Анетта отрицательно покачала головой.

— Нет… Я же только что сказала, что Мартина поступила на работу, не имеющую ничего общего с ее ремеслом. Дело в том, что буквально несколько дней назад она познакомилась с одним джентльменом, он на своем красном «феррари» никак не мог найти дорогу в отель «Маджестик», Мартина показала, и…

Выслушав подробнейший рассказ Анетты, Элеонора Лафарг недоверчиво покачала головой.

— Это действительно так? Ты ничего не могла напутать?

Анетта всем своим видом попыталась продемонстрировать, что она ничего не напутала.

— Да, миссис Лафарг, я вам точно говорю… А если бы вы только видели, какие у нее теперь туалеты, какие туфельки, какие шляпки! — воскликнула Анетта.

Миссис Лафарг на несколько минут задумалась — казалось, она о чем-то размышляла. Наконец она медленно произнесла:

— Значит, она теперь получает три тысячи в неделю… — глаза миссис Лафарг завистливо заблестели. — Значит, она теперь богата…

Анетта заметила:

— Но эта работа, насколько я поняла, временная… Дело в том, что этот мистер Харпер нанял ее только на одну неделю…

Миссис Лафарг не обратила на эту реплику никакого внимания.

— Ага… — точно очнувшись, она поинтересовалась: — Как, как ты говоришь, его фамилия?

— Кого? — не поняла Анетта.

— Ну, этого красавчика на красном «феррари», который предложил твоей подруге эту работу…

— Мистер Деннис Харпер.

— Харпер? Это, часом, не какой-нибудь родственник Стефани Харпер, самой богатой женщины Австралии, обладательницы самого роскошного на континенте дома — Эдема?

— Да, конечно же, он… Это ее сын.

Миссис Лафарг вновь о чем-то задумалась.

— Послушай, — осторожно начала она, — послушай, Анетта…

Девушка всем своим видом продемонстрировала готовность выслушать все, что скажет ей квартирная хозяйка.

Элеонора подняла взгляд на Анетту.

— Знаешь что, — начала она, — мне кажется, что находясь на содержании у этого Харпера, Мартина могла бы платить мне и больше.

Анетта несмело начала:

— Но, миссис Лафарг, когда мы нанимали эту квартиру, мы, кажется, договорились, что будем платить именно столько, сколько платим теперь.

Элеонора махнула рукой.

— Это мы договаривались… А теперь я хочу больше.

— Но почему?

— Это — мой дом, и цену буду назначать только я…

Девушка, поняв, что хозяйка не пойдет ни на какие уступки, неожиданно согласилась:

— Хорошо, я согласна переехать отсюда. Думаю, что и Мартина тоже будет не против.

Элеонора гнусно заулыбалась.

— Не думаю, что вам удастся найти хоть что-нибудь приличное в этом районе… Тем более — за такие деньги, как вы мне платили. Ты, наверное, не знаешь, что недавно муниципалитет принял положение — категорически запретить сдавать в аренду квартиры и дома разным грязным шлюхам…

Финн перебила хозяйку довольно резко:

— Чем я занимаюсь, чем зарабатываю себе на кусок хлеба — это мое частное дело… На мне, в конце-то концов, не написано…

Миссис Лафарг разразилась отвратительным мелким смешком:

— Ха-ха-ха! Это на тебе-то не написано? Да ведь тут все знают, кто ты такая… Ты и твоя подружка — вы просто грязные помойные потаскухи…

Резко поднявшись со своего места, Анетта резко указала на дверь:

— Вон отсюда!

Элеонора ожидала от своей квартирантки чего угодно, только не этого.

— Что? — непонимающе заморгала она на Анетту. — Что ты сказала?

Анетта повторила, но только на этот раз — более спокойно:

— Пошла вон… — девушка ненавидяще прищурилась. — Я говорю — вон отсюда!

Элеонора медленно поднялась с табуретки.

— Это… это ты меня отсюда выгоняешь? — наконец-то до нее дошел смысл слов девушки.

Продолжая указывать в сторону прихожей рукой, Анетта еще раз повторила:

— Вон отсюда! — негодование девушки было столь велико, что она, схватив со стола огромный кухонный нож с костяной рукояткой, сделала по направлению к миссис Лафарг несколько шагов.

Та, пугливо посмотрев на девушку — а весь ее вид красноречиво говорил, что она готова прибегнуть к самым что ни на есть решительным мерам — попятилась по направлению к прихожей.

