Тасмина Перри - Прощальный поцелуй

Роз напрягала слух, и ей показалось, что она услышала едва различимое дыхание, и это заставило ее тут же бросить трубку на телефон, словно она жгла ей руку.

Сердце тревожно стучало в груди. С улицы донесся смех женщины, а потом голос мужчины, который, видимо, пытался произвести на нее впечатление. Роз представила, что это Доминик и какая-то его тайная парижская любовь, – она обратила внимание, как проходящие по улице женщины смотрели на него, – но потом она убедила себя, что это было бы нелепо. Он ведь просто вышел за шампанским и сигаретами.

Она накинула легенький ситцевый халат, который привезла с собой, и вынула из сумочки пачку сигарет «Голуаз». Неужели Доминик забыл, что сам купил их недалеко от вокзала д’Орсе?

Она села на край кровати. Такое напряженное состояние ей очень не нравилось. Ей хотелось быть такой же беззаботной, как когда она ела мороженое на Рю дю Бак, впитывая в себя виды и звуки Парижа и чувствуя себя так, будто все остальное значения не имеет.

Она встала и приготовилась уже нервно зашагать по комнате, когда услышала тяжелые шаги на лестнице. Скрипнула, открываясь, дверь, и на пороге появился сияющий Доминик с бутылкой шампанского в руке. Пить его ей почему-то расхотелось.

– Нашел, что хотел? – спросила она, даже не взглянув на него.

– Мне еще нужно было сделать пару звонков, – сказал он и, подойдя сзади, поцеловал ее в шею.

Она отвернулась от него.

– Почему ты не мог позвонить отсюда?

– Потому что номер этот только для нас с тобой. И работа тут ни при чем.

– Нам сюда звонили. На самом деле дважды.

– Кто это был?

– Не знаю. Помолчали и положили трубку.

– Значит, ничего важного, – сказал он и, подойдя к ней сзади, обнял ее за талию. – Как от тебя чудесно пахнет!

Она высвободилась и отошла от него.

Он сел на кровать и внимательно посмотрел на нее.

– Роз, что случилось?

– Тебя не было целую вечность.

– Я просто потерял чувство времени. Нужно было сначала найти табачный киоск, потом телефонную будку…

– Ты бросил меня здесь одну. А на улице уже стемнело.

– Стемнело? – улыбнулся он.

– Я беспокоилась, – с упреком продолжила она. – Когда зазвонил телефон, я сначала подумала, что тебя сбила машина или случилось еще что-нибудь не менее ужасное.

– Прости, мне жаль, – сказал он, беря ее за руку.

– Мне тоже, – отозвалась она довольно резким тоном.

Ей не хотелось выглядеть сумасшедшей. Не хотелось признаваться, что его получасовое отсутствие и два телефонных звонка – просто ошиблись номером, скорее всего, – превратили ее в параноика и заставили проявиться всем неадекватным реакциям, на какие только она была способна.

– Роз, поговори со мной, прошу тебя! – сказал он, беря ее за руку и притягивая к себе, пока она в конце концов не села рядом с ним на кровать.

Она почувствовала, как к глазам подступают непрошеные слезы.

– Все это так тяжело для меня! – наконец сказала она.

– Что тяжело?

– Находиться здесь, в Париже, в этом номере. Наедине с тобой. Я понимаю, что должно произойти. Знаю, что это означает следующий шаг, и я боюсь этого.

– Но это не означает, что нужно бояться, – сказал он, поглаживая ее руку.

Она набрала побольше воздуха в легкие и наконец решилась произнести то, что мучило ее с момента их первого поцелуя.

– Дом, я думаю, что ты меня уже достаточно хорошо знаешь. Ты знаешь, что, если я переживаю из-за чего-то, я переживаю по-настоящему, всем сердцем и всей душой. Раньше это касалось политики, общего дела. Да и сейчас касается. Но теперь я переживаю и за тебя тоже. И переживаю очень сильно, как ни за кого другого, и я боюсь, что мне будет больно. Что однажды ты уйдешь вот так, за пачкой сигарет, и вдруг поймешь, что попусту теряешь время со взбалмошной крикливой девчонкой с вьющимися волосами, от которой одни проблемы и неприятности.

– Никакая ты не крикливая девчонка, – тихо сказал он.

– А кто же я тогда?

– Ты прекрасная, замечательная женщина, в которую я влюбился.

Эти произнесенные с чувством слова ошеломили ее и лишили дара речи.

Его рука скользнула по ее плечу, стаскивая с него ситцевый халатик и обнажая бледную кожу. Затем он наклонился и поцеловал ее в плечо, и она вздрогнула от этого прикосновения.

