Саманта Джеймс - Пророчество любви

— Да, — еле слышно произнесла она. — Ты… ты возьмешь меня… в свою постель.

Меррик пристально смотрел на девушку. Если б он был оскорблен ее ответом, то немало посмеялся бы. До сих нор женщины, которых он брал, как выразилась саксонка, «в свою постель», получали удовольствие, а не муки и страдания. Но эта явно считала, что подвергнется мучениям.

Когда Алана открыла глаза, Меррик увидел и них лютую ненависть. Она, видимо, не собиралась сдаваться добровольно.

Внезапно, неудержимая ярость охватила его. Саксонка считает его зверем, так не пора ли ему и вести себя, соответственно!

Меррик небрежно дернул ее за рукав.

— Твоя одежда оскорбляет мой взор. Сними-ка свои лохмотья.

Рот у Аланы приоткрылся… и сразу же она резко закрыла его.

— Я… я не сниму!

— А я говорю, снимешь, — он был так же угрюм, как она упряма.

— А если не сниму? Ты изобьешь меня, как избили Радберна твои люди?

Меррик скрипнул зубами.

— Во имя Господа, девушка, ты слишком долго испытываешь мое терпение. Ты сделаешь все, что я велю! Но пока что я прошу тебя — Впрочем, нет, я приказываю снять одежду.

— Я не спи…

— Ну ладно! Ты не позволяешь мне насладиться твоим телом, — он безжалостно отметал отказ, готовый сорваться с ее губ. — Ты отказываешься разделить со мной ложе. «Пожалуйста! Пожалуйста, не надо!» Хорошо, ты можешь не допускать меня до своего тела, но почему бы тебе не позволить мне хотя бы посмотреть на него?

— Бог тебе судья, норманн!

— О, вот это великодушно с твоей стороны! Мои люди думают, что ты ведьма, а вы, саксы, относитесь ко мне, как к самому дьяволу. Так что мы квиты, не так ли? А сейчас, саксонка, раздевайся, и побыстрей. Не мешкайте, леди!

Тон его голоса исключал неповиновение. Медленно, скованно Алана наклонилась, стянула подвязки, потом чулки. Затем сбросила юбки, а следом — ветхую рубашку. Руки девушки дрожали, когда она освобождалась от последнего покрова наготы. Наконец она оказалась совершенно обнаженной — обнаженной… и смущенной.

Ничто не ускользнуло от взгляда холодных и колких глаз. В течение бесконечно долгих секунд он смотрел на нее, сколько хотел, не оставив без внимания ни одну подробность. Осмотр, учиненный им, обжигал Алану чувством стыда. За всю жизнь только мать видела ее безо всякой одежды. Никогда прежде не приходилось ей испытывать такой жгучий стыд. Алана закрыла глаза. Меррик улыбнулся.

— Что бы ты сказала, саксонка, если бы я попросил тебя сделать то же самое со мной? Ее глаза распахнулись.

— Что? — выдохнула она. — Раздеть тебя?

— Да.

Неопределенный звук вырвался из груди Аланы, она сама не знала, почему. Алана представила, как освобождает от одежды его мускулистое тело, как прикасается… Желудок у нее странно сжался. Она содрогнулась, не сознавая, что руки сами по себе поднялись, прикрывая нежные округлости грудей.

— Нет? Ну тогда, в другой раз!

Потрясенная, Алана почувствовала, как Меррик прикоснулся кончиками пальцев к ее пылающим щекам.

— Ты покоришься мне, саксонка, — мягко произнес он. — А сейчас я попрошу у тебя всего лишь один поцелуй.

— Поцелуй? Тебе меня не обмануть! — тихо вскрикнула девушка. — Ты сделаешь все, что захочешь!

— Нет! Если я возьму тебя сейчас, ты станешь изображать из себя жертву. Ты окажешься потерпевшей, а я величайшим злодеем, какого когда либо носила земля.

— А разве ты не злодей? — наступила очередь Аланы свести с Мерриком счеты. — «Мы завоеватели, вы побежденные» — эти слова произнес ты, норманн! И Я — я ненавижу тебя за них!

Меррик равнодушно пропустил последние высказывания девушки мимо ушей.

— А я рад, что ты запомнила эти слова, милая ведьмочка. Но сейчас я все же хотел бы получить поцелуй, и давай насладимся им вместе.

Алана не успела возразить, не успела даже придумать ответ… Сильные руки обхватили ее за спину. Его рот завладел ее губами. Она оказалась так плотно притиснутой к телу Меррика, что ее ноги очутились зажатыми между его мускулистыми, твердыми, как железо, ногами. Сопротивляться было бесполезно. Ее груди прижались к мягкой шерстяной рубашке норманна. Руки же, сжатые в кулаки, были прижаты к его груди. Алана не пыталась бороться с Мерриком, потому что знала: все равно окажется побежденной.

