Лавейл Спенсер - Прощение

— Эй, Ноа! Чего там у тебя? Не ладится, что ли?

— Да… эта вот, высокая, с длинными ногами. Мне такие нравятся. А она…

— Новенькая? В самый раз сейчас заиметь здесь свежатинку!

— Как тебя зовут, милашка?

Один из мужчин, обладатель козлиной бороды, протянул к ней руку, Сара отпрянула и, наверное, упала бы, если бы Кемпбелл не поддержал ее. Она вырвалась и, сдерживая дрожь и ужас, охватившие ее, подняла сжатые кулаки. Мужчины надвинулись плотнее. Большинство из них — громкоголосые, возбужденные, с влажными губами и красными лицами. Их волосам требовалась стрижка, ногтям — чистка, а шеям — хорошая баня. Почти все выглядели старыми, с истасканными лицами, но были и совсем юные, красневшие так же, как и Сара.

Мисс Роза с другого конца комнаты обратила внимание на сутолоку возле Сары и вопросительно подняла брови.

— Эй, Ноа, — спросил в это время один из мужчин, — откуда ты раздобыл новенькую?

— С улицы, — ответил тот. — Но ты отвали, Льюис, сегодня она занята…

Роза уже прокладывала к ним путь — одна рука на толстом бедре, груди, как парочка ярко-розовых пушенных ядер. На лице написано высокомерие, в одном согнутом пальце она держала сигару. Она шла через толпу, как плуг идет по пашне, и, остановившись перед Сарой, окинула ее с ног до головы презрительным холодным взглядом белесых глаз. Затянувшись сигарой, она выпустила дым из ноздрей; серое перо качалось в ее прическе, как на головном уборе индейских вождей. Она сказала:

— Что тут случилось, Ноа?

Сара сердито спросила:

— Это вы Роза Хосситер?

Вблизи кожа мадам Розы очень напоминала домашний сыр, крашеный рот был ненормально велик. Черная краска растекалась по венам и собиралась под глазами в темные набухшие мешки. Когда она раскрыла рот, обнаружилось, что впереди нет ни одного зуба, и пахло от нее сигаретным дымом, к которому примешивался аромат цветочного одеколона.

— Да, это я, — проговорила Роза. — А кому я потребовалась?

— Меня зовут Сара Меррит. Я сестра Аделаиды.

Холодные глаза Розы снова оглядели стоящую перед ней женщину в плоской фетровой шляпке, в дорожном костюме с высоким воротником; задержались на невыразительной груди и бедрах.

— Мне не нужны новые девушки. Зайдите в другой дом.

— Я не ищу работы. Мне нужна Аделаида.

— У меня нет девушки с таким именем.

Роза отвернулась и пошла в глубь комнаты. Сара повысила голос:

— Мне сказали, ее называют здесь Ив.

Роза остановилась и повернулась к ней.

— Откуда вы взяли? Кто вам сказал?

— Вот он.

Сара указала кивком головы на Кемпбелла.

Роза Хосситер поковыряла ногтем большого пальца влажный кончик сигары, перед тем как ответить. Потом спросила:

— Что вы хотите от нее?

— Я приехала сказать ей, что наш отец умер.

Роза поднесла сигару ко рту, вдохнула дым, резко повернулась, бросила через плечо:

— Ив сейчас работает. Приходите завтра днем.

Сара шагнула вперед и произнесла решительно:

— Я хочу видеть ее сейчас! Немедленно!

Роза повернулась к ней своим внушительным задом, стали видны все ленты ее прически.

— Уведи ее отсюда, Ноа, — обратилась она к Кемпбеллу. — Ты ведь знаешь, мы не позволяем сюда заходить таким…

Кемпбелл притронулся к локтю Сары.

— Лучше вам уйти отсюда.

Она резко дернулась, ударила его по руке своим кошельком с деньгами.

— Я сказала вам, не смейте меня касаться! — Ее глаза потемнели от возмущения. — Здесь общественное место, такое же, как ресторан или как… как платная конюшня. И я имею не меньше прав находиться тут, чем все эти мужчины!

Указательным пальцем она включила в невидимый полукруг всех гомонивших мужчин и женщин.

— Роза хочет, чтобы вы ушли.

— Я послушаюсь вашей Розы после того, как узнаю, работает ли у нее моя сестра и что она делает. Вы думаете, я поверю, что служанка верхнего этажа занята на работе в это время суток? Я не такая идиотка, мистер Кемпбелл!

— Не служанка верхнего этажа, а девушка верхнего этажа, — поправил он.

— Какая разница?

— У нас в Дедвуде есть разница. Ваша сестра — проститутка, мисс Меррит, но тут мы называем их девушками с верхнего этажа. А таких, как Роза, — он кивнул в ее сторону, — считаем хозяйками. В этом конце города у нас сплошь бардаки… Вы все еще хотите видеть вашу сестру?

