– Оттуда. Потому что адвокат Ника сказал ему то же самое.

Эбби обернулась и удивленно посмотрела на нее. Ее захлестнула паника.

– Значит, Ник встречался с адвокатом? – спросила она.

– А ты чего ожидала? Он не собирается ждать тебя вечно.

В баре было многолюдно, но Нику удалось найти свободный столик. Нику это всегда удавалось. Когда они направились к нему, он натянуто улыбнулся – совсем как после последней их с Эбби размолвки в Гайд-парке, – и Эбби пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы не сбежать.

Она была рада, что он приоделся, хотя на рукавах пиджака были складки. Эбби представила, как Ник гладил его на скрипучей гладильной доске, которая хранилась в сушильном шкафу. Прежняя Эбби сделала бы это для него, поворчала бы немного, но все равно сделала, потому что это ведь входит в обязанности жены, верно? Но это прежняя Эбби, а не та, которая летала в Санкт-Петербург выведывать секреты у бывших советских шпионов.

– Что будешь пить? – оживленно спросила Джинни, стараясь разрядить обстановку.

– Газировку с лаймом, – ответила Эбби. Ей бы в самый раз рюмку водки, а то и две, но она понимала, что голова должна остаться ясной.

– И мне то же самое, – очевидно, из вежливости сказал Ник.

«Что мы делаем?» – подумала Эбби, чувствуя, что куда-то проваливается. Прошло всего несколько недель, а они уже разговаривают, как совершенно чужие люди. Ей хотелось схватить его за грудки и крикнуть в ухо: «Это же я! Твоя жена!» Но как же теперь все было непросто!

– От Джинни я узнал, что у тебя на работе произошло, – сказал Ник, когда его сестра отошла к барной стойке. – Я звонил тебе и оставлял сообщение. Дважды.

– Чтобы посочувствовать?

– Ситуация действительно дерьмовая. Я поверить не мог, что Стивен так с тобой поступил. Ты же тянула всю эту контору на себе.

– Я не потеряла работу, – сказала она со всем достоинством, какое только удалось мобилизовать. – Мне просто урезали рабочие часы. И теперь я компенсирую это за счет внештатной работы.

Повисло тягостное молчание; положение спасла вернувшаяся Джинни, которая поставила перед Эбби и Ником по стакану.

– Ладно, вы оба знаете, зачем здесь находитесь. Так что я предпочитаю улизнуть, – сказала она, забрасывая ручку сумки на плечо.

– Ты уходишь? – хором произнесли Эбби и Ник.

Джинни улыбнулась.

– Вот видите! Вы по-прежнему думаете одинаково. И мне нечего встревать между вами. – Она по очереди пожала им руки. – Ради бога, разберитесь и договоритесь до чего-нибудь. Вы все еще любите друг друга, так что не дайте этой размолвке взять над вами верх.

Эбби нервно схватила свой стакан и сделала большой глоток, подумав, что нужно было все-таки заказать водки.

Джинни протянула им обоим карточки записи на консультацию к специалисту.

– Перед тем как уйти, сообщаю, что вы записаны вот к ней. К доктору Нейлор. Двадцать пятого на шесть тридцать. Кабинет у нее в Клэпеме, так что добираться будет удобно вам обоим.

– А кто такая эта доктор Нейлор?

– Ник тебе все объяснит. Ну, мне пора.

Они молча посмотрели ей вслед. В окно было видно, как Джинни прошла мимо книжных киосков под мост и оглянулась, прежде чем окончательно скрыться из виду.

– Доктор Нейлор. Она что, записала нас на консультацию к психиатру?

– Это консультант по брачно-семейным отношениям.

– Причем ну очень высокой квалификации, – улыбнулась Эбби, разглядывая на карточке долгую вереницу сокращений после имени этой женщины, обозначавших разные звания и ученые степени.

– Джинни сказала, что она лучшая, но я уверен, что моя сестра просто раскопала ее координаты на последних страницах «Татлера»[45].

– Джинни всегда нужно только самое лучшее, – отозвалась Эбби.

– Так твоя поездка в Санкт-Петербург была связана уже с внештатной работой?

Эбби не сомневалась, что Джинни выложила ему все, что Эбби рассказывала ей утром перед отъездом в аэропорт, до мельчайших подробностей.

– Вроде того, – сказала она, внимательно следя за выражением его лица в поисках каких-то намеков на подозрительность. – После выставки интерес к архивным материалам резко возрос. И мне нужно было кое-что разузнать относительно одной из фотографий.