Она медленно поднялась и встала между его коленей, понимая, что сейчас последняя черта будет перейдена, но больше не переживая из-за этого.

Пространство между ними было наэлектризовано до предела. Доминик поднял на нее глаза, словно спрашивая разрешения, а затем осторожно развязал пояс ее халата. Полы его распахнулись, открыв обнаженное тело.

Он притянул ее к себе и поцеловал в живот, а она положила руки ему на затылок и прижала его голову к животу.

Когда они оторвались друг от друга, она выскользнула из халатика, и он с шелестом упал на пол.

Доминик встал, и она расстегнула его ремень и пуговицы на рубашке, потом принялась гладить пальцами пушистые волосы на его груди.

Раздевшись полностью, он снова поцеловал ее, на этот раз в губы, запустив пальцы в ее волосы.

Они упали на кровать, и он лег на нее. От такой близости у нее перехватило дыхание, а нервы от обжигающего прикосновения кожи к коже, казалось, вот-вот расплавятся. Она закрыла глаза, стараясь прочувствовать все его тело: жесткость лобковых волос, грубость щетины на подбородке, мягкость губ, ласкавших ее грудь. Не открывая глаз и затаив дыхание, она ждала, что эти губы будут делать дальше.

Язык его коснулся ее соска, и она почувствовала, как тот затвердел у него во рту.

В исступлении она запрокинула голову, желая, чтобы еще больше обострились все чувства, чтобы испытать еще большее наслаждение, ощутить себя распущенной и желанной.

Она всегда полагала, что Доминик искусный любовник, но он превзошел ее ожидания. Он интуитивно находил ее чувствительные точки, без всяких подсказок с ее стороны.

Он прокладывал дорожку из легких поцелуев вниз по ее животу. Она понимала, куда эта дорожка ведет, это возбуждало ее и приводило в ужас. Она никогда раньше ни с кем не была настолько близка, но когда его руки раздвинули ее бедра и он поцеловал ее прямо туда, в самое потаенное место, а потом его язык вошел внутрь нее, она застонала от невероятного удовольствия.

От его нежных прикосновений импульсы удовольствия распространялись по всему ее телу. Она мучительно не хотела, чтобы это прекращалось хоть на миг, и, когда он отстранился, чтобы надеть презерватив, ей показалось, что она сходит с ума.

Желая, чтобы он побыстрее продолжил, она еще шире развела колени, и он вошел в нее. Вначале ее тело сопротивлялось ему; в какой-то момент ее пронзила боль, напомнившая ей, что она давно не знала таких прикосновений. Но немного расслабившись и чувствуя, как он все глубже и глубже проникает в нее, она крепко обвила его руками и ногами и ощутила, что они с ним единое целое.

Они двигались и дышали в одном ритме, пока она не почувствовала, как где-то в самой глубине ее нарастает давление, как обнажается каждый нерв. Казалось, что она взбирается все выше и выше, дыхание становилось все более учащенным и прерывистым; вся страсть, все эмоции, которые она испытывала, вдруг сплавились в единый неистовый сгусток, который со сладостной болью выплеснулся, накрыв ее всю, словно приливной волной.

На его лице отразилось испытанное им наслаждение; он упал на нее, обмяк и облегченно застонал.

Сердце ее бешено колотилось. Но когда он благодарно сжал ее руку, все мысли о его неожиданном исчезновении, обо всех их различиях и о ее неадекватной реакции вдруг растаяли без следа.

– Думаю, в «Кипарисах» тебе понравится, – сказал Доминик, указывая на уходящую влево, между двух каменных столбов ворот, длинную подъездную дорогу, обсаженную с обеих сторон кипарисами.

– Ты полагаешь, что мне здесь понравится больше, чем в Монте-Карло? – отозвалась Роз, вспоминая, как сиял под ярким солнцем Лазурный берег и тихонько постукивали о пирс пришвартованные яхты.

– Да, больше, чем в Монте-Карло, – усмехнулся Доминик, взглянув на нее.

– Даже больше, чем в том семейном пансионе под Лионом с самыми потрясающими круассанами в мире и внутренним двориком, где так неподражаемо пахло лавандой?

– Даже больше, чем там, – сказал Доминик и надавил на педаль газа.

Автомобиль набрал скорость, и ветер стал трепать ей волосы.

– Хочу здесь жить, – заявила Роз, которой казалось, что солнце и запахи Лазурного берега неминуемо должны сделать жизнь здесь сладкой и беззаботной.

