Тасмина Перри - Прощальный поцелуй

– Что, правда, старик? – нахмурившись, спросил Невилл. – Ты теперь решил податься в умеренные либералы, так получается?

– Вообще-то Зандер прав, – вмешалась в разговор Роз. – Дом считает, что в тех краях индейцев нещадно эксплуатировали и их следует оставить в покое. Ведь так?

Доминик скривился.

– Ну, в каком-то смысле…

– Ты был абсолютно прав, когда говорил, что они мало что соображают в вопросах международной торговли – точнее, крупномасштабной торговли любого рода, – и существует опасность, что их ресурсами воспользуются другие, – продолжала Роз.

– А вы считаете, что это плохо? – спросил Невилл, сидевший напротив нее.

Чуть раньше она узнала, что семья Невилла в свое время сколотила целое состояние на импорте сахара и нефти. Однако через пятнадцать лет после окончания войны они практически все потеряли из-за перекраивания границ, столкновения разных интересов на Ближнем Востоке, а самое главное, потому, что во многих странах решили, что выгоднее самим торговать своим сахаром и нефтью.

– А что насчет британских компаний вроде «Моран Тимбер», которые работают на Амазонке? Вы считаете, что мы должны заставить их оттуда уйти?

– Роз этого не утверждала, – быстро сказал Доминик.

Но Невилла такой ответ не устроил.

– Принципы – вещь хорошая, но только не в отношении британской торговли. Нам и так приходится предостаточно сражаться на этом фронте за границей.

– Но эти ресурсы принадлежат народам Бразилии и Перу, – заметила Роз, пригубив вино.

– Ничего подобного! – насмешливо возразил Невилл. – Они были выкуплены западными компаниями, которые, кстати говоря, обеспечивают работой местных жителей.

В поисках поддержки Роз и Невилл одновременно повернулись к Доминику.

– А ты что думаешь по этому поводу, Домми? – спросила Клара, взявшая на себя роль провокатора.

Доминик дипломатично пожал плечами:

– Я считаю, что местное население должно извлекать выгоду из собственных земель, собирая выращенный урожай, однако предоставить им самоуправление сейчас – это, по-моему, кратчайший путь к развитию коррупции, и не думаю, что этим мы окажем им добрую услугу. Мы в таком случае скорее отдадим их на растерзание акулам капитализма. А они к этому не готовы. Пока что.

Невилл одобрительно хмыкнул, а Клара, медленно водя пальцем по краю бокала, подалась вперед:

– А как вы считаете, Розамунда, все-таки капитализм или коммунизм?

Роз, бросив на нее взгляд, поняла, что ее внезапный интерес к политическим вопросам чисто показной.

– Я считаю, что единственный разумный выбор – это социализм, – с вызовом заявила она.

За столом повисло молчание.

– Социализм? – наконец переспросил Зандер таким тоном, как будто обращался к ребенку. – Дорогая моя, но не так давно закончилась война, которую вели против него.

– Нацисты были социалистами только по названию. А мы сражались против тоталитаризма. Гитлер был диктатором. Все отдаваемые им приказы – даже если это были невероятно жуткие вещи – исполнялись, иначе людей просто ставили к стенке. А армия союзников билась за противоположность этого – самоопределение. Коротко и ясно.

– А может быть, ваше «самоопределение» – это всего лишь пристойное перефразирование лозунга «раздать все рабочим»? – с ухмылкой спросил Зандер.

– Вовсе нет, – сказала Розамунда. – Самоопределение – это демократия, возможность выбирать, по какому пути пойдет страна. Что в этом плохого?

– Так вы предлагаете позволить кучке ленивых и безграмотных перуанских крестьян управлять собственной страной? – Невилл рассмеялся. – Они никогда не станут развитой нацией, независимо от того, насколько богаты их земли природными ресурсами.

– Мне кажется, Розамунда хотела сказать… – начал было Доминик, но она оборвала его, сердито мотнув головой.

– Я вполне способна выразить свою мысль, – заявила она.

– Ну да, это мы уже заметили, – сказала Клара, закатывая глаза.

– А почему бы и нет? – огрызнулась Розамунда. – Если я в состоянии сформировать свое собственное мнение, то только потому, что являюсь продуктом либеральной школьной системы в этой стране, которая предусматривает, что каждый ребенок имеет право на образование, независимо от своего пола и происхождения.

– Слава тебе, Господи, наконец-то в разговоре затронули вопрос пола! – улыбнулась Клара.

