в бароне Черного Шипа. Борода росла чрезвычайно быстро, а способный к изменению цвет глаз служил надежной защитой. Правду знали лишь Питер Блэкпул и Элрик.

Для жителей долины он был просто лесник Торн — человек с обычным именем, работающий на Вистонберийское аббатство. Действительно, в качестве барона он часто встречался с аббатом, чтобы обсудить состояние дел в долине. Даже аббат не подозревал правды.

Поначалу он совершал свои налеты в одиночестве, но скоро нашлись добровольные помощники среди крестьян, не согласных терпеть притеснения графа. Они нападали на обозы Уайтхоука и отбирали зерно, пиво, вино и — время от времени — ящик-другой золота. Ничего не оставляя себе, они просто возвращали жителям долины отнятое у них же.

Граф становился все смелее в своих рейдах по долине, и пришло время, когда соседние бароны дали открыто понять, что они не могут смириться со столь наглым нарушением законов. Роже Эшборн оказался среди тех, кто вызвал Уайтхоука в суд и открыто высказал свое осуждение его алчности и бесстыдству. Втайне эти борцы за справедливость поддерживали одинокую смелость лесного отшельника.

Но явное недоверие и вражда, окружавшие графа, не подсказали королю наставить его на путь истинный и не облегчили процесс тяжбы о владении землей в Арнедейле. В королевской канцелярии документы по решению спора уже покрылись толстым слоем пыли, а жизнь тем временем сама подсказывала пути и способы этого решения.

Тайную жизнь Черного Шипа прервала тяжкая рана: вражеская стрела пронзила ему легкое. Тогда, восемь лет назад, прячась вместе с маленькой Эмилин, он наконец понял, к чему привел его гнев — из-за него страдали невинные. Стрела, едва не лишившая его жизни, казалась карающей десницей свыше.

Долгие недели болезни и выздоровления под неусыпной заботой Мэйзри дали время для размышлений. Он был эгоистичен и импульсивен, виновен в открытом воровстве и глубоком позоре. В ярости к отцу он потерял способность здраво рассуждать, трезво оценивать реальную действительность и последствия своих действий. И, увидев опасный поворот на своем пути, Николае решил изменить маршрут.

Едва окрепнув после болезни, он отправился в деревенскую церковь и, исповедовавшись, признался в воровстве и поругании чести отца. Покаявшись, он отправил Черного Шипа на отдых. Тогда Элрик и распустил слух о его смерти, так быстро распространившийся по долине.

В конце концов, подчинившись настоянию баронов, король издал приказ, ограничивающий бесчинства Уайтхоука. Но когда его срок истек, граф потребовал судебного разбирательства, которое так и увязло где-то в бюрократических коридорах Вестминстера.

Рейды по долине возобновились и со временем становились все серьезнее. Горели амбары и дома, вырубались леса. Хоуксмур, доставшийся Никола-су от матери, находился под постоянной угрозой.

Однажды поздним вечером, сидя у огня, Николас и Элрик выдумали Лесного Рыцаря. С помощью Мэйзри изобрели костюм, первый, за которым последовало множество других, и наводящее ужас чудовище было готово. Видное сквозь густую листву, в густом тумане или далеко на вершине холма, оно действительно выглядело впечатляюще. Вооруженный боевым луком или топором, этот могучий защитник долины ни разу не был вынужден нападать.

Так просто: сам страх перед порождением дьявола парализовал. А Уайтхоук, к тому же, оказался страшно суеверным. Возможно, чувство вины за уже содеянное зло сделало графа таким чувствительным даже к самому отдаленному намеку на то, что он может попасть в ад. Страх перед Лесным Рыцарем оказался настолько сильным, что Уайтхоук сократил налеты и даже вывел часть своего отряда из долины.

Николас тяжело вздохнул и медленно отошел от камина. То, что происходит в долине, необходимо тщательно обдумать. Ведь даже сейчас Уайтхоук иногда появляется там. Возможно, не помешает, если Лесной Рыцарь еще несколько раз напомнит о своем существовании — хотя бы с почтительного расстояния.