– Мы даже еще не доехали.

– Я говорю не про «Кипарисы». – Она с чувством вздохнула. – Я имею в виду юг Франции.

– И это заявляет социалистка…

Она заерзала на сиденье и повернулась к нему лицом.

– Я не говорю, что хочу особняк. Я бы с радостью поселилась в одном из таких небольших коттеджей, которые мы видели на повороте к Антибу. Все, что нужно, – это кровать, стол, ваза для персиков и окно с видом на Средиземное море. И с политикой это не имеет ничего общего. Речь идет о наслаждении природой.

– Надеюсь, кровать ты имела в виду двуспальную, – улыбнулся Доминик и, отпустив рукоятку переключения передач, положил ладонь на ее обтянутое чулком колено.

– Ух ты! – воскликнула она, когда перед ними появились первые строения «Кипарисов».

– Мне не нужен особняк… – передразнил он Роз, убирая руку с ее ноги.

– Нет, ты только посмотри на это! – сказала она и открыла рот от восхищения. – И сколько семей тут проживает?

– Только Харборды. У них даже детей нет.

– А они, случайно, не хотели бы меня удочерить? – спросила она, восторженно разглядывая приземистое здание в древнеримском стиле, побеленные стены которого проглядывали сквозь заросли дикого жасмина.

Они остановились перед входом, вышли из автомобиля и постучали в дверь. Открыла им экономка. Доминик достал их вещи из багажника и оставил их в прихожей.

Затем их провели через весь дом к короткой каменной лестнице, которая вела к бассейну, по форме напоминавшему фасолину и тянувшемуся на всю ширину сада с декоративными растениями.

Перед бассейном стояла женщина в купальном костюме и шляпе с широкими полями, защищавшей ее от солнца; Роз заметила в руках у нее хрустальный кувшин.

– Выпьете? – обратилась она к ним. – Я как раз собиралась сделать мартини. Или дайкири[51] – еще не решила.

– Что скажешь? – Дом вопросительно посмотрел на Розамунду.

– О, в такую погоду хотелось бы чего-нибудь фруктового, – со смехом сказала она.

Доминик познакомил их. Вблизи леди Виктория Харборд, его старинная знакомая, имя которой он частенько упоминал в разговоре, была такой же пленительной, какой он ее и описывал.

– Роз, дорогая, просто поразительно, что мы с вами познакомились только сейчас, – сказала она, отставляя в сторону серебряный шейкер для коктейлей.

– Ты совсем перестала приезжать в нашу чертову страну, – саркастическим тоном заметил Доминик, снимая кожаные водительские перчатки и засовывая их в карман своего холщового кремового пиджака.

Виктория пожала плечами, и легкая шифоновая туника соскользнула с одного загорелого плеча.

– Просто когда солнце начинает пригревать, я хочу находиться на пляже.

– Вас можно понять. Вид отсюда просто волшебный, – улыбнулась Роз, вглядываясь в переливающуюся синеву моря.

– Домми, не помню, говорила ли я тебе, что мы купили дом в Хэмптонсе? Туда чертовски далеко добираться, но Тони говорит, что это новый Ньюпорт. Рассветы на берегу океана просто невероятные, да и до Манхэттена рукой подать.

Затем она переключила свое внимание на Роз. Когда на вас смотрит Виктория Харборд, складывается впечатление, что для нее больше никого не существует.

– Итак, Роз, расскажите мне о Монако, – начала она, наливая им по дайкири.

– Думаю, тебе самой нужно съездить туда, – сказал Доминик, угощаясь миндалем из блюдца, стоящего на сервировочном столике на колесиках, уставленном напитками.

Виктория пожала плечами:

– Тони уехал на встречу с какими-то своими невыносимо скучными техасскими друзьями. Я осталась здесь, чтобы как следует позагорать. Честно говоря, мне представляется ужасным сидеть там полдня и смотреть, как по Монте-Карло на бешеной скорости с ревом гоняют эти консервные банки.

Она пригубила свой коктейль.

– Дорогая, ну так расскажите мне, видели ли вы Грейс Келли?

– Нет, как это ни печально, – покачала головой Роз.

– Она творит для этого княжества настоящие чудеса. Принцессе Маргарет нужно было выходить замуж за Кэри Гранта. Возможно, тогда это была бы прежняя Империя.

– В общем, нам понравилось, – сказал Дом, снимая пиджак и бросая его на шезлонг.

– Тебе нравится везде, где есть быстрые автомобили и алкоголь. А я хотела бы узнать, каким все это увидела Роз.