Тихо вступает музыка. Потом все громче и громче, и вот уже вся церковь наполнена грохочущими басами. Священник начинает службу, читая в такт мелодии металлическим голосом: "Everything I've ever done. Everything I ever do. Everyplace I ever been. Everywhere I'm going to.."[4]

Это же группа "Pet Shop Boys"!

Кто-то поднимается со скамьи. Это Рикард. Он остался один. Он тоже во фраке. Его крик эхом отдается в пустой церкви. В ту же секунду с церкви срывает крышу. Я вижу голову Тома высоко вверху. И вдруг он превращается в стаю галок, которые с шумом улетают в небо. Я остаюсь стоять в одиночестве.


На часах 05:37. Начинает светать.

Анника пришла в ресторан первой – не надо заставлять Тома ждать. Она нервно раскрошила кусок хлеба, рассеянно положила пару кусочков в рот. Каждый раз, когда входная дверь открывалась, Анника вздрагивала. Том пришел в пять минут второго и сразу направился к ее столику. Он холодно извинился за опоздание, но Анника отмела его извинения:

– Это я пришла пораньше. Возьмем что-нибудь?

– Да.

Анника встала из-за стола, и они вместе подошли к стойке. У Анники пересохло во рту, и сердце бешено колотилось. У кассы стояла сама хозяйка ресторана, она улыбнулась им, когда они сделали заказ. Том решил взять котлету, Анника предпочла рыбу. Все как всегда, отметила она про себя.

Анника настояла на том, что заплатит за них обоих, и Том вернулся за столик, пока она дожидалась сдачи. Она украдкой смотрела на него, стоя около кассы. Вот он снял куртку и повесил ее на спинку стула. На нем сегодня рубашка, это необычно. Как правило, он их не носит – ленится гладить, считая, что это слишком хлопотно: гладильную доску достань, воду в утюг налей… Анника спросила себя, означает ли что-нибудь надетая сегодня рубашка. Хотел ли он выглядеть торжественней? Сама она долго думала, какой из взятых с собой трех джемперов надеть. Выбрала тот, который больше других нравился Тому. Обругала себя за то, что, уходя из дома, не взяла с собой косметику. Пришлось обойтись пудрой и гигиенической губной помадой, которые всегда лежали в сумочке. Эффекта от них, конечно, никакого, но не бежать же в магазин за тушью и румянами, хотя такая мысль у нее и мелькнула. Но нет – сегодня не стоит приукрашивать действительность.

Анника села за стол, Ребекка принесла им заказанные блюда и пожелала приятного аппетита. Ни один из них не принимался за еду. Том выжидающе смотрел на Аннику.

– Что ты хочешь обсудить? – спросил он наконец.

Анника сделала вдох и попыталась вспомнить реплики, которые готовилась произнести, но все они куда-то улетучились. Начисто. Запинаясь, она наконец проговорила:

– Я хочу попросить прощения. В первую очередь. – Она не узнавала свой голос, таким чужим он казался. – Я не понимаю, как я могла сделать то, что сделала. – Она покачала головой. – Я не понимаю, как я могла подвергнуть тебя и детей такому испытанию.

Том смотрел на нее, не пытаясь произнести ни слова в ответ. Анника рылась в памяти, ища те тщательно продуманные фразы, которые должны были все исправить, заставить Тома понять ее. Безрезультатно. Придется обходиться без шпаргалки.

– Не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня. Если есть что-то, что я могу сказать или сделать, чтобы вернуть твое доверие…

У Тома на скулах заходили желваки.

– Где ты была? – резко спросил он и снова сжал губы.

– Переночевала на диване у Рикарда, – ответила Анника и заметила, как дернулся у Тома уголок глаза, как будто от укола. – А сегодня ночевала в гостинице.

– Одна?

– Да, – выдохнула Анника. – Как только я пришла к Рикарду…

При упоминании этого имени по лицу Тома снова прошла судорога. Рефлекс, как у собаки Павлова. Анника замолчала, подумав, что надо осторожнее подбирать слова.

– Как только я ушла из дома, я поняла, что делаю ошибку. Как будто твоя злость разбудила меня и заставила посмотреть на вещи под правильным углом. Я влюбилась, ты это знаешь. Я не могу отрицать очевидного. Но это чувство умерло в ту же секунду, как за мной закрылась дверь.

– И все же ты пошла к… нему.

– Да, хотя и понимала, что поступаю ужасно неправильно. Но это, может быть, оказалось к лучшему.

