– Ну и бог с ней, с этой Кристиной, – сказал он, когда им подали закуски. – Как специалист высокой квалификации, вы давно переросли эту должность, Эбби. Вы опытная, с коммерческой жилкой, к тому же вы человек страстно увлекающийся.

Она не очень поняла, в каком смысле он использовал последний эпитет, но все же немного встрепенулась.

– Выставка ККИ стала заметным успехом, прямым попаданием в цель, – продолжал он. – Так что пришло время вам оглядеться и найти себе другую работу, чтобы сделать шаг вперед. Может быть, вам придется несколько месяцев выждать, пока не представится хорошая возможность, но, уверяю вас, это тот самый случай, когда, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.

Эбби внимательно посмотрела на него. Она знала, что многие то и дело смотрят на него, особенно женщины. От Эллиота исходила мощная энергетика, и взгляды буквально притягивались к нему, но Эбби чувствовала себя неуютно в этом звездном сиянии.

– Это не сработает, так не бывает. Со мной, по крайней мере. Мы с мужем совсем недавно разъехались. У меня куча счетов, которые нужно оплатить. И я боюсь неопределенности, связанной с тем, что я останусь без работы.

– Мне жаль это слышать.

Эбби пожала плечами:

– Я не могу позволить себе такую роскошь, как несколько месяцев сидеть без дела и обдумывать свое будущее, хотя, возможно, другого варианта у меня и не будет. Должностей, на которые я могла бы претендовать со своей квалификацией, очень мало и они редко оказываются вакантными, поскольку люди крепко держатся за них.

– Я уверен, что среди знакомых моего отца есть немало дилеров, владельцев галерей…

Она оценила его широкий жест, хотя не была уверена, что ее могли бы взять в одну из крутых галерей где-нибудь в Хокстоне или Мейфэр, кто бы ее ни рекомендовал. Речь ее из-за так называемых рубленых окончаний была далека от нормативного английского произношения, и хотя ей часто приходилось слышать комплименты по поводу своей внешности, она осознавала, что красота ее неброская. И что с ее аккуратно подстриженными каштановыми волосами и светло-карими глазами ей далеко до работающих в центральных галереях города потрясающих красоток с их постоянно меняющимися навороченными прическами и брючными костюмами от Хельмута Ланга или ярких, бросающихся в глаза блондинок из числа «золотой молодежи».

– Спасибо за предложение, – улыбнулась она. – Но, честно говоря, мне на самом деле нравится работать в архиве. Ну да, порой там чувствуешь себя отшельником в пещере, но я люблю перебирать старые пыльные фотографии, вытаскивать их на свет божий и выяснять, какие за ними кроются истории.

– Тогда почему бы вам не работать на меня? – невозмутимым тоном сказал Эллиот.

– Что, простите? – Она почувствовала, как лицо ее от смущения заливается краской, и спешно опустила взгляд на свой бокал.

– Работать на меня. Я бы не отказался от услуг научного сотрудника.

Губы его сложились в ободряющую полуулыбку, и она почувствовала себя более уверенно.

– Собственно говоря, я считаю, что вы идеально подходите для этого. Совершенно очевидно, что вы способны находить интересный материал. Вы приносите его мне, я обрабатываю его соответствующим образом, после чего вы помогаете мне найти детали, необходимые для раскрытия сюжета.

Она позволила себе немного подумать, представив себя этакой гламурной ищейкой сенсационных сообщений, которая важно вышагивает по шумному офису редакции, отвечает на телефонные звонки от всяких темных личностей и пишет ошеломляющие разоблачения, попадающие на первые страницы газет во всем мире.

– А над чем вы работаете в настоящий момент? – осторожно поинтересовалась она.

– Вот видите! Я знал, что идея вам понравится! – воскликнул Эллиот, кладя вилку.

Эбби рассмеялась.

– Ну хорошо, – продолжил он уже более спокойно. – На этой неделе я заглянул в таинственный мир Доминика Блейка.

Воздушный шарик ее хорошего настроения неожиданно лопнул, но Эллиот, похоже, не заметил этого.

– Знаете, моему редактору очень понравилась эта история «Последнего прощания». Ну, и он попросил меня покопать в этом направлении.

– Эллиот, вы же знаете, как расстроилась Розамунда Бейли из-за всего этого.

– Розамунда – гордая пожилая дама, и хотя ей, вероятно, присущ цинизм, она не хочет, чтобы ее личная жизнь обсуждалась в газетах, и я могу это понять. Но меня интересует Блейк. Его история завораживает. Я пока что копнул очень поверхностно, но есть вероятность того, что умер он не своей смертью.

