Саманта Джеймс - Пророчество любви

— Жаль, нет еще одной, — самый громадный из троицы ухмыльнулся, обнажив в улыбке гнилые зубы. — Но неважно! — он показал на Женевьеву.

— Я займусь этой девкой, а потом вы можете взять ее по очереди, пока я буду развлекаться с другой, — он осклабился, поглядывая на Алану, которая заметно побледнела.

Лицо Женевьевы тоже стало мертвенно бледным.

— Оставьте нас в покое, — приказала она, безуспешно пытаясь скрыть дрожь в голосе. — Иначе пожалеете! Потому как мой брат Меррик…

— О чем я жалею, — перебил ее другой, — так — это, что мы не заметили вас раньше. Давайте-ка не будем больше терять зря времени, а…

Продолжить он не успел. Темной массой кто-то метнулся из-за их спин, сбив с ног того норманна, что стоял ближе к Женевьеве. Она вскрикнула и уцепилась за Алану, оттаскивая ее в сторону. Только тогда Алана узнала Радберна в их заступнике.

Она пронзительно закричала.

— О, Господи! Он не вооружен! А их трое!

Двое других норманнов надвигались на Радберна. Они усмехались, словно радуясь возможности убить еще одного сакса. Послышался звук меча, извлекаемого из ножен одного воина, а второй вытащил из-за пояса зловеще блеснувший кинжал.

Хотя движения норманнов были медлительными из-за обильного количества выпитого спиртного, все равно они представляли для невооруженного человека смертельную опасность. Медленно начали головорезы кружить вокруг Радберна. Обе женщины вскрикнули, когда Радберн отпрыгнул в сторону, чтобы уклониться от кинжала, но невредимым ему ускользнуть не удалось: клинок прорезал рубаху. Сердце Аланы сжалось, когда сквозь ткань просочилась тонкая струйка крови.

Но Радберна не так-то просто было сломить. Стремительный взмах ноги — и меч упал на землю. Радберн выбросил вперед кулак, и тяжелый удар обрушился на челюсть норманна. Если бы обстоятельства не были столь ужасны, Алана рассмеялась бы, увидев ошарашенное выражение лица норманна, тяжело осевшего на землю.

Но тот момент, когда Радберн отвернулся от оставшегося стоять норманна, дорого ему стоил. Алана пронзительно закричала, когда дюжий норманн вонзил кинжал в спину сакса, выгнувшегося от боли. Но Радберн быстро оправился, и заехал в живот нападавшего. Тот согнулся пополам, затем выпрямился в бешеном рывке.

Оба покатились по земле в яростной схватке. Кто-то вскрикнул: то ли Алана, то ли Женевьева, но от ужаса сжалось горло у обеих, когда лезвие кинжала опустилось… раз… другой… третий…

Норманн свалился замертво, и все стихло.

Колени у Аланы подгибались. Рядом всхлипывала Женевьева. Сквозь застилавшую глаза пелену Алана увидела, как Радберн встал, шатаясь, и направился к ним. Она обняла Женевьеву и рванулась к Радберну, но ему удалось сделать всего лишь один шаг.

Он был жив… но очень близок к смерти.

Как только они въехали во двор замка, Женевьева хлопнула в ладоши:

— Эй, вы там! Ты и ты! Отнесите этого человека в комнату рядом с моей… не так! Осторожнее! Он ранен. Смотри, парень, потише, а то он истечет кровью!

Радберна, потерявшего сознание, унесли. В комнате наверху, пока Алана бегала за травами и снадобьями матери, Женевьева сняла с пострадавшего окровавленную рубаху. Осмотрев раны Радберна, обе женщины судорожно вздохнули. Кроме глубокого разреза у лопатки, страшная рана была и на другом плече, и на боку зияла еще одна…

Алана быстро сделала снадобье, чтобы раненый заснул, так как две из трех ран были очень глубокими, и нужно было их сшивать. Она содрогнулась. Много раз ей доводилось видеть, как делала это мать, но самой ни разу не приходилось сшивать раны.

Она старалась закончить все как можно скорее. Капельки пота выступили на лбу. Сделав последний стежок, Алана перепела дух.

Женевьева взглянула на ровный ряд стежков.

— Отличная работа, — похвалила она.

Алана смочила салфетку в чистой воде и отерла лицо Радберна. Нахмурившись, приложила она тыльную сторону ладони к его лбу.

— Жара нет, но он бледен, как полотно, — сказала она, покачивая головой и закусив губу.

Теперь, когда самое трудное было позади, весь ужас того, что чуть было не произошло, и того, что произошло, обрушился на нее сокрушительным ударом.