Она с мольбой смотрела на Тома. Он, похоже, не видел в этом ничего хорошего. Анника попыталась объяснить, что имеет в виду:

– Я как будто получила подтверждение тому, что это ошибка. Что все кончено. Исчезло все волшебство, все притяжение. Я могла думать только о тебе. И о детях. Я чувствовала себя просто ужасно.

– Бедняжка.

Том холодно смотрел на нее. Он нечасто иронизирует.

– Я понимаю, что у тебя нет ко мне жалости, – продолжила Анника, желая дать ему понять, что не ищет сочувствия. – Мне некого винить, кроме себя. Если тебя это сколько-нибудь утешит, могу признаться, что никогда в жизни я не чувствовала себя хуже, чем в эти два дня. По крайней мере, с того дня, когда развелись родители, – добавила она, поколебавшись.

– Как ты могла ввязаться во все это?

Анника обрадовалась вопросу. Не то что ей легко будет на него ответить. Но Том не отказывается с ней говорить. Нельзя, чтобы эта ниточка оборвалась.

– Я много думала. И в эти два дня, и раньше. Не уверена, что я нашла ответ. У меня есть только версии.

Том сидел молча, ожидая продолжения. Соус на тарелке перед ним остыл и начал покрываться пленкой. Анника искала слова, пришлось начинать фразу несколько раз, пока наконец не удалось сформулировать мысль:

– Мне кажется, он появился в такой момент, когда моя жизнь зашла в тупик.

Неудачное сравнение.

– У меня возникло чувство, будто я исчезаю. Я больше не видела себя. Я смотрела в зеркало и видела прическу, прыщик, но не себя. Не знаю, сможешь ли ты понять…

Том по-прежнему хранил молчание.

– И вот появился он. И увидел меня. Счел меня привлекательной и интересной личностью. И вдруг я тоже это заметила. Как будто он вернул меня к жизни. – Анника покачала головой. – Да ну, так пафосно звучит… Вот говорю, а получаются фразы из плохого романа. Ну что же, раз оно так и было…

– И что же он сделал?

Том отрезал кусок мяса и сидел с вилкой в руке, так и не начав есть.

– Ничего. Или… Не знаю. Он мог просто сказать что-то незначительное, но я чувствовала внимание. Что-нибудь о прическе или о новой кофточке. Какие-то мелочи… Но не только. Еще он смотрел на меня так, что меня это смущало. Как будто искал что-то. С любопытством.

Анника замолчала. Она опасалась сказать лишнего. Изобразить Рикарда каким-то потрясающим. Она взяла кусочек рыбы, обмакнула его в растопленное масло и положила в рот. Какое-то время они ели в тишине.

– Никогда в жизни мне не было так больно. – Том отложил приборы, и Анника сделала то же. – Когда ты ушла, я поклялся, что больше не позволю тебе причинить мне такую боль. – Том тяжело дышал, и его голос звучал зло. – Ты предала все, что мы когда-то друг другу обещали. Все, на чем зиждился наш брак.

– Да, я знаю. – Анника встретилась с Томом глазами, задержала на нем взгляд. – И прошу за это прощения.

– Не знаю, смогу ли я… – Том смотрел вниз, его лицо уже не было так напряжено, как в начале разговора. Он выглядел расстроенным и отчаявшимся. – Мне нечего ответить.

Анника сглотнула. Она хотела начать убеждать его, приводить аргументы: дети, дом, любовь… Но что-то заставило ее оставить их при себе.

– Сколько бы времени тебе ни потребовалось, я буду ждать, – сказала она вместо этого. – Сделанного не воротишь, и я могу только надеяться на твое прощение. – Анника пыталась сглотнуть ком, стоявший в горле, но тот только разрастался, выжимая слезы из глаз. Она откашлялась, прежде чем выговорить: – Ты мой муж. Я люблю тебя.

Анника шла по городу, делая вид, что у нее есть цель. Не останавливалась перед витринами, не рассматривала, что в них выставлено. Спешила перейти через улицу, как только загорался зеленый свет. На улице было тепло, многие кафе уже выставили столики на тротуар, на всякий случай положив пледы на сиденья стульев. Анника думала о том, чем бы занималась в такой день, будь все нормально. Свободный день без детей. Она могла бы посидеть в кофейне с книжкой – не столько ради чтения, сколько ради самого чувства, что можешь делать, что захочется. Поглазела бы на прохожих, может быть, прошлась бы по магазинам. Сходила бы в кино на вечерний сеанс. Наслаждалась свободой и одиночеством. И вот сейчас она гуляет в одиночестве. Ничуть им не наслаждаясь.

