— Король Джон наверняка знает, что женщины, дети и домашняя утварь не окажут ему ни малейшего сопротивления, — горько произнес Уот.

Рядом со стулом Эмилин на низенькой скамеечке стояла шахматная доска с незаконченной партией. Девушка пальцем слегка дотронулась до алебастровой фигурки.

— Женщины — пешки в игре, которую по всей Англии ведут мужчины, — нахмурившись, проговорила она. — Не королевы, нет, а просто пешки. Игроки швыряют их по доске из стороны в сторону и с их помощью хватают себе куски пожирнее.

Она подняла голову. Необъяснимо и непреодолимо тянул к себе внимательный и спокойный взгляд молодого барона.

— Вы не сможете отказаться выйти замуж, если так приказывает король, — ровно и бесстрастно заметил тот. — Точно так же вы не сможете оставить при себе детей, если они официально лишены вашей опеки. — Слушая этот спокойный тихий голос, Эмилин внезапно спросила себя, нет ли в нем сочувствия к ее судьбе.

— Но ведь для свадьбы нужно и мое согласие! — попыталась возразить девушка.

— В нем вовсе нет необходимости, — бесстрастно ответил барон. Все, что она вообразила в его голосе, вдруг куда-то исчезло. Эмилин почувствовала себя страшно одинокой, несмотря на близость Уота, и, поддавшись внезапно навалившейся смертельной усталости, слегка откинулась на стуле.

— Вам лучше собрать вещи — и свои, и детей, — грубовато посоветовал Уайтхоук. — Мы выезжаем утром. — И, обратясь к Николасу, добавил: — До отъезда я отдам все необходимые распоряжения относительно отряда. А тебя хочу предупредить: если собираешься ночевать в замке, постарайся не наставить мне рога! — Круто повернувшись, граф быстрым шагом вышел из зала.

Даже сквозь туман, охвативший ее, Эмилин услышала в словах графа горькое недоверие к собственному сыну. Несмотря на оскорбление, Николас Хоуквуд молчал.

Эмилин взяла с доски фигуру и сжала ее в своей ладони. Алебастр был гладок и прохладен на ощупь — резкий контраст сжигавшему ее огню. Столь откровенная несправедливость короля сводила с ума. А оскорбительные указания Уайтхоука воспринимались как прямой удар в сердце.

Воспитание подсказывало принять все происходящее как голос судьбы, как женскую долю. Но годы строгой религиозной дисциплины, призванной подавить в девушке характер и достоинство, внезапно вступили в борьбу с более ранним временем — с годами свободы в родительском доме. Природная живость ума, сила духа и решительность, освещавшие ее детство, а впоследствии, так долго угнетаемые, неожиданно с новой силой разгорелись сейчас, когда Эмилин сидела в задумчивости и рассеянно теребила в руках шахматную фигуру.

С неожиданной яростью она вдруг осознала, что не сможет по доброй воле подчиниться требованиям короля. Еще не зная, что именно она будет делать, Эмилин уже абсолютно точно определила для себя главное: сопротивление — любым возможным способом. Каким бы бесполезным ни казалось противостояние королевскому приказу, оно росло в душе и требовало выхода.

Девушка поднялась, и накидка медленно сползла с ее плеч да так и осталась лежать незамеченной на полу. Тоненькая фигурка четко выделялась на фоне огня, а распущенные волосы светлым нимбом окружали голову и спускались к талии роскошными волнами. Выпрямившись и вытянувшись в струнку, Эмилин гордо подняла подбородок и взглянула прямо в глаза Николасу Хоуквуду.

— Покорность королю — долг всех его подданных, — произнесла она. — Но эта помолвка свершилась без моего согласия. Подобные браки неугодны Богу и церкви.

— Церковь еще не решила окончательно, как рассматривать подобные случаи. Но это совершенно не волнует моего отца, — ответил рыцарь, не отводя взгляда.

— А вы, сэр, станете опекуном детей против моей воли, — воли их единственного, Богом посланного воспитателя. — Эмилин глубоко вздохнула, стараясь подавить гнев, рвущийся из души. — Если существует хоть малейший способ остановить разрушение моей семьи, могу вас заверить — я найду его.

Алебастровая фигурка была крепко-накрепко зажата в кулаке. Внезапно Эмилин со злостью швырнула ее в стену, сама не зная, куда метит. Пролетев совсем близко от головы Николаса, та ударилась в полку над камином и упала на пол. Эмилин резко повернулась на каблуках и стремительно вышла из зала. Николас поднял пешку и взвесил ее в руке.

Потом небрежно бросил Уоту, и тот ловко поймал фигурку.