Страх приковал ее к месту, а потом, появилось что-то еще… ощущение, испытать которое она не ожидала. Она думала, что прикосновение его губ к ее губам вызовет отвращение, потому что сам он был ей отвратителен. Но его губы не были ни холодны, ни тверды. Поцелуй не казался грубым и жестким. Насколько этому человеку не были свойственны мягкость и нежность, настолько мягок и нежен был его поцелуй.

Пальцы Меррика погрузились в волны ее волос, удерживая лицо Аланы возле его лица. Губы жгли огнем ей рот. Он приказывал, даже когда просил. Он вел за собой, даже когда искал. Поцелуй властно подчинял и завораживал.

Алана не могла воспротивиться. В один миг она оказалась в плену неожиданных ощущений.

Теплое дыхание овевало ей кожу — его дыхание. Алана была потрясена первым в своей жизни поцелуем, и какая-то часть ее существа возжаждала, чтобы он длился бесконечно…

Время остановило свой бег. Алана забыла, где находится и кто ее целует. Снова и снова Меррик ласкал своими губами се губы, со сдерживаемой страстью, невозможно сладостной. Она чувствовала прикосновение его щеки к своей, нежной коже, и это вовсе не было неприятно! Исходивший от Меррика лесной запах витал вокруг нее, нам образом доставляя радость.

Когда его язык коснулся ее языка, будто вспыхнуло пламя, а когда язык нежно начал блуждать внутри, все мысли разом вылетели у нее из головы. В ушах странно зашумело. Это биение сердца, смутно догадалась она. Алана словно таяла, размягчалась, как воск. Голова закружилась. Она могла лишь слабо цепляться за Меррика, чтобы: не упасть.

Руки, обхватившие ее спину, разжались. Он поднял голову. Потребовалось несколько мгновений, чтобы Алана смогла, наконец, вернуться к действительности и обнаружить, что Меррик смотрит на нее сверху вниз.

Его взгляд упал на губы девушки, влажные от поцелуя. Большим пальцем он обвел ее пухлую нижнюю губу.

— Ты и теперь ненавидишь меня, милая ведьмочка?

Она отвернулась и быстро ответила:

— Да, — но слово прозвучало слабо и неубедительно, они оба поняли это.

Алана отвела глаза. Ей ненавистно было победное выражение его сумрачного лица. Ее отклик на поцелуй понравился ему, чрезвычайно понравился, и она презирала себя за слабость. Алана дрожала, скрестив руки на груди, только теперь вспомнив о своей наготе.

Меррик крепко обнял ее за плечи, но лишь на мгновение. Она не увидела морщины, появившейся у него на лбу.

— Ты замерзла, саксонка? Пора в постель.

Замерзла? Алана вдруг удивилась. Как могла она замерзнуть, когда жар стыда жег ее нестерпимо?

Она сделала шаг в сторону очага, перед которым провела предыдущую ночь, но ее остановил резкий голос:

— Нет, саксонка! Не туда! — Меррик легонько подтолкнул Алану к кровати.

О, как бы хотелось ей крикнуть, что она не будет делить с ним ложе! Но Алана не осмелилась, опасаясь вызвать его гнев. Гордость девушки и так была уже уязвлена, и она знала: это еще не конец. Быстрым движением Алана юркнула пол меховое одеяло, вся красная от смущения.

Меррик, стянул рубаху через голову. Отбросив одежду, он нетерпеливо выругался и лег рядом с ней, нагой, как и она.

— Что за чепуха, саксонка? Я избавил тебя от еще одной ночи на холодном каменном полу, а ты ведешь себя так, будто я оскорбил тебя до глубины души, хотя на самом деле я думаю лишь о твоем удовольствии.

Алана прижала меха к груди.

— Я не нахожу никакого удовольствия в том, чтобы делить с тобой ложе, — резко ответила она. Странная улыбка появилась на губах Меррика.

— Ты не нашла удовольствия и в моем поцелуе?

В этот миг Алана возненавидела его с ослепительной яростью, заставившей забыть об осторожности:

— Я ничего не почувствовала, пылко заявила она. — Слышишь, норманн? Ничего не почувствовала, потому что ты для меня ничто!

Самоуверенная улыбка, однако, не исчезла с а лица

На вашем месте, леди, я бы поостерегся искушать меня. А вы жестоко искушаете, подталкивая доказать, что вы лжете! Я опроверг бы эту ложь с большим удовольствием, доставив наслаждение и себе, и тебе. Но не думаю, что ты хочешь именно этого, саксонка, не правда ли?

Она бросила на него пылающий ненавистью взгляд.