— Хорошо, хорошо, — пробормотала миссис Лафарг, не сводя взгляда с острия ножа, — хорошо, я уйду, я уйду… — она была уже в прихожей. — Но знай, что не пройдет и нескольких часов, как тут появятся полицейские… Я тебя посажу!

Анетта прищурилась.

— Полицейские? Вот и прекрасно!

Квартирная хозяйка начала судорожно открывать дверь — руки ее тряслись, она никак не могла сообразить, в какую сторону повернуть рукоять замка.

Анетта, медленно наступая на Элеонору Лафарг с занесенным ножом, в тон квартирной хозяйке произнесла, глядя той прямо в глаза:

— Полиция? Да? Что ж, пусть будет полиция… Очень хорошо… И что же она мне может такого сделать, эта полиция?

Наконец миссис Лафарг справилась с дверным замком и выскочила из прихожей.

— Она заберет тебя, грязная шлюха, вот увидишь, заберет… А я с великим удовольствием дам показания, что тут находится настоящий притон, гнусное гнездо развратников…

После этих слов миссис Лафарг хотела было уйти, она уже занесла ногу на ступеньку, но в самый последний момент ее остановила Анетта.

— Гнусное гнездо разврата? Очень хорошо. Только, боюсь, мне тоже придется дать показания, и я, поверь мне, мерзкая ты образина, тоже кое-что расскажу полицейским, и сделаю это с не меньшим удовольствием… Я скажу им, что ты и есть хозяйка этого гнезда разврата, — Анетта принялась передразнивать интонации миссис Лафарг, — что ты и есть хозяйка и содержательница этого вертепа…

Почувствовав себя на лестнице в большей безопасности, нежели недавно — в квартире, миссис Лафарг, плюнув в сердцах, воскликнула:

— Сволочь! Грязная продажная сволочь! Мразь! — она, оглянувшись на лестницу, словно оценивая возможный путь к отступления, стала заводиться. — Проститутка! Шлюха!

После этих слов Анетта сделала небольшой шаг вперед, угрожающе держа перед собой нож — движение было настолько красноречивым, что миссис Лафарг с проворностью, которую вряд ли можно было предположить при ее габаритах, поспешила скрыться…

Миссис Лафарг не любила проституток — впрочем, она вообще не любила людей, не любила и не уважала, делая исключение разве для солидных дядей, вроде мистера Чарлтона. Уроженка одного из бедных портовых кварталов города, она выросла в бедности, чтобы не сказать — в нищете, и была вынуждена с малолетства зарабатывать себе на хлеб. В то время Элеонора была не то чтобы красива, но во всяком случае — недурна собой, и это предопределило ее профессию: она стала продавщицей в одном из центральных магазинов, торгующих предметами мужского туалета. Там она и познакомилась со страховым агентом Полем Лафаргом. Элеонора вышла за него замуж, когда была на седьмом месяце беременности. Жизнь со страховым агентом, однако, не сложилась — буквально с первых месяцев совместного существования Поль начал исчезать из дому, утверждая, что такова специфика его работы. Элеонора решила проверить и однажды застала его в районе красных фонарей под руку с хохочущими девицами сомнительного поведения.

Получить развод не составляло большого труда — более того, Элеонора получила еще и что-то вроде компенсации — достаточно большую сумму, которую решила вложить в недвижимость. Приобретя несколько квартир в небогатых, однако, кварталах Мельбурна, миссис Лафарг довольно безбедно жила за счет их сдачи в наем.

Со времен замужества у нее осталась острая ненависть к проституткам — однако, по иронии судьбы, основными постояльцами квартир Элеоноры стали как раз «девочки на одну ночь»; дело в том, что миссис Лафарг очень любила деньги, а проститутки были той публикой, с которой, при обретении определенного навыка, всегда можно было взять больше, чем с остальных клиентов.

От брака с легкомысленным страховым агентом у Элеоноры остался сын — достаточно уже взрослый, двадцати трех лет, который, унаследовав от отца чрезмерную легкомысленность, жил в этом же городе, не имея собственного жилья; Бернар решил проблему квартиры просто, живя то у одной, то у другой подруги. Элеонора не знала ни о его роде занятий, ни о средствах к существованию. Сын навещал ее очень редко, только в тех случаях, когда у него совсем кончались деньги.

