Не успели они выйти из дома Клайва Десмонда в прошлое воскресенье, как в голове Эллиота уже созрел план действий. Эбби должна была побеседовать со всеми друзьями Доминика, а) которые до сих пор живы, б) которых удастся разыскать, в) которые согласятся с ней пообщаться. Эллиот тем временем должен был попытаться установить, занимался ли он шпионажем.

Ко вторнику она успела связаться лишь с тремя коллегами Доминика, и то благодаря Эндрю Шаху. Эллиот за это время умудрился не только найти бывшего сотрудника газеты «Советская», но и организовать встречу с полковником КГБ. В среду он уже был в Санкт-Петербурге, а в течение последующих двенадцати часов устроил все так, чтобы Эбби согласилась с тем, что ей просто необходимо лететь к нему туда. При этом он излагал ей свой план по телефону таким будничным тоном, как будто приглашал ее во второй половине дня сходить с ним в Британскую библиотеку.


Несмотря на волнение, Эбби благополучно проспала большую часть из трех с половиной часов полета до аэропорта Пулково, где их самолет приземлился ближе к вечеру. Эллиот встречал ее в зале прибытия, и при виде его она едва сдержала вздох облегчения.

– Напомните мне еще разок, что я здесь делаю? – попросила она, когда он вместо приветствия легонько провел губами по ее щеке.

– Работаете, – улыбнулся он и, подхватив ее чемодан, повел ее к ожидавшему их громадному черному автомобилю с водителем, выглядевшим так, будто возит он исключительно высокопоставленных чиновников.

Во время недолгой поездки до центра города Эллиот практически ничего ей не рассказал, и из-за этого чуть ли не параноидального молчания, выводившего ее из душевного равновесия, она и сама уже чувствовала себя шпионкой.

Однако когда на горизонте показались очертания Санкт-Петербурга, она ощутила прилив энергии, вызванный уже радостным возбуждением, а не беспокойством. Ее восхищенный взгляд скользил по крышам домов. Таких красивых башен и куполов, как будто сошедших с картинок из книжки сказок, ей никогда раньше видеть не приходилось.

– Вы уже бывали в Санкт-Петербурге?

Она покачала головой.

– Здесь очень много воды, – сказала она, подумав, что город напоминает ей и Венецию, и Амстердам, несмотря на то что ни там, ни там она тоже никогда не была. «Господи, сколько всего человек может почерпнуть из кинофильмов!» – подумала она, улыбнувшись.

– Начнем с того, что расположен он на берегу Финского залива, – сказал Эллиот. – Вон там залив. К тому же город этот построен на более чем сотне островов. Сегодня их, правда, уже меньше, потому что некоторые из них связаны между собой мостами, но у большинства есть свои индивидуальные особенности. Каменный, например, изначально был островом, где селилась правящая элита, поэтому там много обветшавших больших особняков, которые они для себя возводили. На Аптекарском находится Ботанический сад, на Петроградском – университеты. Город этот совсем недолго назывался Петроградом, после смерти Ленина его переименовали в Ленинград. Некоторые острова связаны разводными мостами, которые на ночь поднимаются. Мы должны на это посмотреть, если выберемся на прогулку.

Автомобиль затормозил и остановился.

– А здесь мы будем жить, – сказал Эллиот, наблюдая за тем, как Эбби разглядывает белый фасад внушительного здания в стиле барокко.

– Вау, – шепнула она и даже присвистнула от восхищения.

Внутри отеля царило безмолвное великолепие очень дорогого заведения. Атриум представлял собой высокое сводчатое помещение с висевшей под потолком грандиозной люстрой размером с небольшой автомобиль, которая заливала ресепшен мерцающим золотистым светом. Зарегистрировавшись, Эбби сразу же успокоилась, поскольку убедилась, что жить они с Эллиотом будут в разных номерах, – а мысли об этом все время мучили ее во время полета, – после чего они на лифте поднялись на пятый этаж.

Сунув магнитную карточку-ключ в замочную щель номера 406, она толкнула дверь и в восхищении застыла.

«Да это люкс, точно люкс», – подумала она, заглядывая в небольшую отдельную гостиную. Потом она прошла в спальню с большой кроватью под балдахином и двойными дверьми, выходящими на балкон, откуда открывался прекрасный вид на город. Оживленная серебристая магистраль, забитая машинами, уходила на север. По обе стороны улицы стояли величественные старинные дома, в колоннах которых и резьбе по камню угадывались арабские мотивы.