— Судя по всему, даже маленькой шахматной пешкой можно пробить человеку голову, — с перекошенным от ярости лицом произнес рыцарь. Уот молча кивнул, от изумления потеряв дар речи.

Хоуквуд повернулся к столу, чтобы налить себе вина.

— Если говорить искренне, сэр Уот, — произнес он, — то надо признать, что леди Эмилин — необыкновенная красавица. Моему отцу крупно повезло в этом отношении. — Он пригубил вина и на мгновение сжал губы. — Но у нее богатый темперамент. Поначалу, не скрою, я принял ее за весьма недалекую особу. И, пожалуй, это было бы лучше. Умная жена — очень опасная штука! — Рыцарь сделал еще глоток. — Во всяком случае, так считает мой отец, — тихо добавил он.

Дубовая дверь стукнулась о каменный косяк с грохотом, способным разбудить и мертвого. Эмилин стремительно мерила шагами свою небольшую спальню. Она шагала так быстро, что две толстых свечи, которые освещали комнату, чуть не гасли в потоках воздуха. Не в состоянии сдержать ярость, девушка громко проклинала ненавистных людей и жестокие обстоятельства; время от времени останавливаясь, она обращалась с горячей тирадой то к спинке кровати, то к двери, то — с особым жаром — к каменной стене.

Услышав тихий стук, девушка резко распахнула дверь, и в комнату ввалилась Тибби, едва удержавшись на ногах.

— Когда я укладывала малышей спать, пришел сам сэр Уолтер и все мне рассказал.

— Он сказал о королевском указе?

— Конечно! — Тибби подошла к комоду и, тяжело вздохнув, встала перед ним на колени, заняв юбкой почти полкомнаты. Выдвинула нижний ящик и начала копаться в его содержимом.

— Твои вещи, как всегда, в жутком беспорядке! А к свадьбе тебе ведь потребуется приличный наряд! — Она вытащила смятое платье из розовато-лилового шелка. — Ну, вот это, кажется, подойдет, если его хорошенько просушить у огня.

— Я вовсе не собираюсь наряжаться, чтобы угодить этому демону, посланному королем! — отрезала Эмилин, решительно подойдя к кровати и усевшись на нее.

— Ах, моя маленькая госпожа! Совсем не важно, в чем ты будешь одета. Но ведь эти люди хотят уже утром увезти тебя. Я постараюсь собрать тебе в дорогу как можно больше вещей! — С минуту нянька внимательно наблюдала за выражением лица Эмилин. — Видит Бог, мое сердце наполняется страданиями при мысли о том, что может сделать с тобой чужой человек, перед которым ты совсем беззащитна! Но такова жизнь! Мы должны по возможности смиряться с ней!

Эмилин промолчала. Тибби же продолжала болтать без умолку: единственное на свете место, где она согласна была немного помолчать, — так это в церкви.

— Клянусь, даже в монастыре тебя не смогли приучить держать свои вещи в порядке! — Она подняла глаза: — И все-таки ты станешь прекрасной графиней, такой же знатной дамой, как твоя мать и твоя сестра Агнесса — будущая настоятельница Росберийского аббатства.

Эмилин устало провела рукой по волосам, убирая их с лица.

— Я когда-то благодарила Пресвятую Деву за то, что сделанный Агнессой выбор освободил меня от монастырских стен. Но лучше бы я осталась там! — с тоской в голосе произнесла она.

— Слава Богу, твой отец понимал, что ты не создана для созерцательной жизни, и забрал тебя домой!

Эмилин мрачно кивнула.

— Я способна долгими часами сидеть за столом и рисовать, но не могу отдаваться молитвам, как делают это Агнесса и ее монашки.

— Лорд Роже призвал тебя домой, чтобы ты заботилась о малышах, да и вообще заняла место своей матери. — Тибби повернулась и внимательно взглянула на свою любимицу проницательным и добродушным взором. — Добрее тебя малышам никого не найти! Жестоко вырывать их из-под твоей опеки! Может быть, после свадьбы ты примешь их в свой новый дом, хотя этот Уайтхоук — прости меня Господи! — вонючий старый козел! Твой отец мечтал, чтобы ты вышла замуж по-хорошему, как полагается благородной девушке. А получилось совсем не так!

Болтая без умолку, Тибби доставала вещь за вещью, разглаживала и аккуратно сворачивала. Скоро она превратила содержимое комода в ровные стопки из шерсти и шелка: длинные платья с узкими рукавами, легкие свободные рубашки, опрятное белье. Засунув пухлую руку обратно в ящик, напоследок вытащила шелковую накидку.

— Я сегодня не лягу спать, буду собирать твои сундуки. Эти мужчины — дураки! Как можно упаковать все за одну ночь? Тебе понадобится постельное белье, мебель. А сколько вещей нужно для будущих детей! — Тибби едва смогла сдержать рыдание.

