— Надо что-то делать с этим…

— Помогите…

Подойдя поближе. Фил увидал, что Лафарг пытается завернуть тело Чарлтона в ковровую дорожку.

— Что ты собираешься делать?..

Продолжая скатывать дорожку, Бернар произнес:

— Сейчас самое главное — как можно более незаметно вынести этот труп из редакции. Кстати, а где ключи от машины?.. — С этими словами Бернар принялся шарить по карманам покойного.

Якобс поймал себя на мысли, что он никогда, ни за что на свете не смог бы так вот запросто обыскивать труп только что умершего человека.

Вытащив связку ключей со знакомым Якобсу брелоком — тем самым, который Чарлтон бесцельно крутил в руках на протяжении всего разговора — Лафарг, осмотрев ключи, произнес удовлетворенно:

— Так, кажется, то, что надо… Наверняка, — он, отделив характерный автомобильный ключ от остальных, отцепил его с брелока, — наверняка, этот ключ от его «корвета»…

— И что дальше?.. — спросил Фил.

Бернар коротко кивнул.

— Мистер Якобс, помогите…

Спустя несколько минут тело Чарлтона было свернуто в ковровую дорожку. Бернар сделал это очень аккуратно — ни ног, ни головы покойного видно не было.

— А теперь что?..

Усевшись на стол, Бернар вытащил из кармана пачку сигарет и, взяв одну, закурил.

— Дальнейший план такой: необходимо каким-то образом вывезти это тело как можно дальше отсюда, лучше всего — куда-нибудь за город…

— Почему именно за город?.. — Не понял Фил замысла репортера.

Тот глубоко затянулся.

— Потому, что там легче всего от него отделаться… И проще…

«А ведь действительно правильное решение, — с невольным уважением подумал Якобс, — хорошо соображает этот Лафарг…»

Якобс еще раз убедился, что без действенной помощи своего нового компаньона ему не выпутаться из этой истории. Бернар Лафарг, несмотря на всю экстремальность ситуации, не терял ни самообладания, ни присутствия духа.

— Бернар, — осторожно начал Фил. — Бернар, ты не мог бы выполнить одну мою просьбу… — подумав, что такое обращение звучит не совсем убедительно, Якобс добавил: — дружескую просьбу… Мы ведь с тобой компаньоны, не так ли?..

Бернар наклонился вперед, выразив свою готовность выслушать все, что скажет ему Фил.

— Все, что в моих силах…

Стараясь высказать интонацией максимум уважения к Лафаргу — а в этот момент Якобс действительно уважал его, как никогда — он начал:

— Бернар, я всегда знал, что из тебя выйдет толк… Я всегда верил в тебя, всегда надеялся, что ты достигнешь больших высот в жизни…

Если мистер Якобс и немного переигрывал, если он в этот момент и употреблял хвалебные эпитеты в адрес репортера более, чем требовалось, то это вполне компенсировалось искренностью его тона.

— Да, я был уверен в этом, — продолжал Фил, — и именно поэтому я взял тебя в компаньоны… Кроме того, ты — человек необыкновенной порядочности, кристальной честности… Да, именно так. Ты способен на самые благородные, самые самоотверженные поступки, я уверен в этом…

«Сейчас он будет просить меня помочь избавиться от трупа человека, которого несколько минут назад прикончил в своем кабинете», — подумал Бернар.

Так оно и случилось. Воздав должное замечательным качествам Лафарга, Якобс сказал, кивнув в сторону трупа, завернутого в ковровую дорожку:

— Только ты один способен избавиться от этого… Помочь мне избавиться…

Бернар согласно склонил голову.

— Хорошо, мистер Якобс.

— И сделать это так, чтобы на нас с тобой не падали никакие подозрения…

Бернар сдержанно улыбнулся.

— Хорошо, мистер Якобс, постараюсь…

Видимо, посчитав, что одних только лишь комплиментов в адрес Бернара, равно как и заверений в любви и дружбе недостаточно, Якобс решил напомнить репортеру о более существенных вещах:

— Мы ведь с тобой компаньоны…

— Да, мистер Якобс…

— А это значит — что оба связаны одной веревочкой… Если меня засудят по этому идиотскому делу, всему нашему бизнесу придет конец. Ты, надеюсь, понимаешь это?..

Бернар сдержанно улыбнулся.