Он прекрасно понимал, что скоро должен будет объясниться с Эмилин. И так обман зашел слишком далеко — она не заслужила его. Но в долину ехать необходимо. Так что пройдет еще примерно неделя, прежде чем он сможет поговорить с ней.

Несмотря на весь свой гнев, Уайтхоук удивительно спокойно воспринял известие об их свадьбе. Возможно, дело и на самом деле обстояло именно так, как он заявил: он был рад получить Эшборн без его хозяйки, у которой за душой ни гроша.

Николас был бы рад такому повороту событий, но он прекрасно знал, что отцу доверять опасно.

Глава 17

— Не это, другое! — Звонкий, словно серебряный колокольчик, полный нетерпения голос доносился из-за стены сада. — Ну, достань же! Еще выше!

Выйдя из часовни, Эмилин через двор направлялась к дому. Услышав голос сестренки, она со вздохом пошла в другую сторону.

В дальнем конце сада под высоким деревом стояла Изабель. Голова ее была запрокинута, темные косы за спиной слегка покачивались.

— Вон там, Кристиен, — повторила она, взглянув вверх в ту самую минуту, когда яблоко упало на носок ее войлочной туфли. — Ах!

Эмилин решительно подошла.

— Где Кристиен?

— Вот он, — Изабель показала вверх. Коричневые штаны и маленькие кожаные башмаки болтались как раз над головой Эмилин. Поискав положение, в котором она могла сквозь ветки видеть лицо брата, девушка уперлась кулаками в бока и тоже запрокинула голову.

— Кристиен, слезай немедленно! — приказала она.

Мальчик поерзал на ветке, на которой сидел, вытянул ноги и взглянул на нее сверху вниз.

— Не могу, — ответил он дрожащим голосом. — Кажется, я здесь застрял.

— Спускайся тем же путем, каким лез вверх.

— Не могу достать ногами до нижней ветки. Я упаду, — жалобно захныкал Кристиен. Нахмурившись, Эмилин тщательно оценила его положение. Ближайшая ветка оказалась далеко внизу, а та, на которой Кристиен держался, выглядела слишком тонкой и зеленой. Мальчик снова вытянул ноги, и Эмилин услышала треск дерева.

— Кристиен! — закричала она. — Постарайся подвинуться как можно ближе к стволу! Держись за него и не двигайся! Я помогу тебе! — и она начала подбирать длинные и широкие юбки.

— Здесь какие-то трудности? — Звучный низкий голос заставил девушку обернуться в изумлении.

Николас Хоуквуд стоял всего в нескольких футах от нее, и выражение его лица не сулило ничего приятного. На какое-то мгновение Эмилин онемела от его присутствия; он же больше двух недель был в отъезде, и хотя вернулся уже пару дней назад, она очень мало видела его за это время. Кроме того, оживление во дворе сегодня утром ясно показывало, что он опять собирается куда-то уезжать — на сей раз с большей частью своего отряда.

— Мальчик не поранился? — Барон торопливо подошел к дереву и взглянул вверх.

— Он там надежно застрял, милорд, — пояснила Эмилин, глядя, как играют мышцы под тонкой туникой из светлой шерсти и как красиво ложатся на плечи волны густых темных волос. Бегло взглянув на девушку, рыцарь опять поднял взор.

— Как же его угораздило туда забраться? — в голосе барона послышались нотки недоумения и заинтересованности.

— За яблоками, — коротко и емко пояснила Изабель.

— Яблок полно в кладовых, девочка, — проговорил Николае, обходя дерево, чтобы рассмотреть, как располагаются ветки.

— Я не могу слезть, милорд, — пожаловался Кристиен.

— Те яблоки старые, еще прошлогодние, — объяснила Изабель.

— Ну, а эти еще совсем зеленые, от них разболятся животы, — пыталась урезонить ее Эмилин.

