— Приветствую вас, миледи! — наконец произнес он. — Я — барон Хоуксмур. Мы привезли послание от короля Джона. Но для начала я осмелился бы попросить чего-нибудь выпить, чтобы освежиться с дороги.

Эмилин осознала, что Уайтхоук не удосужился представить сына как следует — с титулом и званием. Святая дева! Барон собственной персоной! От волнения голова ее клонилась, как тяжелый цветок на тонком стебле.

— Конечно, милорд! — она с трудом выдавила из себя простые слова. Подойдя к маленькому буфету, достала оттуда глазированный кувшин и два серебряных кубка, оправленных в золото. Основания их имели форму, удобную для большой мужской руки. Девушка поставила кубки на длинный дубовый стоя у камина и налила в них благородного французского вина, красного и прозрачного, словно рубин. С тихим благословением подала кубки гостям.

Пока гости пили, Эмилин взволнованно рассматривала их, нервно сцепив пальцы. Николас Хоуквуд откинул капюшон и потер небритый подбородок, в свою очередь явно оценивающим взглядом наблюдая за девушкой. Она не выдержала этого испытания и, густо покраснев, отвернулась.

Граф стоял у открытого окна, тихо беседуя с Уотом. В лучах заходящего солнца его волосы приобрели розоватый оттенок, а доспехи тускло поблескивали из-под черного плаща. Уайтхоук выглядел несомненно красивым, хотя и несколько грубоватым: мощная, мускулистая фигура, в чертах лица что-то львиное. Он был похож на сказочного короля, соединив в себе черты и человеческие, и волшебные.

Эмилин робко подошла к рыцарю:

— Милорд, прежде чем вы передадите королевское послание, я прикажу подать ужин. Мы не ожидали гостей и уже закончили трапезу, — На самом деле она весь день так нервничала, что с самого утра ничего не могла есть. — Еда будет простой, но горячей и сытной. Ваших воинов также накормят. — Она была благодарна ритуалу, привычным формулам приветствий и законам гостеприимства: они отвлекали и направляли — пища, питье, любезности, а потом уже дела. Исключение веками заведенному порядку делалось лишь в самых экстренных случаях.

— Благодарим, — коротко и резко ответил рыцарь и снова повернулся к Уоту, интересуясь лошадьми в конюшне замка.

— Леди Эмилин! — Николас Хоуквуд с поклоном обратился к хозяйке. Слегка опершись одной рукой на стол, другой он гладил собаку. Девушка нахмурилась: ей очень не понравилось, что Кэдгил, который обычно с великой неохотой покидал тепло камина, вдруг очутился около гостя. Неохотно она подошла к молодому барону. Хотя он еще ни словом не обмолвился о своей ране, она прекрасно понимала, что он нуждается в помощи.

Барон наклонился к ней так близко, что его голова почти касалась ее. Голос звучал мягко, приглушенно — как темный бархат. Девушка невольно тоже подалась вперед, чтобы лучше слышать. Рыцаря окружало целое облако запахов: дым, металл, кожа и особый, волнующий запах усталости и пота. Эмилин почувствовала внезапную симпатию и тут же сама испугалась своих чувств: гость казался мужественным и в то же время любезным и обходительным. Она знала, что должна уйти от него, должна противостоять этому обаянию, и все же медлила — что-то удерживало ее.

— Если вы собираетесь заказать нам ужин, то лучше иметь в виду, что лорд Уайтхоук не ест мяса, — негромко произнес рыцарь.

— Но Пасха уже прошла, и пост позади!

— Это вовсе не пасхальное воздержание — он никогда не ест убитых животных.

— Никаких? Как же может мужчина жить без мясной пищи? — Не в силах скрыть удивления, девушка невольно оглянулась. Уайтхоук совсем не выглядел голодающим.

— Он позволяет себе лишь рыбу — это его единственная животная еда.

— Почему? — девушка приложила палец к губам, как бы извиняясь за столь нескромный вопрос.

Но барон, казалось, вовсе не счел подобное любопытство излишним.

— Это епитимья, — коротко ответил он, слегка пожав плечами.

«Какой же грех должен был совершить граф, чтобы так каяться?» — подумала про себя девушка.

— Это священник наложил такую епитимью? — спросила она вслух.

— Нет, он сам, и очень давно. — Рыцарь повернул голову, и луч солнца коснулся его лица, внезапно превратив глаза из стальных в прозрачно-зеленые. Длинные ресницы слегка прикрывали их сияние. На щеках сквозь темную щетину пробивался румянец. Губы были красивые. — Это заслуженное наказание, — как бы про себя пробормотал он.