– Что вы имеете в виду? Убийство? – ужаснулась Эбби.

– Конечно, пока это только мои предположения. Я покопался в его биографии. Мы, разумеется, знаем, что он был путешественником, но в 1961 году он был известен не только этим. Я просмотрел кое-какие файлы и газетные вырезки в библиотеке – его имя сплошь и рядом упоминается во всевозможных сплетнях из светской хроники.

– Он, вероятно, близок вам по духу, родственная душа, – улыбнулась Эбби.

– Очень остроумно. Как бы то ни было, но, если читать между строк, то окажется, что он приударял за многими светскими дамами и богатыми наследницами, а некоторые из них были замужем.

Эбби поверить не могла, что ему удалось выяснить все это за такое короткое время.

– И что из того? Вы думаете, что он стал жертвой ревнивого мужа?

Эллиот поднял свой бокал и улыбнулся:

– Сомнительно. Блейк ведь пропал в амазонских джунглях, помните? Это далековато от Мейфэр. Думаю, что какой-нибудь обиженный на него граф предпочел бы просто переехать его своим автомобилем, когда тот переходил бы Пиккадилли, или что-нибудь в том же духе.

Эбби поморщилась:

– Почему вы считаете, что любовные романы Блейка могут иметь какое-то отношение к его исчезновению?

– Ну, ухаживание за дамами такого полета, замужем они или нет, занятие не из дешевых, верно? Дорогие рестораны, номера в хороших отелях, небольшие подарки – все это стоило немалых денег. А наш герой был не из богатой семьи – в Кембридж он поступил, получив стипендию, отец его был профессиональным военным в невысоком звании, который после окончания войны держал продовольственный магазинчик. В общем, при таком стиле жизни Доминику, похоже, требовалась целая куча денег. Начнем с того, что он числился соучредителем журнала «Капитал». Выпускать свой журнал – это очень дорого. Моей семье это хорошо известно. А его путешествия, жизнь записного плейбоя? Что-то тут не сходится.

– Значит, у вас есть своя версия…

– Наркотики, – бросил он.

– Наркотики?

– Блейк провел много времени в Южной Америке – Боливия, Колумбия, Перу – как раз тогда, когда на этих территориях бурно развивалась контрабанда наркотиков. Джунгли массово вырубались под посевы разных культур – просто оказалось, что у каких-то из этих культур рыночная стоимость выше, чем у других.

Она оторопело смотрела на него широко открытыми глазами.

– Так вы думаете, что Доминик Блейк был как-то связан с распространением наркотиков?

– Это могло бы объяснить, почему его так упорно тянуло в ту часть света. И не забывайте, что в те времена было намного проще пронести такой товар в самолет. Это действительно были легкие деньги.

Эбби нахмурилась, а потом покачала головой:

– Как-то все это… неправильно. Не сходится, не похоже на него.

Эллиот пожал плечами:

– Возможно. Я только хочу сказать, что романтичность той фотографии не должна обманывать нас. Факты таковы, что Доминик Блейк вел разгульную жизнь, не имея официальных источников финансирования. И что деньги должны были откуда-то поступать. А еще, что он постоянно курсировал между Перу, Колумбией и Лондоном.

– Так о чем вы все-таки хотите написать свою историю? – начиная сердиться, спросила Эбби. – О том, что Доминик Блейк был наркодилером?

– Нет, я не это имел в виду. Я хочу написать о том, как и почему Доминик Блейк исчез. А чтобы понять это, мы должны побольше узнать о нем. Потому что ответ на вопрос о причине его смерти надо искать в его жизни.

Она вынуждена была признать, что в его словах есть резон.

– Ответ этот может быть банально прост: например, заблудился или заболел в джунглях.

– Все может быть, – сказал он, откидываясь на спинку стула.

– Я не смогу заниматься этим, Эллиот. Теперь, когда я вроде как знакома с Розамундой.

– А вы представьте себя на месте Розамунды Бейли, – медленно произнес Эллиот. – Вы уже немолоды, вы мудры, но при этом так и не узнали, что случилось с мужчиной, который был любовью всей вашей жизни. Разве вам не захотелось бы наконец выяснить это? Разве вы отказались бы, если бы кто-то более молодой, более энергичный, вооруженный технологиями двадцать первого века, располагающий ресурсами и средствами, взялся бы разобраться с тем, что ускользало от вас в течение пятидесяти лет и что все это время мучило вас?

