Тасмина Перри - Прощальный поцелуй

– Во Франции со школьной экскурсией, потом по туристической путевке с подругами на Тенерифе, была еще в Нью-Йорке, ну и в Турции во время медового месяца.

– Ну, Канары – это практически уже Африка, Нью-Йорк – центр мира, а Турция – Азия, так что вы в большей степени космополит, чем думаете, – сказал он, улыбаясь лишь уголками губ.

– Вы смеетесь надо мной.

– Нисколько. А после того, как вы вышли замуж, поездки прекратились?

– Да нет. Два раза в год мы ездим в Корнуолл, – ответила она, сразу же сообразив, что сказала «ездим», а не «ездили». – Ник серьезно увлекается серфингом, а мне там нравится цвет моря. Мы с ним всегда мечтали в один прекрасный день переехать туда и открыть там кафе и школу серфингистов. На самом деле это была несбыточная мечта, потому что успехи Ника в бизнесе были такими впечатляющими, что вопрос, бросать ли его, чтобы потакать своим маленьким слабостям, вообще не стоял. Но каждый год на четыре недели мы уезжали туда, чтобы пожить в мире наших фантазий. В этом году мы впервые туда не поехали. По понятным причинам.

Эбби вдруг умолкла, теребя в руках салфетку.

– С вами все в порядке?

– У меня из головы не выходит Доминик. Что мы скажем Розамунде?

– Мы ей пока вообще ничего не скажем.

Подняв голову, Эбби увидела, что Эллиот внимательно смотрит на нее.

– Вы уже жалеете, что перед вами предстала такая картина? Что согласились работать на меня?

– Нисколько, – тихо сказала она. – Это закалило меня.

Взгляд ее скользнул по поверхности реки, и она неторопливо пригубила вино, прежде чем снова посмотрела на Эллиота.

– В последнее время мне приходилось нелегко. Я пряталась, никуда не выходила, почти ни с кем не разговаривала, надеясь таким образом отгородиться от свалившихся на меня проблем, которые требовали решения. Я не знала, как мне поступить, и у меня не было сил предпринять что-либо и двигаться дальше.

– Уйти с головой в работу – это определенно помогает, – сказал он, потирая ножку бокала большим и указательным пальцами.

– Но эта работа – ваша работа – дает больше. Вы спросили, почему я стала архивариусом. Когда я была моложе, мне очень хотелось стать журналисткой, но всегда казалось, что я не справлюсь. Помню, в первую же неделю учебы в университете я пошла в редакцию студенческой газеты. Я тогда остановилась перед стеклянной дверью, долго стояла там, наблюдая за тем, что происходит внутри, но так и не вошла – побоялась. Честно говоря, это можно считать сценарием всей моей жизни.

Эллиот взглянул на счет и выложил на стол несколько рублевых купюр.

– Эбби, когда я говорю, что вы чертовски хорошая журналистка, мне можно верить. То, как вы повели себя с Горшковым – вы были прямолинейны, бесстрашны… То, что вам удалось покорить его своим обаянием и так его разговорить… Этого не в состоянии были бы сделать репортеры и с десятилетним стажем работы, а ведь с начала нашей беседы не прошло и десяти минут. Я гордился вами.

– Бесстрашна. Мне нравится это слово.

Она заметила складку, появившуюся между его бровями, когда он нахмурился.

– Тогда поехали в отель ко мне.

Сначала она даже не уловила смысла сказанного им.

Его глаза бросали ей вызов; сердце ее начало лихорадочно биться, и она кивнула, даже не успев сообразить, что делает.

Он встал и протянул ей руку. Она чувствовала, что щеки ее пылают от стыда и желания, когда они проходили между столиками. На улице прохладный ночной воздух охладил ее лицо, но не пригасил сладкое томление.

Не отпуская ее руку, он повернул ее к себе и поцеловал; его влажные, пахнущие вином губы прижались к ее губам и раздвинули их. Теперь он держал ее лицо в своих ладонях, ей было тяжело дышать. Они отошли к стене.

– Будем надеяться, что наш отель отсюда недалеко, – сказал он, касаясь носом мочки ее уха. – Я понятия не имею, как российское законодательство относится к непристойному поведению на улице.

У нее было время обдумать, что она делает, – минут пять они ехали в такси до своего отеля, но она не позволила себе этого. У нее было ощущение, что невидимая сила подхватила ее и она, словно сухой осенний лист, беспомощно кружится в порывах ветра.

