Она отложила все таблицы, открыла новый лист и стала писать письмо Адаму. Листок с адресом все еще лежал в кармане ее плаща, и она положила его перед собой, радуясь тому, что у нее осталось хоть что-то. Желание написать Адаму было против всех ее зароков – она не хотела тревожить его, пока не уладит все дела. Однако ждать больше было нельзя – внутри нее пробудилась тревога, словно он мог бы почувствовать, что она потеряла кольцо, и обидеться на нее за это. Она писала и писала, выводя чернилами все то, что могла сказать ему с глазу на глаз. Горькие сожаления поднимались в ее груди, и она кляла себя за то, что не говорила ему, как сильно любит его и как ценит каждую минуту, проведенную рядом с ним.

На следующее утро она отправилась на почту и прождала полчаса, стоя под дверью и ожидая, когда отделение откроет двери. Аккуратно выводя буквы и страшно волнуясь, она заполнила конверт и отдала его в руки служащей, не зная о том, что другое письмо уже опередило ее запоздалую исповедь.


Отпускать его не хотели. Адам пытался объясниться по-хорошему, но хозяин ресторана и слышать ничего не желал, так что, в конце концов, ему пришлось написать заявление на увольнение. Это немного остудило кипевшие страсти, и в результате ему дали отпуск на две недели, пригрозив, что если он не появится через четырнадцать дней, то заявление будет подписано и одобрено.

– Я проработал здесь столько лет, и за все это время ни разу не брал отпуск. Когда это было нужно, я работал в праздники и выходные. А теперь, когда я впервые о чем-то прошу, мне отказывают, – ворчал Адам, складывая фартук в конце последнего рабочего дня.

Алика, стоявшая рядом с ним и курившая в открытое окно, уже успела переодеться.

– Ты едешь к ней? – спросила она.

– Да.

– Тогда удачи тебе. Ты должен быть счастливым. Не знаю никого другого, кто был бы достойнее тебя.


Отправленное Евой письмо пришло в пустую квартиру – Адам успел сесть в поезд до того, как почтальон доставил послание по адресу. Он решил не писать и не отправлять телеграмму – ему хотелось увидеть ее, застать врасплох, не позволив сбежать или придумать объяснения.

Несколько часов в поезде пролетели незаметно – он не глядел в окно и не беседовал с соседями по купе. Все это время Адам вертел на кончике пальца то самое серебряное кольцо, которое собирался вернуть ей.

Пусть она выбросит его на свалку или даже переплавит во что-нибудь другое. Пусть передарит подруге или отдаст матери. Ему было все равно, что Ева с ним сделает, он лишь хотел, чтобы она сама распорядилась этим кольцом.

Поезд прибыл на вокзал в девять часов вечера. Адам взял такси и прочел водителю адрес прямо с конверта. Слишком поздно? Прекрасно – по крайней мере, она будет дома.

Будапешт оказался больше и красивее, чем он предполагал. С тех пор, как он поселился в Праге, ему не хотелось никуда выбираться, и он не выезжал за пределы своего города. В Чехословакии все было по-другому, и он привык к устоявшемуся укладу.

Улицы и дороги Будапешта были другими, а мост через широкий и искрившийся в темноте Дунай покорил его своей величественностью. Адам разглядывал улицы Буды, думая, что возможно, проезжает по улицам, по которым Ева ходила сегодня днем или бегала еще девчонкой. Он пытался представить ее ребенком. Проезжая мимо булочной, он воображал, что, будучи школьницей, она покупала там выпечку по дороге домой. Или относила свои туфельки к сапожнику, лавка которого осталась позади. Или сидела на стенах летнего кинотеатра, пролетевшего за окном.

Он уехал не слишком далеко от Праги, но ему казалось, что он открыл для себя новую планету. Мир оказался огромнее, чем он мог предполагать. Сознание, заключенное в ограниченное пространство лагеря, теперь вырвалось на волю, и Адам досадовал на себя за то, что так долго заставлял себя жить в тени собственных страхов и предрассудков. Тысячи других счастливцев, покинувших стены лагерей, продолжали жить и трудиться, как обычные люди. Пора бы и ему пересилить себя и позволить себе стать свободным.

Вся поэзия закончилась, когда таксист сообщил, что они прибыли на место. Третий район, где жила Ева, выглядел не слишком гостеприимно, но здесь было тихо и спокойно. Адам подошел к двери и постучался, решив не пользоваться звонком.

Дверь ему открыл Матьяс.

– Кто вы? – хмуря брови, спросил он.

– Я ищу Еву. Она живет здесь? Меня зовут Адам, я хотел бы с ней поговорить.