– Почему нет? А вы сами не рады тому, что имеете возможность голосовать, Клара?

– Но я уж точно не думаю, что в этой связи мы должны демонстративно сжечь свои лифчики.

– О, а это, по-моему, как раз не такая уж плохая идея! – вставил Зандер, и слова его утонули во всеобщем смехе.

– Заткнись, Зандер! – практически одновременно воскликнули Клара и Доминик.

– Ладно, все, довольно! – сказал Джонатон, вставая. – Больше ни слова о политике, прошу вас. Предлагаю вновь перейти в гостиную и еще выпить, а?

– Мне нужно идти, – сквозь зубы процедила Роз, принимая от официанта чашечку кофе.

– Не глупи.

– Я хочу уйти, – уже более резко сказала она.

Пока Доминик ходил извиняться за них, она попросила прислугу принести ей пальто. Роз с искренней теплотой попрощалась с Джонатоном, который ей понравился, но остальных, похоже, ее уход нисколько не огорчил. Выйдя на улицу, они с Домиником какое-то время молча стояли на тротуаре.

– Возвращайся, если хочешь, – сказала она, раздумывая, насколько далеко отсюда до ближайшего метро.

Доминик продолжал молчать, но она не собиралась позволить ему заставить ее почувствовать себя виноватой.

– Ладно, а по-твоему, все прошло хорошо? – спросила она, в нерешительности остановившись перед его автомобилем, потому что не была уверена, что он предложит ее подвезти.

Он тяжело вздохнул:

– Нет, я бы не назвал это блестящим успехом, на который я рассчитывал.

– Все прошло бы лучше, если бы твои тупые друзья не придерживались невежественных и реакционных взглядов своих родителей, – заявила Роз.

– Не нужно винить в этом моих друзей, – с неожиданным раздражением отозвался Доминик. – И уж тем более – их родителей.

Розамунда обиделась.

– Это был всего лишь званый обед, Роз. И не было никакой необходимости проявлять враждебность, насмехаться над моими друзьями и обзывать их тупыми.

– Я вовсе не насмехалась. Я пыталась их поправить.

– Поправить?

Он слегка покачал головой, и Роз поняла, что перешла черту.

– Роз, объясни мне, почему люди с такими убеждениями, как у тебя, считают любые политические взгляды ущербными, если они полностью не совпадают с их взглядами?

– Потому что так оно и есть! – воскликнула Розамунда.

– Да неужели? А твои так называемые принципы, значит, являются неоспоримыми? Неужели ты действительно думаешь, что социалистические государства, такие как Россия или Куба, представляют собой восхитительную идиллию, где нет места жадности и корысти? Я знаю, что ты очень переживаешь по поводу того, что происходит во Вьетнаме и в Конго. Но при этом ты сама призналась мне, что не уезжала никуда дальше Маргита.

– Я родилась в Венгрии, Доминик. И я не понаслышке знаю, что могут натворить ущербные политики, – сказала она, ненавидя его в этот момент всем сердцем.

Снова наступило молчание.

– Я пошла, – в конце концов сказала она, застегивая пальто.

– Я отвезу тебя домой.

– Но я не домой.

– А куда же ты направляешься? – спросил он, озабоченно хмурясь.

– Я поеду в офис.

Он взглянул на свои часы и улыбнулся – напряжение спало.

– Уже ведь половина десятого.

– Я ненадолго. Просто нужно кое-что доделать.

– В такое время?

– Мы завтра выходим на марш протеста, – пояснила она.

– Кого вы планируете спасать на этот раз?

– Перестань смеяться надо мной! – со злостью бросила она.

– Я и не думал. Меня действительно интересует твоя работа.

Она шумно выдохнула, и вырвавшееся облачко пара, по форме напоминавшее гриб, полетело вверх в холодном ночном воздухе.

– Ну, тогда ладно. Мы протестуем против легализации букмекерских контор.

– Легализации букмекерских контор? – с улыбкой переспросил он.

Роз бросила на него гневный взгляд.

– Я знаю, что ты сам любишь играть в блек-джек, но когда люди, которые не могут позволить себе азартные игры, делают ставки в букмекерских конторах, это тоже затягивает.

Они сели в машину, и Роз отвернулась от него, уперев локоть в край окна.

В молчании они проехали Южный Кенсингтон, потом Найтсбридж и наконец добрались до Пиккадилли. Справа, словно громадная зияющая дыра, чернел Грин-парк. Их машина казалась крохотной и уязвимой на фоне проезжавших мимо двухэтажных красных автобусов.