— Это я во всем виновата! Я… я сказала, что Радберн — очень надежный человек, потому что знала: Меррику не хотелось бы, чтобы он сопровождал нас, — от страха у Аланы сжалось сердце. — Господи, а вдруг он умрет? — голова у нее закружилась.

Женевьева подтолкнула поближе стул, нажала ей на плечо и заставила сесть.

— Алана, мои познания в искусстве врачевания не так обширны, как твои, но посмотри: ему уже сейчас лучше!

Алана опустила взгляд. Радберн лежал спокойно, тихо — так тихо, словно… «Нет, — подумала она, — о, нет! Нельзя даже думать о смерти».

— Теперь нужно старательно ухаживать за ним, — тихо произнесла она, — особенно в первые дни. Он должен как можно больше спать, а раны следует перевязывать чистой тканью и менять по вязку по крайней мере раз в день.

— Он не умрет, — уверенно произнесла Женевьева. — Ты сумеешь его выходить.

Алана склонила к плечу голову.

— Вы мне доверяете, — медленно проговорила она. — Почему? Другие относятся ко мне с недоверием, даже те, кто принадлежит к моему народу…

Ни одна из женщин не заметила Меррика, притаившегося у двери. Странное чувство бушевало в его душе, и он не мог совладать с ним. Конечно, Меррик не завидовал Радберну. У каждого рано или поздно появляется шанс испытать судьбу. Раны Радберна были серьезны, но в том, что великан-сакс выживет, Меррик не сомневался. Сам он не раз бывал ранен, и гораздо сильнее, однако же выкарабкивался. Могущественный лорд Бринвальда досадовал на то… что внимание Аланы было поглощено Радберном в гораздо большей степени, чем повелителем, овладевшим ею прошлой ночью.

Меррик был чрезвычайно зол на самого себя… и на Алану.

В глубине души Меррик был собой недоволен: такая мелочность прежде ему не была свойственна. Он нахмурился при мысли, что ревнует. Но трудно было отрицать очевидное. Меррик испытывал сердечную муку, видя Алану рядом с этим человеком: ее маленькую белую ручку на его лбу, озабоченное и опечаленное выражение лица… Она никогда не бывала такой с ним! По правде говоря, мрачно признал Меррик, этого и не могло случиться! Ведь Алана презирала его, как никого другого.

Он подошел к сидевшим у постели женщинам. Стоя рядом с Аланой, Меррик глянул на Радберна с бесстрастным выражением лица.

— Он останется в живых?

От его взгляда не ускользнуло, что плечи Аланы как бы одеревенели, стоило ему войти в комнату. Ответила Женевьева;

— Похоже, что так, хвала Всевышнему! Сейчас он спокойно спит благодаря снадобью, приготовленному Аланой.

— Значит, ее присутствие у постели больного вовсе не обязательно, — Меррик направился к двери. — Пошли, саксонка!

Алана съежилась. Она продолжала омывать лицо Радберна, словно не слышала ни одного слова, сказанного лордом.

— Саксонка!

Алана не ответила. Лицо у нее было взволнованным, и на нем отчетливо отражалось нежелание повиноваться, в то время как черты Меррика оставались бесстрастными.

Женевьева украдкой глянула на брата, и одного взгляда на его окаменевшие скулы оказалось достаточно, чтобы она успокаивающим жестом положила руку на плечо Аланы.

— Все в порядке! Я останусь с Радберном на ночь. Если потребуется помощь, я пошлю за тобой, обещаю.

Алана и бровью не повела.

— Нет нужды так вам беспокоиться, Женевьева. Я останусь.

— Саксонка, сколько нужно повторять? Идем! Женевьева пришла в отчаяние. Она низко наклонилась к Алане.

— Прошу тебя, Алана, иди! — прошептала она. — Мой брат многое может стерпеть от меня, но даже я не осмелилась бы ему сейчас перечить.

Алана сжала губы и нехотя кивнула. Она уважит просьбу Женевьевы, но что касается Меррика, гори он на костре, ей до этого дела нет.

Вздернув подбородок, она встала и проследовала мимо лорда, не удостоив его ни взглядом, ни словом.

Меррик не отставал от нее ни на шаг, когда они шли по коридору. Как только дверь комнаты захлопнулась, Алана резко повернулась к нему и дала волю своему гневу.

— Ты совсем лишен сострадания? В тебе нет ни капли ни доброты, ни Милосердия?

Глаза Меррика сверкнули.

— На твоем месте, саксонка, я бы поостерегся. Сегодня вечером настроение у меня не самое хорошее.

Алана бросила на него испепеляющий взгляд.

— И у меня тоже, норманн!

Не обращая на нее внимания, Меррик отстегнул меч и снял рубаху. При виде широкой, поросшей волосами груди Алана почувствовала, как сжалось у нее сердце в предчувствии опасности. Голый по пояс, Меррик казался более грозным, чем когда-либо. Ее взгляд метнулся от его обнаженного торса к постели и обратно.