— Да, — упрямо бросила Сара.

Она отошла от него и села между двумя дурно пахнущими мужчинами на свекольного цвета диванчик с витыми ручками красного дерева. От одного из мужчин несло застарелым потом, от другого серой. Она сидела неподвижно и напряженно, сложив руки на кошельке, лежащем на коленях. Она не относила себя ни к слезливому, ни к трусливому типу людей, но то, что ее сестра находится сейчас наверху и обслуживает в эту минуту постороннего мужчину, вызывало у нее спазмы в горле. Оба ее соседа по дивану придвинулись к ней плотнее, касаясь ногами ее бедер, и сердце у нее тревожно забилось.

Тот, что слева, достал пластину жевательного табака, сунул в рот. Тот, что справа, неотрывно глядел на нее, в то время как она старалась сосредоточить взгляд на попугае.

— Доллар в минуту! Доллар в минуту! — кричала время от времени птица.

Вскоре Ноа Кемпбелл отвлек ее от лицезрения попугая. Она взглянула на него, как ей казалось, с благородным негодованием: мужлан, даже головной убор не снимает в помещении, не говоря об оружии — надвинул шляпу низко на глаза, а кобура с револьвером болтается на бедре.

— Если вы не одна из «девушек сверху», — начал Кемпбелл, — вам совершенно нечего здесь делать. Поскольку я вас привел сюда, Роза попросила меня увести вас. Решайте — вы уйдете сейчас или вам придется иметь дело с Флосси. — Он кивнул в сторону женской фигуры, пробиравшейся к ним сквозь толпу. — Сомневаюсь, чтобы вы получили удовольствие от знакомства с ней.

Рядом с ними уже безмолвно возникла огромная индианка, краснокожая амазонка шести футов ростом, если не больше, словно вытесанная из дерева несколькими ударами топора, потом подсушенная на костре и вставленная в ботинки внушительных размеров, на гвоздях. У нее были крошечные глаза, темные и без всякого выражения. Неровная кожа напоминала поверхность клубничных ягод. Густые волосы клубились на затылке; ее руки могли бы легко обхватить ствол пушки времен Гражданской войны.

— Эй, ты, — ткнула она пальцем в сторону Сары. — Убирай отсюда задницу!

Страх горячей волной разлился в груди Сары. Она с трудом сглотнула, посмотрела в неподвижные глаза Флосси и уже не могла отвести от них взгляда, как привороженная.

— Мой отец умер, — услышала она себя. — Я не видела сестру пять лет. Хочу поговорить с ней, больше ничего.

— Поговоришь завтра. А сейчас поднимай свой тощий зад и уматывай!

Флосси слегка наклонилась, схватила Сару за плечи и подняла в воздух со свекольного диванчика. Сара повисла на ее вытянутых руках, словно шерстяной костюм на вешалке в магазине.

— Отпустите меня, пожалуйста, — произнесла Сара дрожащим голосом. Ее плечи почти касались мочек ушей. — Я уйду сама.

Флосси разжала руки и выпустила Сару, как выпускают сброшенную карту. Ее колени ударились друг о друга, она чуть не упала, но все же удержалась на ногах.

— Флосси! — раздался чей-то голос. — Оставь ее в покое!

Сара выпрямилась, оправила жакет. Кто это крикнул?.. На середине голой лестницы, спускающейся прямо в центр комнаты, опираясь на топорной работы перила, стояла женщина. Ее иссиня-черные волосы обрамляли лицо и вызывающе торчали над уголками рта. Кожа была по контрасту очень белой, глаза обведены черной краской, губы — сплошной красный цвет. Она была в нижней рубашке и белых панталонах, поверх которых надела темное прозрачное кимоно с двумя алыми маками, приходящимися на определенные части тела. У нее было такое же холодное выражение лица, как у мадам Розы, и так же не предвещавшее ничего хорошего, как у Флосси.

Женщина подошла вплотную к Саре и остановилась.

— Какого черта ты заявилась сюда? — спросила она ледяным тоном.

— Полагаю, я первая должна была бы задать тебе этот вопрос, — ответила Сара.

— Я здесь работаю и не желаю, чтобы мне мешали, когда я занимаюсь с клиентами.

— С клиентами! Боже мой, Аделаида, как ты…

— Меня зовут Ив! — резко сказала она. — С Аделаидой покончено. Скажу больше: она никогда не существовала!

— Ох, Адди, что ты с собой сделала? — Сара коснулась рукой ломкого темного локона возле губ сестры. Аделаида отпрянула.

— Убирайся отсюда! — прошипела она сквозь стиснутые зубы. — Я не звала тебя приезжать и не хочу видеть.

— Но ты мне писала. Сообщила, где находишься.