— Нет, некоторые уже почти красные, а нам так хочется свежих яблок! Кристиен сказал, что сможет достать. Он здорово лазает!

— Неужели? — глаза барона озорно блеснули, — Говорят, ты хорошо лазаешь по деревьям, парень!

— Я… Я так думал, милорд, — с сомнением произнес Кристиен.

— Ну, скоро ты как раз и сможешь продемонстрировать нам свое искусство, поскольку тебе все равно придется слезать вниз.

Эмилин повернулась к Изабели.

— Беги найди Тибби, — попросила она. Когда Изабель ушла, девушка повернулась к Николасу.

— Я залезу и покажу ему, как спуститься, милорд. Думаю, что без труда смогу добраться до него.

Нахмурясь, барон взглянул на нее, потом вверх на дерево, продемонстрировав красивую и сильную линию горла и подбородка, заросшего черной щетиной.

— Он, без сомнения, прекрасно слезет сам. Я совсем не хочу, чтобы вы оба поранились.

— Но он же может упасть, — возразила Эмилин.

— Ну, тогда научится не рисковать из-за ерунды.

Девушка нервно вздохнула.

— Но он всего лишь ребенок.

— А вы заботливы, словно мамаша-волчица, — промурлыкал барон. — Пусть мальчик слезет сам. Он уже приближается к тому возрасту, когда его необходимо воспитывать по-мужски.

Эмилин опустила глаза. С правотой барона нельзя было не согласиться. Кристиену скоро исполнится семь, и нельзя подавлять его гордость. Со вздохом она кивнула.

Николас оперся на развилину ствола, случайно проведя рукой по плечу Эмилин, и поднял голову.

— Послушай, Кристиен! Сползи чуть дальше… вот так. Теперь вытяни левую ногу вон к той ветке под тобой… Нет, другую ногу. Так. Тянись, парень.

Кристиен полз по ветке, словно испуганная гусеница. На мгновение Эмилин зажмурилась, потом быстро открыла глаза и увидела, как брат, промахнувшись, встал ногой мимо ветки, потом схватился за ствол, чтобы не упасть. Болтающиеся ноги сбили два яблока.

Эмилин отступила назад и наткнулась на Николаев. Продолжая разговаривать с Кристиеном, он успокаивающим жестом взял ее за руку.

— Спускай ноги вниз, парень. Хорошо. Ты должен повиснуть, вытянувшись, а потом прыгнуть. Здесь невысоко. Ты запросто с этим справишься. — Он взглянул на Эмилин. — Если он начнет падать, думаю, я смогу поймать его.

Мягкий голос звучал совсем близко к ее уху и — странно — как будто эхом отдавался в позвоночнике. А мягкое прикосновение пальцев к руке пронзило все тело.

Крепкое мускулистое тело за ее спиной казалось надежным и располагающим. То едва заметное сначала физическое притяжение, которое началось с его прикосновения к ее руке, моментально распространилось по всему телу. Даже это мимолетное проявление симпатии оказалось удивительным, поглощающим и греховно приятным. И хотя она прекрасно знала, что нельзя стоять так близко, никак не могла заставить себя отодвинуться.

В мозгу моментально возникло подобие того сна, который она видела несколько ночей назад: она видит и обнимает Черного Шипа, отвечает на его поцелуи. Но сейчас он тут же превратился в барона. Вдыхая сладкий аромат сада и отгоняя непрошеные мечты, Эмилин положила свою руку на изогнутый ствол рядом с его рукой. Вместе они смотрели на мальчика.

— Ты уже почти спустился, — подбодрил его Николас. — Просто дотянись ногой. Не упадешь — ты же сумел забраться вверх, сможешь и спуститься.

Кристиен нервно кивнул и сполз с ветки, к которой он так крепко прицепился, вытянув ноги, чтобы опереться на что-нибудь. Резко перенеся вес тела, он внезапно оказался на нижней ветке, испуганно скрючившись и схватившись за нее.