– Мне очень жаль, что тебе там не понравилось, – сказал Дом, сворачивая в сторону Сохо. – Им следовало бы отнестись к тебе более приветливо, особенно Невиллу.

– Мне понравились Джонатон и Михаэла. А остальные… Думаю, что с ними мы просто плохо сочетаемся в социальном плане.

– Если быть до конца откровенным, я думал, что ты все же намерена была встряхнуть это сборище, в противном случае этот званый обед мог превратиться в чертовски нудное мероприятие.

– Ах, ну да. Для развлечения туда хорошо бы привести ручного тигра. Неудивительно, что ты пригласил меня. – И как всегда, когда она что-то говорила Доминику Блейку, слова ее прозвучали резче и с бо́льшим сарказмом, чем ей хотелось.

– Это не так, – уже мягче произнес Доминик. – Я привел тебя туда, потому что считаю тебя человеком умным, веселым и интересным, и мне хотелось, чтобы мои друзья могли с тобой пообщаться.

– Что, правда? – Розамунда с вызовом посмотрела ему в глаза. – С чего бы это?

– Потому что ты мне нравишься, – просто ответил он.

– Мой офис находится вон там, – сказала она, указывая на видавшее виды здание на Брюер-стрит. – Парковаться не стоит. Может возникнуть искушение сходить в «Реймондс Ревю», – добавила она, кивнув в направлении известного стриптиз-бара.

– Ты действительно думаешь, что я мог бы туда пойти? – рассмеялся Доминик.

– А что? Ты одинокий парень…

Дом остановил машину.

– Так где же находится знаменитый офис ГПД?

– В пентхаусе, – ухмыльнулась она.

Прежде чем она вышла, он тронул ее за рукав.

– Не хочешь сходить со мной на Ронни Скотта[28] на следующей неделе?

– Только если это будем только вы и я, профессор Хиггинс[29], – довольно дерзко заявила она.

– Ну, думаю, это можно устроить.

Ей не хотелось расставаться с ним вот так, она сожалела, что этот вечер прошел неудачно.

– Ну что, мы снова друзья? – сказала она, протягивая ему руку.

– Друзья, – улыбнулся он, и Роз вышла из машины.

Деревянные ступени обветшавшего старого здания невыносимо скрипели, когда она поднималась по ним. Вспоминая свою вспышку на званом обеде, она чувствовала себя сумасшедшей, возвращающейся на свой чердак.

Почему она здесь? Медленно переставляя ноги и вспоминая во всех подробностях прием у Джонатона, она снова и снова задавалась этим вопросом. Почему она просто не схватила Доминика за грудки и не поцеловала его прямо в губы? Ведь именно это ей хотелось сделать с того самого момента, когда в памятный вечер в Примроуз-Хилл он с улыбкой обернулся к ней.

В тот миг она осознала, насколько сильны чувства, испытываемые ею к Доминику Блейку. И дело было даже не в том, что он привлекательный или обаятельный, не в том, что он редактор журнала, название которого у всех на слуху. Роз не хотела признаваться самой себе, что, как оказалось, она абсолютно предсказуема. Нашелся же человек, который, не обращая внимания на ее вздорный характер и спорные убеждения, удосужился разглядеть в ней то, что ему понравилось. И он тоже ей понравился. Он нравился ей настолько, что иногда она не могла спать по ночам, думая о нем. Она представляла, каково это – поцеловать его, проснуться рядом с ним в постели, услышать от него заветные слова «Я люблю тебя, Розамунда Бейли».

Но все это были лишь мечты, глупые фантазии. Она не поцеловала его, и теперь уже никогда не поцелует. А учитывая то, как грубо, просто несносно она порой вела себя с ним, было вообще удивительно, что он еще не перестал отвечать на ее звонки.

Шаги ее все замедлялись, и наконец, не дойдя до двери офиса ГПД на последнем этаже, она вообще остановилась и начала шарить в карманах в поисках ключей.

В глубине души она надеялась, что этот вечер закончится более романтично. Например, они с Домиником будут стоять в полночь на мосту Альберт-бридж, держась за руки. Но нет. В десять часов вечера она снова на работе, чтобы готовиться к маршу протеста против того, что волновало ее очень мало. В любом случае, не было никакой уверенности в том, что их акция на Бетнал-Грин-роуд, напротив букмекерской конторы, может каким-то образом повлиять на пристрастие англичан к азартным играм.