Лет десять назад Элеонора перенесла сложную операцию — у нее вырезали один орган, названия которого она не могла назвать и сама, и с тех пор профессиональная квартирная хозяйка страшно растолстела.

Так и жила она за счет сдачи квартир в аренду, и, можно сказать, что такая жизнь ей больше нравилась, чем не нравилась.

Выбежав из пахнущего пылью, помоями и котами подъезда, миссис Лафарг молча погрозила кулаком в его сторону — угроза предназначалась Анетте, но та, разумеется, никак не могла ее оценить — и в тяжелейшем расположении духа направилась домой — необходимо было сосредоточиться и подумать, что делать дальше.

Безусловно, такой безобразной выходки своей квартирантки миссис Лафарг не могла оставить просто так, однако угроза Анетты выставить хозяйку в качестве содержательницы «притона разврата» возымела действие. Миссис Лафарг решила за лучшее сосредоточиться, успокоится и хорошенько подумать, как вести себя со строптивой проституткой…


Захлопнув дверь за ненавистной квартирной хозяйкой, Анетта прошла на кухню. Положив свое орудие устрашения на место, девушка уселась на табуретку — ту самую, на которой только что восседала миссис Элеонора Лафарг и, достав из холодильника жестянку с пивом, откупорила ее и с наслаждением тут же ополовинила.

Безусловно, жест Анетты по отношению к «этой гнусной жирной твари» был по-своему красив, однако девушка прекрасно понимала, что злобная квартирная хозяйка этого просто так не оставит. После непродолжительных размышлений Анетта решила, что лучшее в ее положении — связаться с дядей Джорджем Баггсом и попроситься некоторое время пожить у него. Правда, дядюшку необходимо было убедить, что она действительно учится в университете, овладевая азами юриспруденции, и Анетта долго размышляла, как бы это сделать. Наконец принеся на кухню телефон, девушка, найдя в записной книжке дядин телефон, позвонила.

С той стороны провода послышался знакомый баритон:

— Алло?

Дядюшка Джордж всегда говорил очень медленно, словно взвешивая каждое слово — эта привычка осталась у него с тех времен, когда он начинал свою карьеру в качестве провинциального адвоката.

Стараясь придать своей интонации как можно больше спокойствия, девушка произнесла:

— Доброе утро…

Из трубки послышалось:

— А кто это?

Анетта очень редко звонила дяде Джорджу, и поэтому он не узнал ее голоса.

— Дядюшка Джордж?

— Анетта, ты?

— Да…

Наступило молчание. Наконец мистер Баггс ответил:

— Извини, не узнал… Впрочем, ты сама в этом виновата — признайся, когда ты звонила мне в последний раз, Анетта?

Девушка принялась вспоминать.

— Не утруждай себя подсчетами… В последний раз ты звонила четыре месяца назад — поздравляла меня с днем рождения.

— Извини, дядя, — оправдывающимся голосом начала Анетта, — извини, но у меня столько дел, просто представить себе не можешь…

— А, понимаю… Учишься, все лекции, конспекты, практика, наверное, все свободное время только и проводишь в библиотеке… Кстати, я никак не могу вспомнить, в каком именно университете ты учишься?

Девушка сделала вид, что не расслышала этот вопрос.

— Дядя Джордж, мне надо бы с тобой встретиться, — произнесла она.

— Что-то серьезное?

— Извини, но это не телефонный разговор…

Спустя час Анетта сидела в кабинете дома дядюшки Джорджа.

Для этой аудиенции у родного дяди девушка оделась так, как в ее представлении должны одеваться «нормальные люди», тем более — готовящиеся стать юристами: на Анетте были скромные джинсы, принадлежащие Мартине, и, несмотря на дневную жару, вязаный свитер. Свитер этот был единственным «приличным» предметом гардероба Анетты — все остальные вещи годились разве что для ночных посещений сомнительных заведений.

Мистер Баггс, сидя за столом напротив, глядел на племянницу, улыбаясь. Анетта долго думала, с чего бы ей начать и, не придумав ничего подходящего, решила, что в таком положении лучшее, что может быть — мгновенная импровизация.

Наконец, набрав в легкие побольше воздуха, девушка произнесла:

— Дядя Джордж! Я пришла сюда, чтобы…

Мистер Баггс жестом руки остановил ее:

— Стоп, стоп, дальше можешь не продолжать, в любом случае я скажу тебе… — он хитро посмотрел на племянницу. — Угадай, что я тебе скажу?