— Черт бы тебя побрал! — в запальчивости крикнула Алана. — Если в этом и состоят твои намерения, я бы предпочла… чтобы ты взял меня насильно!

— Хочешь прямо сейчас? — он хрипло рассмеялся. — Все в свое время, милая ведьмочка! В свое время. Может, завтра, а? Впрочем, наверное, нет, все же лучше сегодня. О, не беспокойся, — добавил он, заметив, как расширились ее глаза, — я пощажу тебя сегодня ночью. Но ты должна прислушаться к моим словам, саксонка, и внимательно, потому как, сдается мне, ты страшно упрямая девица!

Алана отстранилась, когда он придвинулся к ней, но деться ей было некуда. Меррик быстро добрался до нее и подушечкой пальца провел по хрупкой ключице. Выражение его лица стало напряженным, настойчивым.

— Ты будешь моей, — сказал он, и, увы, теплые нотки совершенно исчезли из его голоса. — Ты не будешь знать, когда именно я тобой овладею, не будешь знать, где. Но однажды это случиться! Правда, на самом деле ты и так уже моя, и я бы на твоем месте не забывал об этом.

То было и предупреждение, и обещание.

Меррик повернулся к Алане спиной. Обомлев от страха, она смотрела на широкий разворот голых плеч, поблескивавших в свете огня, пылающего в очаге. Больше он с нею не разговаривал этой ночью.

«… ты будешь принадлежать мне, саксонка… на самом деле ты и так уже моя…»

Алана понимала, что у него на уме. Он пощадил ее не по доброте душевной. Только теперь она начала действительно понимать его.

Меррик сказал, что овладеет ею. Так оно и случится. Алана в этом не сомневалась. Но он заставит ее ждать, гадать каждый вечер, что сулит ей наступление ночи, не зная, в какую из ночей…

О, как жесток этот дьявол, и откуда только он взялся!

Алана скрестила пальцы под простыней. Невидящими глазами она смотрела на тени, мелькавшие на потолке. От горьких мыслей боль начала жечь ей сердце.

Да, рыцарь из ее сновидений преследовал ее и был близок к победе.

Но она пока еще не сдалась — и не сдастся!

То была самая длинная ночь в жизни Аланы.

Привкус страха горечью полыни жег ей рот. Сначала она была уверена, что Меррик просто обманывает ее, притворяясь спящим. Она не сомневалась: с минуты на минуту он протянет к ней руку, как и обещал, и овладеет ею, не спрашивая, хочет она этого или нет. Даже убедившись, что он и вправду спит, Алана лежала без движения, опасаясь пошевелиться. Ей казалось, стоит ей шелохнуться, он проснется и рассердится или, что еще хуже, воспылает желанием.

Ночь была почти на исходе, когда девушка забылась в беспокойном сне.

Казалось, она только что закрыла глаза, как вдруг услышала, что Меррик встает с постели. Всю ночь, лежа на боку, Алана провела, отодвинувшись от него как можно дальше и не шелохнувшись ни разу. И сейчас глаза у нее были по-прежнему закрыты, но все чувства тревожно напряжены. Она слышала, как Меррик ходит по комнате, разводит огонь, шелестит одеждой и гремит оружием.

Потом все звуки стихли.

— Саксонка!

Алана похолодела. Голос был мягким, как лебяжий пух… и раздавался чуть ли не над ухом!

Меррик тихо рассмеялся. Теплые пальцы обвели округлость обнаженного плеча.

— Тебе меня не обмануть, саксонка. Я знаю, ты не спишь.

Алане, однако, не передалось его хорошее настроение. Она зажмурила глаза и горячо помолилась, чтобы Меррик поскорее ушел. Но, увы, Бог, видимо, был занят и не услышал ее молитвы: в следующую секунду матрас прогнулся под тяжестью тела Меррика.

— Иди ко мне, саксонка, — послышался его шепот.

Алана откинулась на спину, глаза ее широко распахнулись, она уставилась на Меррика пылающим взором.

— Я не… — гневно проговорила Алана, но голос ее внезапно стих.

Он низко склонился и улыбнулся ей своей самодовольной улыбкой, которую она презирала.

— Ты сделаешь все, что я скажу. Разве ты этого еще не поняла?

С криком Алана попыталась оттолкнуть его, но Меррик обнял ее и прижал к себе — так крепко, что она почувствовала, как вздымается и опадает его грудь. Сколь яростно ни было бы сейчас ее сопротивление, все было бы бесполезно. Под тяжестью его тела Алана не могла пошевелиться и едва дышала. Резко очерченные губы рыцаря изгибались в улыбке, однако глаза загорелись каким-то особенным огнем. Алана успела бросить лишь один испепеляющий взгляд на лицо своего мучителя, прежде чем он склонил голову, прижавшись губами…