Через вестибюль они прошли держась за руки, не говоря ни слова и даже не глядя друг на друга. Но как только за ними закрылась дверь лифта, они прильнули друг к другу и снова поцеловались, уже нежнее, но все так же нетерпеливо. Обоих пьянило предвкушение того, что должно было произойти дальше.

На пятом этаже лифт издал мелодичный сигнал и двери его плавно открылись. Эллиот обнял ее за плечи, и они, выйдя из лифта, бегом бросились к его номеру, где он принялся лихорадочно совать карточку-ключ в замочную щель. И наконец они буквально ввалились внутрь, так и не удосужившись зажечь свет.

Теперь уже она целовала его. Она упивалась им, сходя с ума от легкого аромата его парфюма, от возбуждающих движений его языка у нее во рту. Она никогда раньше так не целовалась. Это была подлинная страсть, и от неуемного желания кружилась голова.

Она почувствовала, как его пальцы расстегивают ее джинсы – и стала помогать ему освобождаться от одежды. Стянув с нее футболку через голову, он расстегнул бюстгальтер и провел ладонью по ее соску.

– Почему мы не сделали этого раньше? – прошептал он, одним плавным движением спустив ее трусики на бедра.

От мучительного зуда между ногами она застонала, но звук этот застрял в ее горле.

К моменту, когда они добрались до кровати, оба были полностью обнажены. Как она и предполагала, тело у него было невероятное. Рельефный торс, широкие плечи, узкие бедра. Она легла на спину, а он, широко расставив ноги, сел сверху и, нагнувшись вперед, начал целовать ее шею, ее грудь и живот. От удовольствия она выгнулась, а он, прежде чем войти в нее, облизнул свои пальцы и ввел их. У Эбби закружилась голова от наслаждения, и все мысли свелись лишь к одной: какое удовольствие он доставляет ей и насколько это приятно ему самому. Внизу живота начал разгораться пожар оргазма, и она сдерживала себя, чтобы усилить ощущения. Он ускорил ритм, продолжая целовать ее со всей страстью и нетерпением, а она, схватив его за волосы, притягивала его к себе, чтобы он входил в нее глубже и глубже. Собственное тело вдруг стало казаться легким, она словно начала парить; у нее перехватило дыхание, но потом, оказавшись на пике невероятного наслаждения, она громко вскрикнула.

– Это было здорово, – простонал Эллиот, обмякнув на ней.

– Потрясающе, – согласилась она, вдруг осознав, что секса ради секса для нее больше не существует.

Эбби и Джинни записались на курс пилатеса из десяти занятий. Вроде бы все просто. Продолжительность пятьдесят пять минут, улыбчивый, доброжелательный преподаватель чуть старше пятидесяти – по крайней мере так он выглядел на фотографии на веб-сайте, – и куча положительных отзывов тех, кому занятия пилатесом помогли улучшить осанку. Но часовое занятие, на котором Эбби только что побывала со своей золовкой, стало в итоге настоящим мучением. Поднятие ног вверх из положения лежа показалось поначалу легким упражнением, однако проделать это надо было шестьдесят раз подряд. В результате теперь ноги буквально горели от бедер и до кончиков пальцев.

Эбби не покидала мысль, что это было наказанием за то, что произошло в Санкт-Петербурге. Проснувшись на следующий день в русском отеле на огромной кровати с резными столбиками по углам, она, разумеется, испытала острое чувство вины. Такое вполне может случиться, если, открыв глаза, ты обнаружишь, что лежишь обнаженная рядом с мужчиной, в то время как официально все еще замужем за другим.

Когда она в своих воспоминаниях возвращалась к происшедшему, что за последние четыре дня случалось с ней практически каждый час, мысль о том, что она переспала с Эллиотом Холлом, казалась ей почти такой же чужеродной, как буквы кириллицы на афишах и указателях в Санкт-Петербурге. Девушки вроде нее – нормальные, обычные, славные девушки – не проводят ночи с мужчинами, которых едва знают, в экзотических отелях за тысячи миль от дома.

Однако, проснувшись в постели с Эллиотом, она испытала не только угрызения совести. На самом деле ей особо не с чем было сравнивать – помимо Ника Гордона она за свою жизнь спала только с двумя мужчинами; оба раза это были лишь короткие связи на первом курсе университета, а партнерами были скорее мальчики, чем мужчины, – но даже этого скудного жизненного опыта было достаточно, чтобы можно было сказать: секс и вся сопутствующая ему химия чувств, которые она испытала с Эллиотом, – нечто особенное. Так что, несмотря на чувство вины, она ощущала себя окрыленной и сексуально привлекательной. Она стала совершенно другим человеком, как будто сбросила старую кожу, принуждавшую ее держаться в строгих рамках. Однако проснувшаяся в ней шотландская пресвитерианка полагала, что такое поведение должно быть наказано. Например, с помощью пилатеса.