— Может быть, так. Но никогда не думала, что ты потащишься за мной. Уходи отсюда!

— Адди, наш отец умер.

— Уходи, я сказала!

— Адди, ты слышишь? Папа мертв,

— Мне все равно. Убирайся!

— Я приехала сюда из Сент-Луиса.

— Наплевать!

Сара, не помня себя от ужаса, обнаружила, что как привязанная следует за сестрой, — та шла в сторону круглого стола, за которым сидели несколько мужчин и тянули виски.

— Снукер, ты следующий, дорогуша. Извини, что задержалась.

Аделаида положила руку на плечо пожилого бородача в красной клетчатой рубахе и в подтяжках. Тот повернул голову, взглянул на Сару. Аделаида, коснувшись щеки мужчины, отвела его взгляд, заставила поглядеть на себя.

— Чего уставился на нее? Она никто. — С этими словами Аделаида наклонилась и впилась накрашенным ртом в его старческие губы. Сара повернулась и пошла прочь. Ноа Кемпбелл догнал ее, взял за локоть.

— Я вам сказала, не прикасайтесь ко мне! — В который уже раз она отдернула свою руку от руки человека, который был, вероятно, одним из клиентов ее сестры.

Собрав все свои силы, она с достоинством и с разбитым сердцем пошла к выходу.

Придя в гостиницу, Сара легла в постель и долго лежала, будучи не в состоянии уснуть, напряженно вытянувшись под одеялом. Она не была зеленым новичком, не знающим ничего о жизни. Когда ей исполнилось семь, а сестре всего три, их мать убежала из дома с любовником. Разве Сара не поняла с тех пор, что чувственность, похоть могут искалечить людям жизнь?

Позднее, с двенадцати лет, она уже работала в типографии у отца — наборщиком, а с пятнадцати стала сама писать статьи. С той поры с какими только проявлениями человеческой натуры она не сталкивалась! Но научилась сдерживать собственные эмоции и давать волю своему гневу или сочувствию только на газетной бумаге. «Слишком сильно переживая, теряешь объективность», — любил повторять отец, и, так как не было на земле человека, кого она больше почитала, чем Айзика Меррита, его слова она запомнила раз и навсегда. И продолжала тем временем узнавать и изучать изнанку жизни — людскую жестокость, безнравственность, жадность и бездушие, похоть.

Но сейчас совсем другое дело. Сейчас речь идет о ее младшей сестре Аделаиде, Адди, с нем она делила постель в раннем детстве, с кем вместе болела ветрянкой и корью и кого, заменяя мать, учила начаткам чтения и письма, манерам и ведению домашнего хозяйства. Аделаида, которая так тяжело переживала уход матери… Аделаида — в этом ужасном месте совершает эти ужасные дела с этими ужасными мужчинами!..

Перед глазами Сары вновь возникла большая комната в борделе — мокрогубые клиенты, мадам с сигарой во рту… Вырождение, упадок… Что заставило Аделаиду пойти туда? Сколько времени она уже там? Занимается ли она проституцией с тех самых пор, как ушла из дома?

Пять лет… Сара прикрыла глаза… Пять долгих лет — и все ночи с этими мужчинами… Она снова широко открыла глаза… Пять лет или пять ночей — где мера порочности и разврата, и какова она?..

Да, настоящий шок испытала Сара, увидев свою сестру в этом греховном наряде, располневшую фунтов[2] на двадцать, с размалеванным лицом и перекрашенными завитыми волосами. Когда Сара видела ее в последний раз, та была юной и тонкой, с длинными и шелковистыми белокурыми локонами, с нечастой робкой улыбкой. Она была истинной христианкой, послушной дочерью и любящей сестрой. Что заставило ее так измениться? Что?..

«Черт побери! Вo что бы то ни стало я должна узнать это!»

Утром ее разбудило тихое звяканье крышки на баке с водой в холле. Раскрыв глаза, она уперлась взглядом в голые балки потолка. Постепенно память вернула ей события вчерашней ночи и утвердила уверенность, что она непременно вырвет сестру из дома мадам Розы.

Она вскочила с кровати, открыла один из чемоданов, разложила на одеяле одежду. Отворила дверь, выглянула в коридор, схватила в комнате эмалированный кувшин и поспешила к бачку с водой. Опустив туда палец, прошептала с гримасой: «Ой, ужас! Просто ужас!», но окунула кувшин и понесла в комнату плещущуюся ледяную воду. Несмотря на холод, она тщательно умылась с мылом и мочалкой.

Через полчаса Сара уже выходила из дверей «Большой Центральной», все еще вздрагивая от холода; волосы у нее были собраны в пучок на затылке, одета просто и строго: черные ботинки на высоком каблуке, коричневая широкая юбка, такого же цвета блуза и двубортный шерстяной жакет.