Сгорая от любопытства, но, чувствуя, что пора прекратить расспросы, Эмилин крепко сжала губы. Барон оперся на стол, пытаясь как можно меньше нагружать раненую ногу, и продолжал рассеянно гладить голову собаки. Кэдгил выглядел вполне довольным и умиротворенным.

— Может быть, мне прислать кого-нибудь вам в помощь, сэр?

Он непонимающе взглянул:

— Простите?

— Нужен ли вам кто-нибудь, чтобы — э-э-э — помочь вам привести себя в порядок, милорд?

— Попозже я приму горячую ванну, миледи.

Она кивнула.

— Слуга все приготовит. Рыцарь наклонился еще ближе:

— Я бы предпочел, чтобы именно вы помогли мне. — Воркующий низкий голос, казалось, звучал в самом сердце девушки.

Эмилин взглянула гостю в глаза, и он многозначительно поднял бровь.

— Милорд, — как можно суше произнесла она. — Я буду рада, предложить вам традиционное омовение ног и могу помочь снять доспехи. Но если вам требуется более значительная помощь, то оруженосец Дженкин прекрасно с этим справится. А попозже я приведу опытного лекаря.

Тихие слова, произнесенные в ответ, как шпагой, полоснули душу девушки.

— В этом деле, миледи, самое лучшее — это чтобы вы помогли мне. Здесь лишь один человек, кроме нас с вами, знает о… моей слабости. Но так как мне никто не позволит вызвать этого рыцаря сюда, а обычай вполне разрешает вам присутствовать, то так оно и будет.

Эмилин кивнула, ощущая всю тяжесть своей вины. Подозвав Дженкина, который ожидал в углу, она приказала приготовить ванну, а также передать повару распоряжения насчет ужина, позаботившись заказать для графа рыбное блюдо. С гордостью девушка подумала, что ужин поспеет очень быстро и качество его обязательно будет отменным, даже если запасы продуктов в замке и не очень богаты.

Дженкин сорвался с места и во всю прыть побежал вниз по лестнице, на бегу громко призывая дворецкого.

— Ваш слуга выглядит дурно обученным, — заметил Уайтхоук.

Эмилин удивленно повернулась, услышав эти слова.

— Это не слуга, сэр, а оруженосец. Он служил сначала моему отцу, потом брату. Он молод и полон энергии и задора.

— За то, что он покинул зал таким неподобающим образом, его нужно высечь! — резко произнес граф.

— Я никогда не бью ни слуг, ни оруженосцев. И мои отец и мать тоже этого не делали, — коротко отрезала Эмилин.

— Лорд Уайтхоук! — вступил в разговор молчавший до этого Уот. — Я позволю себе заметить, что мальчику едва исполнилось двенадцать. Он хороший парень, сын кузена лорда Перси. Леди Эмилин действительно никогда не наказывает слуг, и они ей преданы всей душой.

— Должно быть, на них воздействуют при помощи обаяния, — медленно проговорил барон. — Клянусь, ваше превосходительство должно требовать не одной лишь беспрекословной дисциплины. Ведь существуют замки, в которых и дисциплина не очень строга, и наказывают слуг редко, а они все-таки работают неплохо.

— В своем замке я бы никогда не потерпел такого! — прорычал Уайтхоук. — Лучший способ правления — это твердо держать всех в кулаке!

— Ну конечно, это философия вашего дома, — ответил сын. — Ах, взгляните! Вот слуги уже спешат накрывать на стол, а вслед за ними несут и первые блюда. — Он показал на дверь, в которую входили Дженкин и слуги, держа в руках скатерти, столовые приборы и блюда. Кивнув Эмилин, рыцарь изобразил подобие поклона. — Красота и обаяние одерживают верх над кнутом!

Не зная, как реагировать на этот насмешливый тон, Эмилин решила, что безопаснее сейчас заняться своими непосредственными обязанностями. Она принялась давать указания по поводу ужина и принесенных блюд, которые пока стояли на небольшом сервировочном столике.

Горничная накрыла парадный дубовый стол белоснежной скатертью, поставила серебряную солонку с причудливой крышкой в форме голубя и положила две серебряные ложки с резными ручками. Около накрытых крышками блюд с кушаньями появились квадратные подносы с хлебом и деревянные тарелки с яблоками и сыром.

Дженкин подошел к столу, чтобы прислуживать за ужином, а все остальные слуги вышли из комнаты, неуклюже кланяясь Уайтхоуку. Они явно не привыкли демонстрировать подобострастие. Когда гости, наконец, сели за стол и омыли руки розовой водой, Уот, извинившись, собрался покинуть их, объяснив, что должен позаботиться об отряде графа. А Эмилин отказалась сесть с гостями и осталась в сторонке.

— Рыба свежая? — спросил Уайтхоук.

— Конечно, милорд, — с готовностью ответила девушка. — Поймана только сегодня в нашем пруду.

Рыцарь кивнул и согласился отведать порцию пирога с форелью. А сыну его подали тушеное мясо с овощами. Когда же Дженкин предложил жареный лук и печеные яблоки, Уайтхоук, увлеченно жуя, показал на лук.

— Я с сожалением узнал о смерти вашего отца, леди Эмилин, — проговорил старший из гостей, окуная пальцы в соль. Он брал лук, морковь, хлеб с подливкой не ложкой, а своим собственным ножом. — Его смерть и плен вашего брата привели Эшборн в плачевное состояние. Без королевского заступничества и щедрой поддержки нападки жадных баронов доконают вас.

— Король Джон вовсе не жалует нас своей поддержкой, милорд, — Эмилин чувствовала себя в растерянности.

— Но он очень интересуется Эшборном, — Уайтхоук многозначительно взглянул на сына.

Николас Хоуквуд сделал знак, показывая, что закончил трапезу, хотя съел он совсем немного. Дженкин тут же убрал прибор.

— Мой отец и я находились при дворе в течение нескольких недель, — объяснил барон. — Именно там мы и услышали о смерти вашего отца и аресте брата. Многие недоумевали, кто же ухватит лакомый кусочек — замок и земли вокруг него.

— Лакомый кусочек! — Эмилин с негодованием выпрямилась. — Мой брат по праву носит титул барона Эшборна! Он уплатил все налоги на вступление в наследство, но король арестовал его, потому что налог на землю внезапно оказался выше, чем обычно. Казна Эшборна истощена пошлинами и штрафами, а король требует даже доход от весеннего окота овец и стрижки шерсти. Но как только все будет уплачено, брата тут же выпустят. Конечно, это несправедливый налог, на самом деле это выкуп за свободу Гая, но мы отдадим его. Никто не получит эту землю, милорд!

— Но ваш брат молод! — перебил девушку Уайтхоук. — А молодой барон — это как будто и не барон! Кроме того, король подозревает сэра Гая в государственной измене.

— Измена! — возмущенно воскликнула Эмилин. — Я не слышала о подобном обвинении!

— Но ведь он сочувствовал тем мятежным баронам, которые, начиная с прошлой осени, требуют хартию свободы, — спокойно произнес граф. — Известно, что он встречался с единомышленниками относительно старой хартии короля Генри, на основе которой и собираются создавать новый документ. Ваш брат не уплатил отступные и в прошлом году отказался, как, впрочем, и многие другие, воевать за короля Джона во Франции. — Говоря это, барон неприязненно взглянул на собственного сына. — Конечно, только королю принадлежит право решать, что делать с этим поместьем, когда собственность преступника законным путем превратится в собственность короны. — Разрезав своим ножом яблоко, он отправил кусочек в рот.

— Я бы хотела узнать содержание королевского послания, — с трудом, сквозь зубы, проговорила Эмилин. — Жив ли мой брат и здоров ли он?

— Разрешите поблагодарить за прекрасный ужин, — вместо ответа проговорил Уайтхоук, доедая остаток яблока. Он сполоснул пыльцы в чаше с розовой водой и вытер их салфеткой. — Скоро вы все узнаете. А сейчас извините меня. Я должен посоветоваться со своими людьми. — Он встал и поклонился, потом, тяжело ступая по каменному полу подкованными сапогами, прошел к выходу.

Эмилин ожидала, что барон тоже уйдет, но он остался сидеть, задумчиво глядя, как удаляется; отец. Пламя камина озаряло неровным, дрожащим светом его тонко очерченное лицо. Девушка подумала, что рыцарь сейчас напоминает раскрашенную скульптуру Святого Михаила, изображенного в доспехах, но пребывающего в глубоком раздумье. Тона и оттенки были глубоки, строги и очень гармоничны. Единственное, что смягчало образ, — это волосы. Пышная копна цвета красного дерева мягко касалась щек и спускалась на мощную, мужественную шею.

Рыцарь повернулся и взглянул на девушку. Глаза под темными бровями сияли, как дым, отраженный в серебряном кубке.

— С вашего позволения, леди! — тихо произнес он, поднимаясь. С едва заметной неровностью в походке прошел через весь зал и исчез за дверью. Кэдгил, который лениво грелся у камина, поднял голову, преданно посмотрел вслед барону и снова задремал.

— Неблагодарный ты негодяй! — с шутливой и дружеской укоризной бросила псу Эмилин и направилась вслед за гостем.