Ах, в последний раз!.. Чувство самодовольного удовлетворения охватило Меррика. Он провел пальцем по изящно очерченному подбородку саксонки. Во сне она прижалась к нему. Можно не сомневаться, — упрямая девчонка, бодрствуя, никогда не позволила бы себе прижаться. Но в последний раз он доставил ей такое особенное наслаждение, что она прижалась к нему, забыв обо всем на свете…

Меррик прикоснулся губами к круглому теплому плечу, а когда поднял голову, то увидел, что Алана проснулась и смотрит ему прямо в глаза.

Какой желанной показалась она ему в это утро! Но рыцарь постарался позабыть о желании, заметив враждебный взгляд саксонки. Однако, увидев Алану без всякой одежды, он кое о чем вспомнил…

По правде говоря, Алана удивилась, что Меррик оставил ее в покое. О, как боялась она наступления нового дня, задаваясь вопросом, сможет ли смотреть на Меррика, не вспоминая все, что он проделывал ночью, — псе, что она позволила ему проделывать!

Алана наблюдала за Мерриком. Он встал и потянулся, беззастенчиво явив ее взгляду свое сильное тело с бесстыдно возбужденным членом. Сердце у нее отчаянно забилось, щеки залил румянец.

Алана молча вознесла благодарственную молитву, когда он стал одеваться, но слегка удивилась, увидев, что он направился к сундукам.

— Раз у тебя, к сожалению, нет нарядов, саксонка, то я привез тебе из Лондона… — он начал выгружать на постель один за другим отрезы восхитительных тканей. — И еще вот это, — на гору тканей лег тяжелый шерстяной плащ.

Алана медленно поднялась, прижимая к груди отрезы. В изумлении смотрела она на Меррика. Рука невольно потянулась к плащу. Да плащ же подбит мехом!

— Ну, саксонка! — Меррик пристально посмотрел на нее. — Заслуживают ли мои старания хоть одного слова твоей благодарности? Или вместо благодарности ты посмеешься над моей щедростью?

Алана вспыхнула, потому что такую насмешку нельзя было оставить без ответа. Она прикусила губу, раздумывая, как высказать, что лежит у нее на сердце, и при этом не обидеть рыцаря.

— Я… я благодарна, — сказала она наконец. — Я и мечтать не могла, что когда-нибудь буду обладать таким великолепием, — она погладила мех плаща и заставила себя посмотреть Меррику прямо в лицо, — но я хочу попросить тебя кое о чем, и это я предпочла бы всем самым прекрасным вещам на свете.

Рыцарь настороженно смотрел на нее. Он сложил руки на своей широкой груди, негодуя и удивляясь, ради чего она могла бы отвергнуть его подарки.

— Что же это, саксонка?

Он рассердился. Алана поняла это по тому, как напряженно прозвучал его голос, но слишком поздно было отступать.

Я прошу разрешения навещать Обри.

Последовавшее молчание, казалось, длилось вечно. Алана отважилась взглянуть на Меррика — но только для того, чтобы сразу же пожалеть об этом. Его лицо застыло в гневе, глаза метали молнии.

— Ты с ума сошла, если думаешь, что я соглашусь! — заявил он.

Обри же старик! Я хочу быть уверенной, что с ним все в порядке!..

— Я уже говорил тебе, саксонка, о нем заботятся. Поверь мне на слово!

Алана возмущенно воскликнула:

— А если не поверю?

— Поверишь, — рыцарь принужденно улыбнулся, глаза, холодные, как зимнее море, застыли, остановившись на ней. — А теперь, саксонка, пожелай мне божьего благоволения, чтобы я мог встретить новый день в хорошем расположении духа.

Он подошел к кровати и наклонился, но Алана увернулась от поцелуя, который он намеревался запечатлеть на ее устах.

Меррик выпрямился.

— А! Мне следовало бы догадаться: ты из тех женщин, которые норовят запретить себя касаться, чтобы выторговать желаемое. Но это не охладит мой пыл, саксонка!

Холодный взгляд Аланы встретился с его ледяным взором.

— Конечно, я из таких женщин, — сурово подтвердила она. — Однако, по твоему мнению, мое тело не принадлежит мне!

— Ты способная ученица, — его губы изогнулись в насмешливой улыбке. — Это мне нравится. Очень нравится, — он повернулся и вышел из комнаты.

Алана сжала руки так, что ногти впились в ладони. Лишь огромным усилием воли она удержалась от гнева и горьких слез. О, как она ненавидит этого норманна! Хотя, по правде говоря, неудивительно, что он так доволен ею… и самим собой! Ох, если бы только она не была такой слабой… и такой глупой! Тут он был прав; она боялась неведомого, и из ее слабости извлек он свою победу, получив все, что хотел. И она позволила ему это сделать!