— Конечно… Всем, что я имею, я обязан только одному вам…

— Ну, что ж, не следует терять времени…

Спустя четверть часа красный «корвет» мистера Чарлтона мчался по направлению загородного шоссе. За рулем сидел Бернар. В багажнике автомобиля лежало тело несчастного хозяина «корвета». Сзади на приличном расстоянии ехал Якобс.

Сразу же за кольцевой дорогой, опоясывающей Мельбурн, начинаются ровные ряды коттеджей — зажиточные горожане, не желая жить в чаде и гуле большого города, предпочитают селиться именно здесь. За коттеджами располагается дикая и пока еще пустынная местность — вырытые котлованы, обилие строительных материалов и техники говорят о том, что такие же коттеджи вскоре появятся и тут.

Резко свернув с трассы, красный «корвет» остановился рядом с такой стройкой и притормозил. Спустя несколько минут тут же притормозил автомобиль издателя «Обнаженной правды».

Бернар, хлопнув дверкой, вышел из машины и, осмотревшись по сторонам, убедился, что поблизости никого нет. Подойдя к багажнику, он раскрыл его и с видимыми усилиями вытащил оттуда огромный сверток, запакованный в ковровую дорожку — в свертке угадывались силуэты человеческого тела.

Подошедший Якобс осторожно поинтересовался:

— Что ты собираешься делать?..

Бернар коротким кивком головы указал на какую-то яму:

— Сюда…

Через минуту сверток покоился на дне ямы.

Якобс вопросительно посмотрел на Бернара.

— А теперь что?..

Усевшись за пульт бетономешалки, стоявшей неподалеку, Бернар подогнал ее к яме. Спустя несколько минут яма была целиком залита цементом.

Вытерев руки, Бернар обернулся к Филу.

— Теперь никто не найдет его, — произнес он, — никто и никогда… Впрочем, мистер Якобс, у нас на руках еще одна серьезная улика, от которой следует как можно скорее избавиться…

Тот насторожился.

— Какая?..

Бернар указал рукой в сторону красного «корвета», принадлежавшего покойному.

— Вот это…

Якобс серьезно забеспокоился.

— Что же будем делать?..

Лафарг успокоительно покачал головой.

— Не волнуйтесь, мистер Якобс. Я знаю, что нам следует предпринять…

— Что же?..

Спустя полчаса страшно разбитый автомобиль Чарлтона стоял у ворот автомобильного кладбища. До слуха Бернара и сидевшего за рулем своей машины — она стояла несколько поодаль — Якобса доносился тяжелый гул: тяжелый пресс плющил кузова отслуживших свой век автомобилей.

— Ты хочешь оставить машину Чарлтона тут?.. — спросил Фил. — А это случайно не опасно?..

Бернар махнул рукой.

— Нет, мне кажется, все будет в порядке. Хозяин этой свалки — порядочный проходимец, но за определенную мзду он наверняка согласиться держать язык за зубами. Я знаю его несколько лет…

Бернар произнес эту фразу таким тоном, что Фил невольно решил, будто ему не впервой приходится возить машины покойников на это автомобильное кладбище.

— Это точно?..

Лафарг успокоительно закивал.

— Точно, мистер Якобс…

Наконец, к разбитому «корвету» /Бернар трудился над ним почти час, разбивая булыжником все, что можно было разбить/ подошел хозяин свалки — грузный мужчина лет пятидесяти, огромное, выпиравшее из-под ремня брюхо которого свидетельствовало о неимоверной любви хозяина автокладбища к пиву.

Улыбнувшись Бернару, он кивнул в сторону раздолбанного автомобиля Чарлтона:

— Какие-то проблемы?..

Бернар также небрежно ответил:

— Да, приятель… Хотелось бы избавиться от этого металлолома…

— Хорошо, — согласился хозяин автокладбища, — без проблем. За прием его на свалку — сто долларов.

Якобс с готовностью полез во внутренний карман пиджака за бумажником.

Протянув хозяину автокладбища банкноту, он вежливо произнес:

— Пожалуйста…

Спрятав деньги в нагрудный карман комбинезона, хозяин свалки поинтересовался:

— Наверное вы хотите, чтобы этот автомобиль был утилизирован немедленно, на ваших глазах?..

Якобс поспешно произнес:

— Да, если можно…

— Отчего же нет, — заулыбался хозяин, — без проблем, приятель… Гони еще сто долларов.