– Эллиот, вам бы на сцене выступать, – шутливым тоном заметила она.

– Эбби, я говорю совершенно серьезно, – сказал он.

– Хорошо, я сделаю это.

Когда она произнесла эти слова, ее охватило радостное возбуждение, а еще она испытала непривычное ощущение свободы и даже какой-то отрешенности. Это было очень приятное чувство.

– Вот и прекрасно! – заключил Эллиот, протягивая ей руку.

Она пожала ее, и между ними проскочила искра сопричастности к общему делу.

– Что ж, добро пожаловать на борт, партнер! Вы не пожалеете о вашем решении.

Глава 14

Стояло прекрасное утро, когда Эбби поднималась по склону холма, и солнце, пробивавшееся сквозь кроны деревьев справа от нее, оставляло светлые полосы на тенях на раскинувшемся за оградой кладбище. О кладбище Хайгейт она знала только то, что здесь был похоронен Карл Маркс, но было оно заросшим и выглядело покинутым: покосившиеся надгробия, стоявшие теперь под всякими немыслимыми углами, странноватый, выглядывавший из зарослей плюща ангел.

«Не хотела бы я оказаться здесь ночью, – подумала она, переходя улицу. – И не хотела бы жить поблизости, чтобы все это постоянно было перед глазами». Она взглянула на ряды домов в викторианском стиле, тянувшиеся перпендикулярно кладбищу; их обитатели наверняка предпочли бы видеть из окон проглядывающие сквозь листву памятники, а не стену противоположного дома, закрывающую вид на Лондон. «А вид отсюда просто великолепный», – подумала она, добравшись до вершины холма и глядя по сторонам. Весь город, казавшийся с такого расстояния удивительно плоским и невероятно мирным, лежал перед ней как на ладони. Эбби догадывалась, что, возможно, именно поэтому Розамунда Бейли и решила обосноваться здесь. Если ты всю жизнь прожил на душной и давящей на человека улице громадного Лондона, это относительно сонное место, этакая тихая заводь, должна казаться просто деревенской идиллией.

Переведя дыхание, Эбби пересекла симпатичную маленькую площадь и, подойдя к первому дому слева, постучала в красную входную дверь.

Нельзя сказать, чтобы она ждала этого мгновения с большим нетерпением, – по натуре своей она была не слишком уверенным в себе человеком, – но, раз уж она хотела начать новую для себя карьеру исследователя, нужно было бросаться в это, как в омут головой. Она подняла руку, чтобы постучать еще раз, но тут дверь неожиданно распахнулась.

– Эбби, – сказала Розамунда, жестом приглашая ее войти. – Проходите, проходите.

Хозяйка провела ее по длинному темному коридору, выходящему в большую кухню.

– Присаживайтесь, – сказала Розамунда, указывая на грубоватый деревенский стол. – Я как раз приготовила чай, вот печенье, если хотите. Это не я пекла, оно покупное, но сегодня вечером у меня собираются любители книг, и они очень обижаются, если им не предлагают углеводов.

Эбби едва не села на кота, уютно свернувшегося на стуле. Сердито мяукнув, он соскочил на пол в последний момент.

– Тихо, Харольд!

– Какой симпатичный! – усаживаясь, сказала Эбби.

Она порылась в своей сумке и достала оттуда большой плотный конверт.

– Фотография, – смущенно сказала она, кладя конверт на стол. – Она отпечатана неофициально, так что вы не сможете продать ее и тому подобное. Но в рамке она будет смотреться замечательно.

– Я не собиралась ее продавать, – сказала Розамунда, с нежностью положив ладонь на конверт.

Затем она взяла чашку с чаем.

– Полагаю, выставка имела успех. Я видела статью в «Кроникл».

Эбби ждала от нее едких замечаний, упреков. В статье Эллиота о «Великих британских путешественниках» было названо ее имя. И хотя упомянуто оно было лишь вскользь, все равно сделано это было вопреки ее вполне конкретно высказанным пожеланиям, и Эбби думала, что Розамунда это так просто не оставит.

– Вы ведь больше не сотрудничаете с прессой? – помолчав, спросила Эбби.

Розамунда откусила кусочек печенья и покачала головой:

– Формально я отошла от дел несколько лет тому назад, но продолжаю работать. Я член правления двух благотворительных фондов, пишу понемногу, хотя сейчас все редакторы такие молодые, что меня мало кто помнит.