Яростная решимость зарождалась в сердце. Больше этого не повторится, поклялась она. Никогда больше не разделит она с ним блаженство. Один раз она сдалась — всего один раз! — но никогда больше норманн не одержит над ней такой легкой победы! Раздался стук в дверь.

— Господин приказал нам принести вам горячую воду, — послышался голос служанки. — Он велел поторопиться, чтобы вода не остыла.

Алана хотела было отказаться: ей не нравилось подчиняться указаниям повелителя! Но в конце концов она решила не отказываться и несколько минут спустя порадовалась, что согласилась. Горячая ванна доставила ей радость.

Она как раз закончила одеваться, как дверь распахнулась, Алана обернулась с дрогнувшим сердцем, подумав, что, конечно же, это Меррик. Кто еще мог войти без стука? Но это была Сибил. Она влетела в спальню Меррика, как в свою собственную.

— Алана, я пришла за иголками, которые ты брала у Женевьевы, — Сибил резко остановилась, заметив гору тканей, все еще лежавших на постели.

Она поджала губы и сразу же стала похожа на Ровену, свою мать. Без лишних слов Сибил протянула руку к груде отрезов и обернулась к Алане.

— Что это? — поинтересовалась она.

Алана прикусила губу. Как ответить, чтобы Сибил не рассердилась и не позавидовала? Но ничего не оставалось, как только сказать правду.

— Меррик привез отрезы из Лондона, — прошептала она.

— Для тебя, Алана? — сварливо произнесла Сибил.

Алана, помолчав, непринужденно ответила:

— О, я уверена, для нас обеих! На самом деле я просто не знаю, что делать с таким количеством отрезов! — она улыбнулась. — Отец всегда говорил, что, в отличие от меня, ты искусная швея. Так что, пожалуйста, Сибил, возьми, какие захочешь.

Глаза Сибил блеснули.

Благодарю, Алана. Я так и сделаю, — она вытянула из кучи четыре отреза, и среди них один ярко-голубого цвета, который так нравился Алане…

«Зависть — проклятие дьявола, мать всегда так говорила!» — поругала себя Алана.

В следующее мгновение Сибил выскочила из комнаты с полной охапкой выбранных ею тканей. Не успела она уйти, как на пороге появилась Женевьева, на лице ее застыло странное выражение.

— Алана, — сказала она, — мне кажется, Меррик все эти ткани привез для тебя.

Алана удивилась. Она не подумала, что Женевьева может оказаться поблизости, но похоже, сестра Меррика слышала их с Сибил разговор. Алана покачала головой и тихо проговорила:

— Я знаю. Но ведь Сибил нужно новое платье не меньше, чем мне, — она помолчала. — Сибил потеряла гораздо больше, когда пришли норманны: все свое имущество, и мать, и отца. Ей было нелегко в одно мгновение превратиться в служанку, тогда как всю жизнь она была леди. И я не стану лишать сестру каких-то небольших радостей.

Неловкая тишина повисла в воздухе. Алане показалось, что Женевьева недовольна ее ответом, но в конце концов женщина улыбнулась:

— Алана, это большая редкость — встретить такого доброго человека, как ты!

Алана вспыхнула, но ничего не сказала. Женевьева посматривала на нее испытующе. Стыд захлестнул Алану, как только она поняла: Женевьева прекрасно понимает, что произошло ночью между ней и Мерриком.

Но Женевьева не стала говорить об этом, а, склонив голову к плечу, поинтересовалась:

Я зашла спросить, не хочешь ли ты поехать со мной в одну деревню к югу от замка. День выдался теплый и ясный, хотя стоит зима, а одна из служанок сказала, что в Фенгейте хороший рынок. Мне бы хотелось развлечь себя покупками. Что ты скажешь?

Алана была уверена, что Меррик не одобрит затею сестры, и только потому ответила согласием. И в самом деле, стоило им с Женевьевой выйти во двор, как они столкнулись с явным неодобрением лорда Бринвальда. Меррик давал указания норманнским воинам и пленным саксам насчет строительства ограждения. Он сразу же повернулся к появившимся во дворе женщинам. Алана оцепенела, когда он немедля направился к ним. Он обратился к своей сестре: — Тебе нужна моя помощь, Женевьева?

— Нет, — нежно улыбнулась ему сестра. — Но раз уж ты здесь, не мог бы ты приказать заложить для нас повозку? Мы с Аланой решили съездить на деревенский рынок в Фенгейт.