Матьяс даже сделал шаг назад, оглядывая Адама с ног до головы. По этому оценивающему и придирчивому взгляду Адам понял, что встретился с мужем Евы. Она говорила, что этот человек умер, и у него не было причин сомневаться в ее словах, но мужчина, открывший дверь, смотрел на него, как на соперника. Все было ясно без лишних вопросов.

– Вы ее супруг?

– Значит, вот какой вы, Адам. Евы здесь нет, но я надеюсь, что вы поговорите со мной. Все-таки я еще ее муж, и имею право знать, с кем она мне изменила.

Адам кивнул и прошел в дом. Пришлось смириться с тем, что сегодня он с Евой встретиться не сможет.

Матьяс провел его в комнату, где расположился на диване и жестом пригласил Адама присоединиться.

– Ева хочет развода, – сообщил он. – Она больше меня не любит. Наверное, за это я должен сказать спасибо вам. Я прав?

– Я не знаю, – честно ответил Адам. – Правда, я не знаю.

– Вы были с ней близки? Занимались сексом? Спали вместе или просто спаривались и расходились? Или вообще жили в одной квартире?

К такой беседе следовало бы подготовиться заранее. Сейчас Адам не знал, что должен ответить. Да и стоило ли вообще что-то говорить?

– Ну же, отвечайте, я ведь ее законный супруг. Что такого вы делали с ней, что она готова бросить все и наплевать на всех ради вас? Кстати, то кольцо отправил я. Может быть, мы и разведемся, но пока мы еще связаны с ней, я предпочел бы, чтобы у нее было только мое кольцо. Другие она будет надевать, когда разведемся.

– Ева не надевала мое кольцо, она просто носила его с собой, – заметил Адам.

– Начхать. Никаких колец от чужих мужиков, пока мы еще муж и жена. Ну а вы зачем прикатили? Перепугались, что она вас оставила? Она не такая. Если решила что-то, то будет идти до конца, пока не помрет к чертовой матери. Чтобы с ней справиться нужно немало сил. Вы настолько сильны? Ты настолько силен, чтобы справиться с ней?

Адам расстегнул манжеты и две первые пуговицы под воротником рубашки, а затем вытащил из кармана пачку сигарет, которые купил еще на вокзале.

– Можно я закурю?

– Валяй, все равно я скоро продам эту мебель каким-нибудь алкоголикам.

Он закурил и прикрыл глаза, а потом сказал:

– Я не собираюсь с ней справляться, я хочу просто любить ее.

Рукав спал и собрался в складки у локтя, открывая предплечье, и Матьяс увидел синеватые цифры. Ему удалось сделать вид, что он ничего не заметил, но Адам уже понял, что часть его прошлого и здесь успела выскользнуть наружу.

– Любить… красивое слово, только вряд ли она позволит себя любить.

– Я могу любить и на расстоянии.

Матьяс протянул ему руку, и Адам без слов вынул еще одну сигарету, правильно истолковав этот жест. Теперь они дымили уже вдвоем.

– А какой толк от такой любви? Ты же зачем-то приехал в такую даль, а мог бы просто усесться со своим кольцом и любить ее на расстоянии, как ты говоришь. Это было бы проще.

Адам дернул подбородком и подался вперед, положив локти на расставленные колени.

Стоило ли объяснять этому незнакомому человеку, что он и так слишком во многом себе отказывал и старался стать кем-то другим почти всю жизнь? Он думал о том, что все еще находился в концлагере вплоть до встречи с Евой. Он сам запер себя в эту тюрьму, где продолжал страдать от вымышленной безысходности и изображать жертву чужих предубеждений, хотя на самом деле был своей собственной жертвой.

– Не стоит бояться жить, – сказал он после некоторого раздумья. – Моя жизнь полна упущенных возможностей, а винить некого – сам виноват. И сейчас, если бы я не приехал, то никогда не узнал бы, что Ева не отправляла мне то кольцо. Сидел бы в своей норе и страдал, думая, что она просто меня обманула и бросила. Чтобы любить открыто, нужна смелость.

– Так ты считаешь себя смелым?

– Нет, я только этому учусь. Хотя, с таким прошлым – он поднял руку и уже напрямую продемонстрировал номер – бояться особо нечего. Все плохое уже произошло. Была семья – мать, отец, сестры… их сгноили заживо, а пепел смешали с чужим прахом. Может, даже мыло из него сварили, я не знаю. Была жизнь – ее зачеркнули одной подписью. Было будущее – я от него сам отказался. А теперь есть любовь, и уж ее-то я так просто не отпущу.