Коварная улыбка заблуждала на губах рыцаря.

Алана сжала руки в кулаки, ногти вонзились в ладони. Боль придала ей храбрости, и она заговорила:

— О, сколь же эгоистичен ты! Человек лежит раненый, а ты думаешь только о своих удовольствиях!

— А ты дурочка, если мечтаешь усовестить меня, саксонка! Если бы ты не вела себя со мной так вызывающе, я, быть может, и оставил бы тебя в покое, но не сейчас! Ты сама но #сем виновата. И я хотел бы знать, саксонка… ты ляжешь со мной по своей воле… или…

Глаза Аланы гневно сверкнули.

— Никогда! — твердо заявила она. — Никогда я не лягу с тобой по своей воле.

В мгновение ока он оказался перед нею. Улыбка исчезла с его лица.

— Ну что ж, жаль, — сурово произнес Меррик, — потому что все-таки тебе придется разделить со мной ложе!

В его глазах она прочла свой приговор. Лорд-завоеватель сорвал с нее одежду. Задыхаясь, Алана не сопротивлялась, мысли путались. Не успела она протестующе вскрикнуть, как он уже нес ее на постель.

Поцелуй был властным и требовательным, им Меррик как бы скреплял свое право обладания ею. Язык снова и снова проникал в рот, в то время как тяжелое и сильное тело вжималось в нее.

Панический страх, какого Алана никогда прежде не знала, разрастался в ее душе неудержимо. Наконец ей удалось высвободить свой рот. Невыразимо разъяренная, она утратила всякую осторожность и способность здраво мыслить.

— Нет, — выкрикнула она. — Нет! Я не позволю! Ненавижу тебя, слышишь? Я тебя ненавижу!

Меррик выругался. Она просто создана для мужских рук — его рук! Она самим Господом Богом предназначена для любовных утех и наслаждения — его наслаждения!

Взгляды скрестились — горящих зеленых глаз и холодно-голубых.

— Значит, вот как, саксонка! — гневно проговорил он. — Ладно, черт тебя побери, саксонка! Ты заставляешь меня брать силой то, что может быть получено иначе. Ты сама искушаешь меня применить силу! Искушаешь до умопомрачения! Однако же сегодня я найду больше радости в кубке эля, чем в обладании тобою.

Меррик поднялся и глянул на Алану. Словно окаменевшая, она лежала неподвижно, со сжатыми губами.

— Не забывай, саксонка, в следующий раз удача отвернется от тебя. Ты будешь мне служить. По-всякому. Твоя обязанность — доставлять мне усладу, не гнев! Не забывай об этом!

Меррик ринулся прочь из спальни.

На следующий день состояние Радберна не улучшилось, но и не ухудшилось. Признаков жара тоже не было. Алана осторожно расценила это хорошим признаком, хотя предупредила Женевьеву, что слишком рано предсказывать исход событий.

Утром она показывала Женевьеве, как мать учила ее очищать рану и накладывать целебную мазь. Этим они и занимались, когда Женевьева вскользь спросила, как обошелся с ней Меррик накануне.

Алана заколебалась.

— Он был рассержен, — произнесла она, явно чувствуя себя неловко. — Где спал… я не знаю.

Слабая улыбка заиграла на губах Женевьевы.

— Он ревнует, Алана! Клянусь Богом, ревнует! Алана не поняла, чему так обрадовалась Женевьева. Она промолчала, но засомневалась, что все дело в ревности. Разумеется, горько решила Алана, Меррик считает ее своей собственностью — добычей! — и только поэтому так разгневался.

Некоторое время спустя Алана глянула на Радберна и Женевьеву. Радберн спал, и Женевьева тоже заснула. Сидя на стуле рядом с кроватью, она склонила голову в позе, которая показалась Алане очень неудобной.

Саксонка мягко потрясла ее за плечо. Женевьева сонно заморгала. Алана покачала головой:

— Вы не спали всю ночь, так ведь? Женевьева лишь слабо улыбнулась в ответ. Алана указала на дверь:

— Идите в свою комнату и отдохните, — твердо сказала она. — Я останусь с Радберном до вашего возвращения.

Женевьева встала и порывисто обняла Алану за плечи:

— У тебя сердце ангела!

Женевьева ушла. Алана села на стул у изголовья кровати Радберна, но неизбежно мысли ее вернулись к Меррику… Она не видела его с тех пор, как за ним захлопнулась дверь вчера вечером. А что, если он застанет ее здесь? Не успела она об этом подумать, как в дверном проеме показался Меррик — такой высокий, что его темноволосая голова почти касалась притолоки. Алана вскочила, виноватый румянец отчаянно заливал щеки.