Эмилин устало коснулась рукой лба. Длинные волосы укутали ее.

— О, Тибби! Ради всех святых! Я не представляю, как пережить то, что случилось с нами: Гай, замок, дети — все пропало! — Она резко, с шумом вздохнула, пытаясь подавить слезы. — А я должна выйти замуж за старика!

Тибби медленно и печально покачала головой.

— Это все сделано из-за денег. Наш король ничем не лучше самого последнего грабителя! Да простит меня Бог за такие слова, — добавила она, подняв глаза. — Но подожди убиваться! Многие девушки выходят замуж за пожилых мужчин и не жалеют об этом! — Нянька проговорила это настолько искренне, что Эмилин с подозрением взглянула на нее. — Говорят, что Уильям Маршалл и его жена счастливы в браке!

— Уайтхоук так холоден! Белые волосы, бледное, как пергамент, лицо. У него глаза мертвеца! — пробормотала Эмилин.

— Никогда, никогда так не говори! — Тибби истово перекрестилась. — Ты не знаешь!.. — Она резко замолчала, широко раскрыв глаза.

— В чем дело? — Эмилин испугалась. Тибби в ответ лишь покачала головой. — Немедленно скажи мне все, что знаешь!

— Ax, госпожа! Говорят, что когда-то лорд Уайтхоук страшно согрешил и теперь должен нести епитимью! Иначе его душа будет вечно гореть в аду!

— Как согрешил? Кто говорит об этом?

— Мне рассказал дворецкий, да и Уот обмолвился, что граф не ест мясного, выполняя покаяние.

— Это-то я знаю. Но почему?

— И он построил монастырь, чтобы там молились за ее душу…

— Чью душу?! — Эмилин почти закричала, подавшись вперед.

— Рассказывают, что граф убил свою первую жену. Мать барона. — Тибби взглянула на девушку своими голубыми глазами.

— О Господи! — Эмилин склонила голову. — Я сердцем чувствую, что во всем этом есть доля правды. Граф и его сын ненавидят друг друга лютой ненавистью. Я не хочу вступать в такую ужасную, жестокую семью, Тибби! Как мне разорвать помолвку? И детям я нужна! Не могут же они жить с этим… бароном! — Эмилин внезапно поднялась и начала снова ходить по комнате, но уже не возбужденно, а задумчиво.

— Король повелевает, моя госпожа, и ты должна повиноваться! Для малышей лучше будет, если ты поступишь именно так. Может быть, после всех покаяний и молитв душа графа все-таки очистилась!

Эмилин задумалась. «Разве кто-нибудь сможет мне помочь, кроме меня самой? Должен же все-таки быть способ расторгнуть помолвку!»

— Послушай меня, девочка! Покорись королю и церкви! Это твоя женская доля, хотя нельзя не признать, что в последнее время судьба обходится с тобой очень и очень сурово. — Тибби помолчала. — Может быть, Уайтхоуку нужна именно твоя доброта и ласка? Все его дурные поступки в прошлом. И я надеюсь, что малыши проживут отдельно от тебя совсем недолго.

Эмилин нахмурилась и снова начала мерить шагами комнату. Внезапно она остановилась и искоса взглянула на Тибби.

— Надо найти способ вернуть детей. Даже если придется их украсть!

— Смотри, действуй осторожно, а то потом пожалеешь! — пробормотала Тибби.

— Мне совершенно безразлично, чего Уайтхоук ждет от своей будущей жены. Если я не придумаю способа избавиться от этого замужества, тогда я буду рисовать, заниматься живописью, стрелять из лука… делать все то, что я делаю сейчас. Он может терпеть это или не терпеть — мне все равно. Может быть, если я окажусь не в его вкусе, он разрешит мне уйти в монастырь.

— Это, конечно, не то настроение, с которым надо выходить замуж, но все равно это уже лучше! — Тибби со вздохом подняла глаза к небу.

Их разговор внезапно прервал громкий стук в дверь. Тибби распахнула ее — на пороге показалась молоденькая служанка.

— В чем дело, Джоан? — спросила Эмилин.

— Молодой барон, миледи… Он послал меня за вами, чтобы вы помогли ему с ванной…

— Что! — возмутилась Тибби. — Скажи его милости, что госпожа уже отдыхает! Да разве…

— Джоан, — прервала Эмилин. — Передай барону, что я иду. — Служанка стояла как вкопанная, широко раскрыв рот. — Иди, Джоан, да закрой рот, а то ворона влетит!

Когда дверь закрылась, Тибби, подбоченившись, гневно повернулась к Эмилин.