– Мне понравилось, – улыбнулась Джинни, сворачивая в рулон свой коврик и заталкивая его в сумку от Луи Виттона.

Она даже не вспотела, Эбби же чувствовала, как у нее по вискам и между лопатками катятся капли пота. Ей хотелось побыстрее попасть домой, принять прохладный душ и лечь спать, но она понимала, что шансов улизнуть от Джинни у нее нет.

Помывшись и переодевшись, они вышли на улицу, под ласковые лучи вечернего солнца, заливавшего лондонский район Саут-Бэнк мягким золотистым светом.

– И как оно там, в России? – спросила Джинни, на ходу скалывая свои длинные, до плеч, волосы.

У них не было возможности поговорить до занятия: Джинни было свойственно появляться буквально за минуту до того, как нужно было выходить из дома. В результате Эбби целый час мучилась, размышляя, к чему может привести разговор с золовкой.

– Многое прояснилось, – сказала она, тут же пожалев о выборе слов.

Она вспомнила губы Эллиота на своем соске, его руку у себя между ног и почувствовала, что краснеет.

– Получила, что хотела?

Она сдержанно кивнула и мысленно поблагодарила Бога за то, что тренировка была напряженной, иначе цвет лица непременно выдал бы ее.

– Так с кем вы там должны были встретиться?

Эбби знала, что, задав вопрос, Джинни уже не отстанет, пока не получит ответ.

– Ты не поверишь, но то был сотрудник КГБ. Это было потрясающе! Он живет в доме для престарелых отставных разведчиков.

– КГБ? – недоверчиво переспросила Джинни. – А зачем все это было нужно?

– Мы заинтересовались одной экспедицией вглубь перуанских джунглей, – сказала Эбби, которой не хотелось увязывать свою поездку с фотографией «Последнее прощание». Джинни – хитрая лиса, и от нее вполне можно было ожидать, что, увидев эту фотографию в «Кроникл» и обратив внимание на то, что статью написал Эллиот Холл, она тут же задастся вопросом: а с кем, черт возьми, Эбби летала в Санкт-Петербург?

– Ничего не изменилось? Идем теперь обедать? – спросила Джинни, и Эбби мысленно с облегчением вздохнула оттого, что тема эта дальнейшего развития не получила.

– Как насчет мексиканской кухни? – предложила Эбби, кивком указывая в сторону ресторана «Вахака».

– А как насчет того, чтобы сначала выпить? – Это было в стиле Джинни: слова ее прозвучали как приказ.

– Мы сможем выпить в «Вахаке». У них там подают замечательную кайпиринью[44].

– Слушай, я сто лет не была в баре БИК, – сказала Джинни, когда они проходили мимо Британского института кинематографии. – Давай заглянем сюда ненадолго.

Эбби согласилась. БИК ей нравился. Едва переехав в Лондон, они с Ником записались на цикл программ Джима Джармуша, посвященных кино, начиная от Хичкока и кончая жемчужинами мирового кинематографа, и каждые выходные приходили сюда.

Толкнув дверь, она прошла в бар, продолжая думать о прошлых днях, о том, что теперь даже не может вспомнить, когда они с Ником последний раз были в кино. И тут она увидела его.

Сначала она подумала, что это просто наваждение, а потом ее осенило, что Джинни все это подстроила.

– Да, это засада. Я это признаю, – поднимая руки вверх, сказала золовка. – Но ты все равно должна с ним поговорить, Эбби. Вам необходимо хотя бы попытаться договориться, прежде чем адвокаты запустят процесс.

– Он уже запущен. – От волнения голос Эбби дрожал, а внутри все сжалось.

Она не хотела его видеть. Не могла его видеть. Только не сейчас, через четыре дня после того, как она проснулась в постели с другим мужчиной. Всю эту неделю она снова и снова спрашивала себя, чем она теперь лучше своего мужа, и пришла к выводу, что ничем. Ее высокоморальные принципы рухнули, и она чувствовала себя уязвимой, незащищенной и заслуживающей осуждения.

– Даже твой адвокат посоветовал тебе попытаться помириться с ним, – прошипела Джинни, встав у нее за спиной так, чтобы перекрыть ей путь отступления.

– Откуда ты это знаешь?