Ева пыталась выяснить, как долго идет письмо из Будапешта в Прагу. По ее расчетам письмо должно было уже дойти. Оставалось еще столько же дней для ответа – если бы он только захотел написать ей что-нибудь.

Утром она позвонила Матьясу и назначила встречу. Он на удивление просто согласился и сказал, что будет ждать ее в том самом кафе, где они обедали после ее возвращения. Ева приняла душ, оделась, вышла из номера и поймала такси.

– Все еще развод? – устало спросил он, когда она уселась напротив него.

Им попался другой столик – на этот раз у стены.

– Развод, – кивнула она.

– Даже если ты и передумала, все равно не признаешься только из упрямства.

– Я не передумала.

– Черт с тобой. Хочешь развода, ты его получишь. Пойдем вместе в суд, все решим, расскажем, покажем. Приведем туда твоего убогого, чтобы он пожаловался на свою тяжелую судьбу. Вас пожалеют, и отпустят в Прагу, чтобы вы жили долго и счастливо, хотя насчет долго не могу ничего утверждать – по-моему, вы для этого староваты.

Ева задержала дыхание и плотно сомкнула губы, потому что ей захотелось закричать на него во весь голос или вообще поднять на ноги все кафе. Она сомкнула губы и мысленно досчитала до десяти, как поступала всякий раз, когда ей хотелось отругать девочек. Привычка из прошлой жизни сработала и сейчас – ей удалось немного успокоиться и прийти в себя.

– Ты его видел? Откуда ты знаешь о его прошлом?

Матьяс сделал маленький глоток кофе и опустил чашку, расплескав при этом почти половину содержимого.

– Он, как я понял, ничего и не скрывает. Ты поэтому его пожалела и полюбила? Потому что он обделенный, а ты можешь его осчастливить. Ради такого благого дела я согласен – если это его спасет, что же я буду вести себя как богач, отнявший овечку у Лазаря. Если по-другому никак, то я тебя отпущу.

За годы совместной жизни она поняла, что Матьяс часто говорил то, чего на самом деле не думал. У него был злой язык, и он довольно часто растрачивал слова впустую, причиняя окружающим боль. Позже, остыв и оценив ситуацию в полный рост, он начинал сожалеть о своих срывах, но даже после этого никогда не извинялся. Вот и сейчас, страдая от состоявшегося разрыва, он подсознательно старался причинить такую же боль ей. Ева знала, что потом он будет корить себя за это.

– Он здесь? – шепотом спросила она. – Он приехал?

– Разумеется. Захотел вернуть тебе кольцо, которое я ему отправил почтой.

Кольцо, почта, приезд Адама…

Ева сжала руки в кулаки и судорожно вздохнула.

– Где он остановился?

Матьяс обреченно улыбнулся и мотнул головой:

– Если у вас такая любовь, сами друг друга ищите. Тем более, я не знаю, где он остановился. Он еще в Будапеште, если не уехал.

Ева поблагодарила его за то, что он был с ней честен, а потом допила свой кофе и вышла за дверь. Слишком много новостей, причем не самых приятных. Матьяс выкрал ее кольцо и отправил почтой Адаму. Адам приехал сюда. Какого черта происходит?


Никогда прежде Адам не ощущал себя таким беспомощным. Один в чужом городе, совершенно не имеющий представления о том, куда идти и как начать поиски. Где она может поселиться? Он понимал, что денег у нее должно было остаться совсем немного – скорее всего, она нашла себе жилье попроще. Однако это никак ему не помогло – куда бы он ни шел, везде натыкался на один и тот же ответ. Никакой Евы они здесь не видели. Правда, пару раз встречались женщины с нужными именами, но от этого разочарование становилось еще более горьким.

Он вспоминал каждое слово, которое слышал от Евы, пытаясь припомнить хоть что-то, что помогло бы найти ее. Что она любила? Адам обходил парки и школы, подолгу ездил по городу, отдавая таксистам баснословные деньги. Каждый вечер он приходил к дому, в котором теперь жил только Матьяс, и ждал – может быть, она решила вернуться за какими-нибудь вещами или пришла поговорить с бывшим мужем. Он простаивал под окнами этого дома часами, вспоминая те ночи, когда делал то же самое в Праге. Иногда он замечал силуэт Матьяса – хозяин дома наблюдал за ним через окно, но не спешил помочь. Скорее всего, он и сам не знал, где сейчас Ева.


Она не могла воспользоваться телефонным справочником или обратиться к знакомым. Подать заявление в полицию? Это было бы глупо и оскорбительно. Однако, зная прекрасно, что едва ли Адама могли отпустить на долгий срок, Ева очень торопилась.