Меррик нахмурился:

— Мне некогда сопровождать вас…

— А мы и не собирались мешать тебе, — быстро ответила Женевьева. — Ты мог бы послать с нами кого-нибудь из саксов: человека, которому можно доверять и кто был бы способен защитить нас в случае необходимости и в то же время знал бы здешние места.

Алана едва сдержала возглас удивления, когда молодая дама указала на Радберна.

— Вот этого человека, — заявила она совершен но невозмутимо. — Он достоин доверия, Алана?

Алана вздернула подбородок. Хоть раз доведется ей испытать чувство упрямого удовлетворения, потому как сейчас Меррик потерпит поражение.

Это очень надежный человек, — выразительно заявила она, хорошо зная, каким дьявольски мрачным станет лицо Меррика, когда он услышит ее ответ.

Меррик сделал Радберну знак приблизиться.

— Я не разделяю уверенности моей сестры, — напряженно произнес он, — но позволю ей поступить, как заблагорассудилось госпоже. Отвезешь дам на рынок в Фенгейт и все время неотлучно будешь при них. Однако хочу предупредить: если хочешь заслужить мое доверие, ты должен доказать свою преданность. Так что на твоем месте я бы не пытался бежать и постарался, чтобы ничего дурного не случилось.

Алана затаила дыхание, так как вдруг необычайное напряжение повисло в воздухе. Лицо Радберна стало таким же разъяренным, как и у Меррика, и на одно леденящее душу мгновение ей показалось, что сакс сейчас обрушится на норманна. Но Радберн всего лишь склонил голову, и его губы слегка искривились, когда он произносил:

— Как вам угодно, милорд.

Меррик, бросив на него долгий взгляд, отошел.

Спустя некоторое время они усаживались в повозку. Радберн взял в руки вожжи. Женевьева расположилась между ним и Аланой. Когда Бринвальд уже оставался позади, Алана почувствовала странное покалывание кожи на затылке. Помимо своей воли повернула она голову, оглянувшись через плечо.

Меррик стоял у въезда в замок и смотрел им вслед. Даже на расстоянии остро ощущалось его раздражение. На кого оно было направлено: на нее ли, Женевьеву или Радберна — она не знала, скорее всего, на них всех вместе.

Повозка катилась по неровной дороге, Женевьева непринужденно болтала, задавая вопросы и Алане, и Радберну и упоминая вскользь свою семью. Сначала Радберн отвечал нехотя и натянуто. Алана понимала, что он не доверяет вдове норманна. Но Женевьева разговаривала с ним вовсе не как с рабом или слугой. По манерам и речи Радберна она поняла, что он не виллан, несмотря на изорванную и грязную одежду. Женевьева беседовала с ним как с равным, и Алана восхищалась этой женщиной еще больше. Обаяние и чистосердечность Женевьевы заставили Радберна смягчиться.

Незаметно исчезли и все тревоги Аланы, по крайней мере на некоторое время. Несмотря на то, что воздух был холодным и влажным, солнце светило ярко, а небо было ясным, как в теплый весенний день.

В Фенгейте они бродили по узким извилистым улочкам, внимательно рассматривая выставленные на продажу товары. Радберн неотступно следовал за ними. Женевьева морщила нос, когда они проходили мимо загона с коровами. Алана же только смеялась.

После полудня они проголодались. По настоянию Женевьевы все трое разделили между собой каравай свежеиспеченного хлеба и кольцо горячей и ароматной колбасы. Некоторое время спустя Алана стояла позади Женевьевы, спорившей с торговцем о цене изящно вышитой, белой с золотом, головной повязки. Наконец Женевьева, улыбаясь, повернулась к Алане, радуясь, что отстояла свою цену.

— О, Алана, не правда ли, очень красивая вещь? Она напоминает мне ту повязку, что была у меня в девические годы…

Закончить фразу Женевьева не успела. Грязная рука схватила ее за руку выше локтя и резко развернула. Алана выпрямилась, но и ее постигла та же участь — твердая мужская рука толкнула так, что она чуть не упала на Женевьеву. Раздался гортанный смех:

— Что одна, что другая, обе аппетитные курочки, а, Этьен?

Алана похолодела. Этьен! Норманны, в ужасе поняла она. Теперь уже трое здоровенных дюжих парней окружали их. От них разило потом и элем. Алана лихорадочно огляделась. Боже милостивый, где же Радберн? Не мог же он их бросить! Мелькнула мысль, что, вероятно, Меррик был прав в своих подозрениях, и Радберн воспользовался удобным случаем и бежал…