Они с Томом расстались, как только вышли из ресторана. Он ничего не сказал о ее возвращении домой, а Анника не рискнула спросить. Боялась, что он ответит "нет". Они ни разу не прикоснулись друг к другу. Анника спрашивала себя, решится ли она обнять Тома на прощание, но его поза и жесты однозначно показывали, что ей не стоит и пытаться. Он стоял, засунув руки глубоко в карманы и подняв плечи. Когда Анника ненароком сделала шаг в его сторону, он резко отшатнулся назад, так что расстояние между ними не сократилось.

Анника старалась уговорить себя, что их свидание прошло хорошо. Ей удалось сказать то, что она думала. Том не злился. Да и сам факт, что он согласился встретиться, обнадеживал. Но это было слабым утешением. На прощание он даже не сказал "созвонимся". Только короткое "пока". А потом повернулся и оставил Аннику стоять в одиночестве. Она гнала от себя ощущение провала. Пыталась убежать от мыслей о катастрофе, ожидающей ее, если Том так и не сможет ее простить. Иногда это удавалось, иногда не очень.

Наконец Анника дошла до своей гостиницы. Хорошо, что утром она оставила за собой номер. Было бы унизительно возвращаться и снова просить комнату, будто бездомная или проститутка. Выпишись она с утра, сейчас пришлось бы искать новую гостиницу, а так можно тихонько пройти мимо администратора и незаметно проскользнуть в свою комнату.

Рикард больше не звонил – возможно, он все понял правильно. При мысли о нем Аннику немного мучила совесть, но другого выхода нет. Даже просто встретиться с ним на несколько часов и объяснить свое решение стало бы страшным предательством по отношению к Тому. Рикарду придется разобраться во всем самому. А Аннике предстоит разбираться с собственными проблемами.

По дороге домой она прошла мимо книжного магазина, о котором часто рассказывала Вивека. Анника зашла в него. Когда она открыла дверь, зазвенели колокольчики, и внутри ее встретил аромат курящихся благовоний. За прилавком сидел молодой человек с забранными в длинный хвост волосами и читал. Анника отказалась от предложения помочь и одна прошлась вдоль полок. Один из заголовков привлек ее внимание – "Выбери свою жизнь". Она взяла ее в руки. На задней стороне обложки обнаружилась цветная фотография улыбающейся женщины неопределенного возраста, больше похожей на голливудскую звезду, чем на писательницу. Анника немного полистала книгу. Если верить аннотации, это был бестселлер, и Анника решила его купить.

Идя к кассе, она прошла мимо столика, на котором стояли маленькие чаши, наполненные красивыми камнями. Подписи рядом с ними объясняли их свойства. Анника наугад взяла один камешек, взвесила его на ладони, полюбовалась цветами, переливающимися в теплом свете лампы. Камень выглядел довольно скромно: серо-коричневый, с несколькими нечеткими белыми линиями с одной стороны. Анника прочитала надпись на табличке, стоявшей рядом на столике: "Агат бережет простое и незаметное, близкое и само собой разумеющееся". Анника зажала камешек в кулаке, подошла к прилавку и расплатилась. Покупка книги и камня казалась смешной, ей было почти стыдно, как будто она купила игрушки в секс-шопе или наркотики. Но молодой человек на кассе, казалось, не нашел ее выбор хоть сколько-нибудь примечательным. Когда Анника выходила из магазина, он уже снова погрузился в чтение.

И вот она сидит на кровати в гостиничном номере, держа камешек в руке. Она провела им по губам – поверхность чуть-чуть холодила кожу. Отложив камень, Анника достала из пакета книгу и принялась читать. Книжка была написана плохо и изобиловала бодрыми советами: составляйте списки и произносите аффирмации. Медитируйте. Мыслите позитивно и не осуждайте. Все это Анника уже не раз слышала. Когда она читала книгу, в ушах у нее звучал голос Вивеки. Но все же она продолжила чтение. Что-то в этой книге привлекало Аннику. Вспомнились слова Миллы. Что все кончено. Автор книги утверждала обратное: все возможно, говорила она. К своему изумлению, Анника находила утешение в этих плохо сформулированных фразах и провозглашаемых в книге расхожих истинах. Она даже подумывала, не усесться ли перед висящим над письменным столом зеркалом и не зачитать ли вслух: "Я прекращаю зацикливаться на том, что кажется правильным мне, и даю жизни возможность продемонстрировать мне новые пути". Потом она передумала и решила, что, наверное, лучше бы подошла другая аффирмация: "Я прощаю себя и жду, что и другие простят меня". И в этот момент внезапно зазвонил телефон. На третьем звонке Аннике удалось выудить его из сумки, она прижала трубку к уху и услышала голос Тома, произнесший всего два слова, но их было достаточно: