– Кстати, вы что-то слишком быстро вернулись. Похоже, в Данфермлайн вы так и не заглянули.

– Твоя правда, – кивнул Квентин. – Как раз когда мы были в Стобо, туда приехали два монаха из аббатства с письмом для пастора Хью от своего аббата. И я спросил о Джоне Блэре одного из монахов, оказавшегося его добрым знакомым. Так вот, твой друг сейчас без устали пишет историю жизни Уильяма Уоллеса.

– Ты не спросил, удалось ли ему что-нибудь выяснить о тех, кто предал Уилла?

– Как же, спросил. По словам монаха, сейчас несомненно известно только о лорде Ментейте, который послал своих слуг и стражников арестовать Уилла. Что до остальных, то, похоже, они мелкие сошки и искать их нет смысла.

– Меня интересует один человек – Лесли. И я намерен до конца выяснить его роль в этой подлой истории.

– Ты уверен, что он замешан?

– Да, уверен, – ответил Джеймс.

Только Лесли, отлично знавший про подписанное несколькими пленными повстанцами соглашение, мог послать кого-нибудь проследить за ним, когда он, сбежав из-под конвоя, отправился на поиски Уоллеса.

– Что касается наших властей, то они не собираются проводить никакого официального расследования по поводу выдачи Уоллеса англичанам, – продолжал Квентин. – У Хранителей королевства полно других забот. Например, они пытаются убедить короля Эдуарда, что новым Хранителем нужно назначить шотландского епископа.

– А что слышно о графе Каррике? – спросил Линдсей, памятуя о пророчестве Исабель, что Роберт Брюс в скором времени взойдет на трон.

– Летом он подтвердил свою присягу королю Эдуарду, но, по слухам, продолжает тайно помогать нашим горцам. Ни один бунтовщик еще не был пойман его руками. Эдуард не доверяет ему, как раньше, но не может ничего доказать, поэтому он назначил своего человека комендантом замка Килдрамми и велел Брюсу ему подчиняться и во всем отчитываться. Да, король определенно подозревает Роберта в тайных связях с непокорными шотландскими горцами.

– Что ж, возможно, мы обретем в его лице могучего союзника, – кивнул Линдсей, думая о секретном письме, которое хранил.

– Есть еще кое-что, о чем тебе следует знать, хотя тебя это очень расстроит, – после некоторого колебания заговорил Квентин, обеспокоенно переглянувшись с Патриком. – Англичане выставили на всеобщее обозрение останки Уоллеса.

– Я предполагал, что так будет, – с видимым спокойствием ответил Джеймс. – Где?

– Голову насадили на пику на Лондонском мосту, ноги и руки разослали по разным городам: в Ньюкасл-на-Тайне, Бервик, Стерлинг и Перт. И, знаешь, люди сразу принесли к останкам цветы. Только в Ньюкасле… – Квентин осекся и посмотрел на Патрика.

– В Ньюкасле англичане для пущего надругательства воткнули пику с рукой Уилла возле сточной канавы, – ответил тот. – Говорят, его палец все время показывает на север, на Шотландию, как пику ни поворачивай.

Джеймс со стоном сжал кулаки, не в силах больше сдерживать охватившие его скорбь и гнев.

– Мерзавцы! – прорычал он. – Уилл заслужил, чтобы его с почестями предали земле!

– Будь проклят кровопийца Эдуард! – добавил Патрик. – Уилла надо похоронить по-человечески.

– Это наш долг, – выдохнул Джеймс и, не помня себя, выбежал из кухни.


Пустую комнату, отведенную для ловчей птицы, освещал только красный свет жаровни. Нашептывая Гэвину ласковые слова, Линдсей думал о том, как горька и несправедлива жизнь. После разговора с друзьями он долго не мог прийти в себя и бродил по вершине утеса, подставляя ветру разгоряченное лицо. Постепенно ярость стала стихать, но на душе было сумрачно и одиноко.

Квентин и Патрик спустились по лестнице и, переговариваясь, смеясь какой-то шутке, прошли мимо его комнаты в поисках своих тюфяков для ночлега. Из комнаты Исабель не доносилось ни звука. Ее вообще не было видно после того, как она выбежала из кухни. «Наверное, уже легла спать», – подумал он.

Посмотрев на Линдсея круглыми блестящими глазами, Гэвин, до того сидевший на руке хозяина совершенно спокойно, распушил перья и поднял одну лапу, забавно балансируя на второй. Вид у него был глупый, но довольный.

В отличие от него Линдсей пребывал в страшном смятении. Погруженный в себя, он забыл об осторожности и с шумом вздохнул, а потом провел рукой по волосам – слишком резко для чуткой ловчей птицы; сокол испуганно вскрикнул и сделал выпад поднятой лапой.

Джеймс не обратил внимания на его выходку – ему не давала покоя мысль о посмертном надругательстве над казненным другом. Вновь и вновь перебирая в памяти события последних месяцев, он проклинал англичан за их неимоверную жестокость и глумление над мертвым, упрекал Уилла за безрассудную смелость и упрямство, с которыми тот преследовал англичан: он обязан был поберечь себя, прекрасно зная, что чаша королевского терпения не безгранична!

Но больше всего Линдсей мысленно казнил самого себя. Ведь именно он стал непосредственным виновником гибели Уилла – привел к нему соглядатаев, пусть и без злого умысла. Хотя беседа с Исабель немного смягчила терзавшее его чувство вины, он продолжал считать, что мог бы спасти Уоллеса, если бы был осмотрительней и вовремя обнаружил слежку. Теперь он в долгу перед памятью погибшего друга. И еще одна мысль мучила его: Исабель. Он вспоминал ее молящие глаза, и сердце у него обливалось кровью. Сколько страданий причинил ей его отказ! Но когда-нибудь она оценит жертву, принесенную возлюбленным, поймет, что он заставил ее вернуться к Лесли ради ее же блага, ведь, каким бы негодяем ни был этот английский прихвостень, он – дворянин, хозяин Уайлдшоу, он обеспечит ее безопасность гораздо лучше, чем лесной разбойник; к тому же, ценя ее пророческий дар, Лесли никогда не решится ее обидеть.

Но ей будет очень одиноко… И ему, Линдсею, тоже…

Он вскочил, внезапно ощутив, как остро ему не хватает Исабель. К чему лукавить перед самим собой? Он любит ее и всем сердцем хочет быть рядом с ней…

Увы, это невозможно. Их любовь принесет только новые беды и страдания… Он опять допустил непростительный промах, и вот результат! Затея с похищением Исабель могла сработать безупречно, если бы он с самого начала не распускал язык, не разговаривал с ней, не посвящал в свои намерения. Чего уж проще: похитил заложницу, обменял ее на другую и был таков. Нет, вместо этого он дал волю чувствам и все испортил. Теперь его сердце разбито, а любимая достанется другому…

Понурившись, Линдсей посадил сокола на шесток, снял перчатку и пошел наверх к себе в спальню. Войдя, он огляделся: полупустая и темная комната показалась ему особенно холодной и мрачной. Холодом веяло и от кровати, на которой еще так недавно они с Исабель любили друг друга… Он повернулся к входу в смежную комнату и прислушался.

Исабель была там – из-за криво повешенного над дверным проемом плаща, заменявшего занавеску, доносилось знакомое похрапывание. «Опять она повернула голову набок», – подумал он с нежностью. О, будь он рядом, о безмятежном сне Исабель пришлось бы забыть…

Он вошел в ее спальню, встал на колени возле кровати, осторожно поправил Исабель голову, чтобы она не храпела, и замер, потрясенный ласковой бархатистостью ее кожи и красотой бледного, освещенного луной лица в обрамлении черных кудрей.

В крови тотчас вспыхнуло страстное желание. Вызванное не столько томлением плоти, сколько потребностью пробудившегося сердца, оно лишь усилило смятение, царившее в душе Линдсея, – он не привык ни в ком нуждаться.

В памяти всплыло пророчество Исабель о том, что властелин ветров будет взят в плен. «Это уже произошло, милая, – подумал он, – и враги здесь ни при чем. Я попал в полон к тебе, моя любимая прорицательница, еще в Аберлейди, с первого же взгляда».

Он порывисто наклонился и коснулся губами ее рта, податливого, источающего сладость, потом быстро поднялся с колен и ушел к себе.

В эту ночь его ложе показалось ему просто ледяным.


Бледный свет зари еще только пробивался сквозь холод и мрак ночи, а Исабель и трое других обитателей древней башни, молчаливые, сосредоточенные, уже споро шагали между холмами по извилистой лесной тропинке к дому Элис. Впереди Линдсей, за ним Исабель с соколом на левой руке, а замыкали маленькую процессию Квентин с Патриком. За всю дорогу ни один из четверых не проронил ни слова.

Когда до цели их путешествия оставалось уже совсем немного, Исабель дрогнула и замедлила шаг. Ей захотелось повернуться и убежать обратно, в надежное укрытие на вершине утеса. Увы, она не могла смалодушничать: от ее встречи с пастором Хью зависело слишком многое.

Она взглянула на сокола. Гэвина пришлось захватить с собой – оставшись на целый день один, он мог опять отвыкнуть от человека; Исабель попросила разрешения его нести, Линдсей неохотно позволил, и теперь Гэвин спокойно сидел у нее на перчатке, то и дело стреляя по сторонам пронизывающим взглядом круглых глаз. В предрассветной мгле казалось, что от них исходит свет. «Хорошо, что Джейми перед уходом его как следует накормил», – подумала Исабель и стала тихонько разговаривать с птицей, как это делал ее наставник.

Шедший впереди Линдсей бросил на нее настороженный, пронизывающий, как у хищной птицы, взгляд и отвернулся. Из закрепленных у него на спине ножен выглядывала рукоятка палаша, в руке был лук (снятая и сложенная в несколько раз тетива висела у пояса), на голове – капюшон, собранный из металлических колечек, как кольчуга, грудь и плечи закрывали кожаные доспехи. Так же были экипированы и его товарищи.

«Они приготовились к бою», – догадалась Исабель, и ей стало страшно: неужели этим прекрасным, сильным, благородным людям придется за нее сражаться? Что ждет ее впереди?

Она в который раз пожалела, что провидческий дар не позволяет ей заглянуть в собственное будущее. Впрочем, похоже, от него вообще мало толку: вот Джеймс, например, не поверил предупреждению о грядущей опасности… Исабель грустно вздохнула, оглядывая его широкую спину и тускло блестевшую рукоятку палаша. Предосторожности, к которым прибегли мужчины, только усилили ее тревогу.

Впереди показался просвет между деревьями, это была поляна, на которой стоял дом Элис. Линдсей махнул рукой, приказывая всем остановиться, и оглядел поляну.

– Священника что-то не видно, – сказал он. – Но остальные нас ждут.

Исабель выглянула из-за него и увидела несколько темных силуэтов.

– Пойдемте, – позвал Джеймс и двинулся к ним.

– Но пастор Хью настаивал на встрече один на один! – воскликнула Исабель, спеша за ним.

– Элис решила, что тебе не помешает шесть человек охраны, и я с ней согласен, – буркнул он. – А священник будет один, так что условие наполовину соблюдено.

Едва маленькая процессия вышла из-за деревьев, как к ней бросилась Элис, позади которой во дворе дома стояли Юстас, Генри Вуд и Джорди Шоу.

Добрая тетушка Линдсея с такой теплотой заключила в объятия Исабель, что у той слезы навернулись на глаза. Женщины негромко обменялись приветствиями, и Элис радостно облапила племянника.

Непривычный к новым людям Гэвин тут же забился в припадке, и, пока остальные здоровались, Исабель пришлось его успокаивать. Наконец, не без помощи Линдсея, ей это удалось. Водрузив своенравную птицу на руку, она подняла глаза и расплылась в счастливой улыбке: перед ней стоял и с умилением смотрел на нее старый надежный друг и помощник Юстас. Они не виделись с тех пор, как ее лошадь, испугавшись боя, унесла ее в лес.

– Юстас, дорогой, ты прекрасно выглядишь! – Исабель поцеловала его в худую морщинистую щеку. – Если б ты знал, как я рада нашей встрече!

– Да и ты, девочка моя, выглядишь гораздо лучше, чем раньше, – улыбнулся он. – Похоже, жизнь в лесу среди разбойников пошла тебе на пользу: на щеках розы, глаза блестят, красавица, да и только.

Исабель вспыхнула и украдкой бросила взгляд на Джеймса. Он стоял неподалеку и тоже наблюдал за ней.

– Разве ты забыл, что меня ранили? Мне было очень плохо, – поспешила объяснить она. – А теперь раны зажили, я отдохнула, пришла в себя, вот и весь секрет моей красоты. А как ты жил в Стобо?

Юстас в нескольких словах ответил на ее вопрос, потом к нему за чем-то обратился Генри Вуд, и они вдвоем отошли. Исабель проводила их довольным взглядом: по-видимому, они сдружились, и ей это нравилось.

Кто-то тронул ее за плечо. Она обернулась. Перед ней стоял юный Шоу, бледный, с повязкой вокруг патлатой головы.

– Джорди! – обрадовалась Исабель. – Ну и заставил же ты меня поволноваться! Какое счастье, что ты снова с нами!

– Да уж, – заулыбался мальчик. – Когда пошли разговоры, что нам, может быть, придется драться с англичанами за вас с Маргарет, я сразу сказал нашим, чтобы взяли меня с собой. Они, конечно, сначала отнекивались, но потом сдались и уступили.

– И совершенно напрасно, – вмешался в их разговор Линдсей, прервав беседу с Элис. – Приказываю тебе остаться здесь, с моей тетей, на случай, если ей понадобится защита.