Она услышала, как у нее за спиной захлопнулась дверь ее номера, и краем глаза заметила Эллиота, который стоял в дверях спальни.

– Это потрясающе! – Она рассмеялась, чтобы избавиться от некоторой неловкости. – Настоящий дворец. Меня поражает то, что «Кроникл» позволяет вам включать в статью командировочных расходов проживание в таких отелях. Определенно, дела у вас идут гораздо лучше, чем у ККИ.

– Были времена, когда я действительно мог бы позволить себе остановиться в подобном отеле за счет газеты, – сказал Эллиот. – Однако теперь за наши командировочные дай бог, чтобы мы могли остановиться в каком-нибудь местном мотеле типа нашего «Травелодж». Поэтому я решил субсидировать нашу поездку, чтобы не отбить у вас тягу к журналистике.

Сбросив туфли, она едва не застонала от удовольствия, когда ступни ее погрузились в ворс толстого ковра; потом она подхватила пушистый халат и прижала его к лицу: он был мягким, как кашемир.

– Можем мы пожить здесь? – спросила она. – Мне тут ужасно нравится.

Он улыбался, как будто получал удовольствие, наблюдая за ней.

– Я не уверен, что даже представительские расходы моего отца выдержали бы такое. Ну а вы еще не забыли, что мы приехали сюда поработать?

Она почувствовала некоторое разочарование, и приподнятое настроение, атмосфера интимности улетучились.

Они прошли в гостиную, где на столе стояла бутылка воды и два высоких стакана с толстым дном. Эллиот налил воды им обоим, после чего сел и откинулся на спинку стула. Она отметила, что он расслабленный и уверенный в себе, а вот для нее находиться здесь было полным безумием. Она знакома с ним всего две недели, и вот они уже в чужом городе, бог знает где, и обстановка имеет совершенно недвусмысленный романтический подтекст.

– С кем вы уже успели поговорить?

– Вчера за ланчем я беседовала с Джонатоном Сомсом, – сказала она как можно более небрежным тоном, хотя до сих пор не могла поверить, что справилась с этой задачей, даже учитывая то, что Эллиот сам все организовал, попросив отца устроить их встречу, используя свои связи в палате лордов.

– Как все прошло?

– Я чертовски нервничала. Я прежде никогда ни у кого не брала интервью, но заставила себя относиться к этому так, как будто мы просто встретились, чтобы поболтать.

– Это хорошо, – довольно улыбнулся Эллиот.

Эбби почувствовала, что заливается краской. Глотнув воды, она рассказала ему о событиях предыдущего дня: часть ее не хотела вдаваться в подробности той встречи, опасаясь, что может проболтаться о какой-нибудь своей грубой оплошности. Другую же ее часть переполняла гордость за себя, и ей не терпелось похвастаться своими успехами.

Подъехав к ресторану «Уилтонс» на Джермин-стрит, она едва не расхохоталась: ее немало повеселила мысль, что ей пришлось прожить тридцать один год, чтобы представился случай познакомиться с лордом, а теперь получалось, что на этой неделе таких знакомств у нее уже два.

Все время помня о том, что за ланчем она встречается не с кем-нибудь, а с лордом Сомсом, первые двадцать минут она называла его «сэр Джонатон», чего, видимо, делать не следовало, потому что в конце концов он очень деликатно настоял на том, чтобы она называла его просто Джонни.

Он сразу же понравился ей. В отличие от самодовольных мировых лидеров и высокопоставленных военных, чьими портретами были увешаны стены ресторана, Джонатон Сомс оказался человеком добродушным и приятным, и он мгновенно расположил ее к себе с искусством чиновника с долгой карьерой в высших эшелонах власти.

Они поговорили об истории этого ресторана, о теме последней документальной книги Джонатона – биографии великого исследователя Фердинанда Магеллана, о работе Эбби в ККИ. Он подтвердил, что был близким другом Доминика Блейка, а особый интерес у него вызвало недавнее знакомство Эбби с Розамундой Бейли – и он был заинтригован и засыпал ее вопросами о том, где та сейчас живет, как у нее дела и т. д. Эбби смогла ответить далеко не на все из них.

Когда разговор вновь зашел о Доминике, лорд помрачнел, но все же отзывался о нем очень тепло и с печалью в голосе.