– Ты летала туда одна?

– Да, – ответила она, в очередной раз испытав угрызения совести.

Ее тошнило от того, что она лжет с такой легкостью. Вначале это просто маленькая неправда, которая постоянно разрастается, словно снежный ком, и в конце ты уже и сам сомневаешься, так ли все было на самом деле. В свое оправдание она говорила себе, что она ведь действительно летела в Санкт-Петербург одна, даже если в аэропорту ее и встречал мужчина, с которым у нее потом был секс – три раза за ночь.

Ник улыбнулся.

– Должен признаться, воображение рисовало мне, что это было романтическое приключение со Стивеном.

– Неужели тебе удалось такое представить? – нервно усмехнувшись, сказала она.

Они помолчали. Эбби почувствовала, что внутреннее напряжение немного спало, и это было хорошо: она не была настроена на конфронтацию с мужем.

Она знала, что теоретически супружеские пары могут вести одни и те же споры снова и снова – иногда в течение всей семейной жизни, но ей очень не хотелось еще раз воспроизводить их злобную, со взаимными обвинениями, стычку в Гайд-парке. И не только потому, что это очень изматывало ее: она не была уверена, что ей удастся не выболтать всю правду про Санкт-Петербург.

– Тебе бы понравилось в России, – наконец сказала она. – Я переживала, когда ехала туда, но там оказалось замечательно. Потрясающая архитектура: эти поблекшие фасады зданий в стиле барокко, отслаивающаяся местами позолота. Я не уверена, что это настоящее сусальное золото, но выглядит оно волшебно, просто сияет. Это город для принцесс. А метро! На некоторых станциях даже висят люстры.

– Они строились как дворцы для народа, поэтому там полно мрамора и хрусталя. Выглядит все элегантно и под старину, а запустили там первую линию метро только в 50-х годах.

Она изумленно посмотрела на него, хотя и сама не поняла, чему удивляется. Ник всегда мог научить ее самым разным вещам. Его знания были разносторонними и обширными, но он никогда не кичился этим. Она невольно сравнивала его с Эллиотом, который в какие-то моменты вел себя так, как будто считал, что должен заняться ее образованием.

– Я всегда хотел побывать в Санкт-Петербурге. Мы должны были бы съездить туда вместе, – сказал Ник, глядя ей в глаза.

– Ник, мы с тобой никогда никуда не ездили дальше Корнуолла.

– Мне казалось, что мы оба этого хотели.

– Ничего подобного! Я понятия не имела, что ты горишь желанием побывать в России.

– Ну, вероятно, мы с тобой перестали общаться по-настоящему задолго до того, как расстались, – беззлобно заметил он.

– Ты знаешь, что я люблю Корнуолл, – сказала она, вспоминая барбекю на пляже: небольшие металлические решетки, линкольнширские сосиски из супермаркета, банановый кетчуп, который они всегда высмеивали, покупая его, но который на самом деле нравился им обоим.

Увидев, что он заметил отсутствие обручального кольца на ее безымянном пальце, она инстинктивно убрала левую руку под стол, положила ее на колено.

– Мы просто жили по привычке, попали в колею, разве не так? – сказала она, испытывая тоску по былым временам. – Я хочу сказать, посмотри на нас сейчас. Каких-то несколько недель назад мы бы этого не сделали.

– Не сделали чего?

Эбби жестом обвела бар.

– Вот этого. Не встретились бы, чтобы выпить в баре на берегу реки. Ты большую часть времени работал в городе, а я – всего в паре остановок на метро. Почему мы никогда такого не делали? Мы могли бы вместе обедать, вместе ходить в галерею Тейт. У меня же диплом по истории искусств, черт побери, а сколько раз я была в Тейт?

– В прошлом году на твой день рождения я подарил тебе абонемент.

– Да, подарил.

Она подняла голову, и взгляды их встретились; внезапно ей мучительно захотелось разобраться, что же с ними произошло.

– Когда мы с тобой в последний раз ходили в бар, чтобы просто пообщаться? Мы же часто делали это, прежде чем поженились.

– Все меняется, Эбби, в том числе и приоритеты.

– Что ты имеешь в виду?

Ник пожал плечами.

– Ну, во-первых, ты перестала употреблять спиртное.

Этот аргумент будто повис в воздухе между ними. Для человека постороннего такое замечание могло бы показаться безобидным, но на понятном им двоим языке оно прозвучало угрожающе.

– Дело было не только в том, что я пыталась забеременеть, Ник. Ты тоже изменился.