Минут через двадцать огромный подъемник опустил на землю груду хорошо спрессованного железа — это было то, что осталось от машины Чарлтона. А еще через несколько минут это железо скрылось под еще одним спрессованным автомобилем.

Убедившись, что последняя улика ликвидирована, Якобс и Лафарг направились к машине.

— Кстати, — поинтересовался по дороге Якобс у хозяина, — а что потом будет со всем этим ломом?..

— На переплавку, — спокойно ответил тот. — Мы продаем это в Японию, а там из всего этого, в свою очередь, делают кузова машин. Недаром говорят, что «крайслер» вчерашнего дня — это «тойота» завтрашнего…

Всю обратную дорогу Якобс и Лафарг молчали. Бернар — он сидел за рулем — сосредоточенно вел автомобиль. Подъехав к редакции, он то ли в шутку, то ли всерьез произнес:

— Да, мистер Якобс, вот я и докатился…

— До чего? — Забеспокоился тот.

— Вот я и стал соучастником преступления…


Бернар, разумеется, обманывал свою мать Элеонору, говоря, что живет то у одной подружки, то у другой: он давно уже снимал небольшую, но уютную квартиру неподалеку от редакции. Причина, заставлявшая репортера обманывать мать, была весьма банальной: больше всего на свете он боялся, что та, придя к нему домой, начнет «вправлять мозги», поучая, чего можно, а чего нельзя делать в жизни.

Помня о похождениях мужа, Поля Лафарга, Элеонора почему-то очень боялась, чтобы ее единственный сын не связался с какой-нибудь проституткой. Бернар, который с самого раннего детства был третируем матушкой разговорами «о морали и нравственности», подобно Марте, быстро превратился в негативиста. Он познал женщину в двенадцать лет — его первой женщиной стала тридцатипятилетняя проститутка из соседнего квартала. Бернар был весьма обаятелен; подруги Элеоноры, бывшие продавщицы из того самого универмага, где она когда-то работала, находили мальчика довольно симпатичным, небезосновательно считая, что он наверняка является предметом воздыхания многих девушек. Бернар мог сделать выгодную партию, женившись на дочери какого-нибудь бизнесмена средней руки; однако с юности его почему-то тянуло исключительно к девушкам более чем предрассудительного рода занятий.

Психоаналитик, который однажды консультировал репортера на эту тему, сказал, что Бернар действует подсознательно назло своей маме. Лафарг не стал спорить, справедливо посчитав, что так оно и есть.

Разумеется у Бернара, который, живя один, вел далеко не монашеский образ жизни, перебывало множество женщин — излишне говорить, что подавляющее большинство их были проститутки. В ту ночь Анетта была слишком пьяна, да и Лафарг преследовал совершенно иные цели — ему необходимо было выудить из нее как можно больше информации о Мартине. Кроме того Бернар еще в той забегаловке пообещал девушке, что их отношения на ближайшие сутки будут носить исключительно дружеский характер — к тому же Анетта не могла профессионально обслужить репортера по определенным физиологическим соображениям…

Однако Бернар находил, что эта девушка «очень даже ничего» и, разумеется, не исключал возможности, что в дальнейшем их отношения приобретут более тесный и — не исключено — довольно регулярный характер.

Короче говоря, Бернар решил на какое-то время оставить Анетту жить у него. Лафаргом, кроме чувства «поступить назло маме», двигало еще одно соображение: он смутно чувствовал свою вину перед Анеттой — и за недостойное поведение его матери, и за то, что вынужден расспрашивать ее о слишком интимных подробностях жизни лучшей подруги…

Оставалось ликвидировать еще одно недоразумение — сказать Анетте, что он, Бернар Лафарг — не кто иной, как сын ненавистной девушке квартирной хозяйки…

Вернувшись в свою квартиру, репортер застал Анетту сидящей перед телевизором.

— Привет!.. — Поздоровался Бернар, заходя в комнату.

Та, поднявшись, потупила взор — Анетта, весь день вспоминая, что же рассказывала она ночью, пришла к выводу, что выболтала слишком многое…

— Добрый вечер… — Она пошла навстречу Бернару. — Ну, спасибо за приют… Мне надо идти…

Бернар был несколько удивлен таким поворотом событий.

— То есть как это идти?.. Ты же, кажется, говорила, что у тебя неприятности…

Анетта махнула рукой.

— А, ты имеешь в виду, что эта старая карга Элеонора опечатала квартиру?.. Ну, это ничего, у меня достаточно денег, чтобы снять новую…