С первой минуты встречи она готовилась задать своему собеседнику самый главный вопрос и так разволновалась, что сердце ее начало стучать удивительно громко и часто; она уже стала опасаться, что метрдотель, услышав этот грохот, просто выведет ее из зала и не позволит вернуться, пока она не успокоится. В конце концов она решила, что окольных путей затронуть эту тему не существует, поэтому просто выложила все напрямую.

Джонатон не отрицал того, что организовал запрет публикаций в СМИ материалов шпионской истории из «Советской».

– И не столько ради Доминика, сколько во благо страны, – с чувством заключил он.

Не отрицал он и существования слухов о том, что Доминик мог работать на русских. Она запомнила все, что он сказал, почти слово в слово, как запомнила и печальное выражение, появившееся на его лице, когда он говорил об этом.

– И по сей день никому не известно, кто на самом деле шпионил на русских, а кто нет, – сказал он. – Но все знают, что шестидесятые годы были временами очень переменчивыми. Все были в той или иной степени идеалистами, а в КГБ работали настоящие виртуозы вербовки. Вспомнить хотя бы «кембриджских шпионов»: Ким Филби, несомненно, был самым успешным шпионом в истории. Он возглавлял отдел контрразведки в МИ-6, имел доступ к секретным материалам Секретной службы США, ЦРУ и ФБР, и все время передавал информацию в Москву. Вы же не думаете, что он был такой один?

– А что Сомс сказал по поводу голословных обвинений Доминика? – спросил Эллиот, когда в рассказе Эбби возникла небольшая пауза.

– Он сказал, что это возможно, но крайне маловероятно. Сказал, что знал Доминика с первого дня учебы в университете, что они с ним были близки, как братья. Он не только никогда не замечал ничего, указывающего на то, что Доминик работал на русских, но и убежден, что тот просто был человеком не того сорта.

– Кто знает, что заставляет человека стать предателем, – цинично заметил Эллиот.

– Мне кажется, он имел в виду, что Доминик Блейк был политическим идеалистом иного сорта.

– Но «Капитал» был журналом политическим.

– Джонатон сказал, что политика интересовала Доминика лишь постольку, поскольку понуждала людей говорить о его журнале. Но у него никогда не было политических амбиций, в отличие от Розамунды, как и ее непримиримости. Очевидно, что он был просто ужасным болтуном и не мог бы сохранить тайну, даже если бы от этого зависела его жизнь. Людям очень нравилось с ним общаться: у него всегда была припасена очередная история – обычно грязная – не о том, так о другом.

Она подняла глаза на Эллиота, который задумчиво смотрел в окно.

– Лорд Сомс сообщил нечто такое, что подрывает вашу гипотезу насчет Доминика и наркотиков: он сказал, что деньги на раскрутку «Капитала» ему дал его отец. В смысле отец Сомса.

– Но мы же с вами и не ожидали, что Сомс, даже если он знал наверняка, что Доминик был шпионом, признает это, – произнес Эллиот, как будто рассуждая вслух. – Речь идет не о Джеймсе Бонде. Шпионаж имеет этакий романтический ореол, но это самое настоящее предательство своей страны, своих друзей, коллег. Взять того же Филби: он несет ответственность за гибель десятков секретных агентов Запада.

Потом она рассказала ему о телефонном разговоре с Робертом Уэббом, бывшим редактором журнала «Капитал», и переписке по электронной почте с еще одним коллегой Доминика, журналистом. Эллиот сказал, что из них обоих надо постараться выжать что-нибудь еще, несмотря на то, что первое общение оказалось совершенно бесполезным.

– А что у вас? – спросила Эбби, отпив воды из своего стакана.

– Большинство тех, кто тогда работал в редакции «Советской», уже умерли. Но нужно знать, где искать, – оказалось, что материал со списком шпионов был по всем правилам заархивирован: один человек, который в те времена был начинающим репортером отдела новостей, сделал для меня копии.

– Но все это как-то не очень убедительно, – заметила Эбби.

– Согласен. Кого мне действительно хотелось бы вычислить, так это куратора Доминика.

– Куратора?

– Если ты агент, твоим непосредственным начальником является куратор, это он выдает тебе задания, и он твое контактное лицо. Вы что, не смотрели «Шпион, выйди вон»?

Она покачала головой, а потом вспомнила, что Ник покупал DVD с этим фильмом, но смотрел его сам, пока она наверху принимала ванну.