Он как-то сразу сник и посерьезнел. Импульсивная и спонтанная сторона его натуры, которая заставляла его прыгнуть в море с крутой скалы в Турции или купить автомобиль «Фольксваген-Жук» бешеного лаймово-зеленого цвета, перестала проявляться. Она смотрела на мужчину, с которым перед алтарем обещала быть рядом всю жизнь, и видела чужого человека. Вероятно, такой же он сейчас видел и ее.

– Эбби, последние шесть лет я работал по двадцать четыре часа в сутки. Спонтанность в таких условиях просто не могла не выветриться.

– Нет, могла. О том, что я лечу в Россию, мне сообщили за двое суток; я получила визу по ускоренной процедуре и решила все вопросы. И знаешь что? Ощущение потрясающее.

У него в глазах загорелась искра надежды, как у игрока в «Монополию», которому только что вручили карточку «освобождение из тюрьмы», и, сунув руку в карман, вынул оттуда листок бумаги. Эбби мгновенно узнала логотип корнуоллского агентства недвижимости, потому что она сотни раз заходила на его сайт, мечтая о маленьком коттедже, об их с Ником бизнесе – семейном отеле в стиле шебби-шик[46].

– Помнишь тот старый пансион, мимо которого мы всегда проходили, когда приезжали на остров Сент-Агнес? – спросил он; его зеленые глаза сияли. – Он выставлен на продажу.

На листке вверху крупными цифрами была указана цена.

– Я советовался с финансовым консультантом и уверен, что мы можем себе это позволить. Кое-кто заинтересован в том, чтобы выкупить мой бизнес. Эти люди хотят, чтобы я консультировал их в течение трех лет, но до конца контракта я могу большую часть времени работать удаленно: день в Лондоне, четыре – в Корнуолле.

Эбби смотрела на него и не верила, что он предлагает ей такое.

– Похоже, что сейчас для такого шага самое время – тебе урезали часы в ККИ, я продаю свой бизнес. Для нас обоих это могло бы стать новым стартом, мы начали бы все с чистого листа.

Три года назад она могла об этом только мечтать. Разговор, который они заводили всякий раз, проходя мимо этого пансиона «ночлег плюс завтрак», превратился для них в некий ежегодно повторяемый ритуал. Они возбужденно обсуждали, что могли бы сделать из этого пансиона, если бы он продавался. В пристройке из неотесанного камня они устроили бы картинную галерею, в передней части здания – кафе здорового питания, а на втором этаже, рядом с жилой частью дома, – офис школы серфинга.

– Как это «самое время», Ник? – печально спросила она. – Мы здесь с тобой для того, чтобы обсудить крах нашего брака. После того, как ты завел роман на стороне. Мы оба уже получили инструкции от наших адвокатов. Мой, например, хочет, чтобы я оценила наш дом, и вовсе не для того, чтобы мы потом в складчину купили тот корнуоллский пансион.

– Да никакой это не роман, – произнес он сдавленным голосом. – Просто одна ночь. Одна глупая, идиотская выходка.

– Чтобы предать любимого человека и подорвать доверие между людьми, достаточно одной минуты. Одной минуты, чтобы разрушить все.

Уже не в первый раз она живо представила себе, как он в полупустом баре какого-то дорогого отеля встречается глазами с одинокой женщиной в другом конце зала.

Эта сцена проигрывалась у нее в голове снова и снова. Стокгольмский отель, элегантный номер, отделанный тиковым деревом, мягкое, приглушенное освещение. Интересно, на сколько коктейлей он тогда потратился? В какой момент их беседа превратилась в флирт, кто первый решился на то самое первое интимное прикосновение? Кто из них сказал «пойдем ко мне в номер», как недавно это сделал Эллиот, проявив инициативу, хотя сексуальное влечение было взаимным?

– Но ты, по крайней мере, сходишь к доктору Нейлор? – уже менее эмоционально спросил он.

– Пока не знаю, – ответила она, желая быть с ним максимально честной.

Он протянул руку через стол, чтобы прикоснуться к ее пальцам.

– Эбби, прошу тебя! Я готов на что угодно, лишь бы все исправить.

В этом жесте было столько любви и надежды, что она не смогла отозваться на него, руководствуясь ложными намерениями.

– Ник, я встретила другого человека, – наконец сказала она.

Она ожидала, что он придет в ярость, станет обвинять ее в лицемерии, по меньшей мере бросит что-нибудь язвительное вроде «быстро это у тебя получилось». Но вид у него был такой, будто ему разбили сердце.