— На кухне тепло? — первым делом спросила она.

Дебби с готовностью кивнула.

— И вода уже закипела.

Ева постаралась улыбнуться, хотя усталость валила ее с ног, и глаза закрывались сами собой.

— А теперь беги к моей красной сумке и достань бумажный пакетик. Внутри него должны были травы, похожие на зеленый порошок. Положи ложку порошка в кружку и наполни ее кипятком. Если найдешь, чем эту кружку закрыть, будет совсем замечательно.

Дебби помчалась к сумке, а Ева выложила бутылочки на кухонный стол, скинула пальто, и лишь потом прошла в комнату.

Мэтью был перенесен на кухню и устроен на единственном стуле со спинкой. Потом Ева и Дебби разобрали железную кровать и перетащили ее по частям на кухню, где повторно ее собрали. Ушло на это непозволительно много времени — уставший и замерзший от долгого сидения на одном месте Мэтью начал тихонько плакать и жаловаться. Ева сказала Дебби развести спирт водой, а сама принялась застилать кровать. Потом они вместе растирали его крохотные ручки и ножки, молясь, чтобы это помогло. Все это время Мэтью плакал и причитал. Скоро Ева почувствовала, что и сама близка к слезам. Ей редко бывало так страшно, как сейчас. Ответственность за чужих детей и полная растерянность не позволяли ей расслабиться, но перегруженное беготней и работой тело отчаянно требовало отдыха. Она не ела весь день, но сейчас не чувствовала даже голода.

Была уже почти полночь, когда Мэтью, наконец, уснул. Газовая конфорка осталась гореть до утра, и Ева не хотела и думать о том, сколько денег им придется за это заплатить. Сами они отправились в комнату и улеглись в одну постель — Дебби устала не меньше, и сил на возражения у нее также не осталось.

Утром она проснулась пораньше, когда было еще темно. Несмотря на то, что сон тянул ее обратно, Ева поднялась с постели и прошла на кухню, чтобы посмотреть на Мэтью. К ее облегчению, малыш сладко посапывал. Стараясь не разбудить его, она поставила на все еще горевшую плиту ковш с водой и стала готовить овсяную кашу. Денег у нее почти не осталось — пользуясь ее волнением и спешкой, соседи продали ей спирт и укусу по неприемлемо высокой цене. Она уселась на край кровати и опустила голову. Все ее труды пошли прахом.

Еще через день вернулся Адам — он был измотанным и похудевшим, почти таким же, как и они.

Ей не удалось найти работу вчера, и сегодня она могла рассчитывать только на его доброту — он обещал заплатить ей хоть сколько-нибудь. В кармане у нее осталось три доллара, и ей не хватало еще семи, чтобы найти жилье на следующую неделю.

Конечно, ему бросилась в глаза перестановка. Кровать занимала половину кухни и мешала свободно пройти к плите, а в комнате наоборот стало намного просторнее.

— Мэтью немного приболел, и мы перенесли кровать поближе к теплу, — объяснила она, отвечая на его вопросительный взгляд. — Скажу сразу, что газ, наверное, потрачен на приличную сумму. Просто я не знала, что еще мне делать. У меня ведь никогда не было детей, и я…

Адам подошел к кровати, на которой лежал уже повеселевший Мэтью, и склонился над своим сыном.

— Как ты себя чувствуешь, старичок? — проводя ладонью по его животику, спросил он.

Мэтью кивнул:

— Хорошо. Мне хорошо.

— Самое главное, — улыбнулся отец. Затем он повернулся к ней: — Вы его вылечили, а остальное неважно. Я могу заплатить вам двадцать долларов, но если этого…

Она опустила голову и сжала зубы.

— Мне будет достаточно пятнадцати, — сказала она. — Я рассчитывала на десять или семь, если честно. Пятнадцать — это даже много.

С тех пор Дебби стала приходить к ней — иногда Адам отпускал ее, чтобы она могла посидеть с Евой и поболтать о чем-нибудь. Ева поселилась в той самой комнате на первом этаже, и ходить к ней было не так опасно — Дебби даже не приходилось покидать дом и выбираться на улицу.

Ева расплела свой старый свитер и принялась вязать, а Дебби наблюдала за ней и училась сама. По вечерам, когда Ева возвращалась с работы, иногда она заходила к Адаму и забирала Дебби к себе.

До этого момента Ева могла заботиться только о своей матери, но с тех пор как она осталась одна, жизнь на какое-то время опустела и утратила смысл. Зато теперь у нее появились соседские дети — единственные, кому можно было довериться с закрытыми глазами.

Случайные заработки приносили не очень много денег, но вскоре Ева нашла постоянную работу. Она устроилась в прачечную отеля, и ей обещали платить по двадцать долларов в неделю. Этого было вполне достаточно, и поэтому она закрыла глаза на дурную репутацию заведения. В конце концов, кому какая разница, чем зарабатывает на жизнь владелец отеля, если он способен регулярно платить своим работникам? Стандартный день длился с семи утра до шести вечера. Кожа на ее руках стала красной и морщинистой, а локти и плечи ломило от постоянной работы — прачки сами выжимали белье и полоскали его в холодной воде. И все же, Ева ни на что не жаловалась — теперь она могла не беспокоиться о доходах и даже откладывать деньги впрок.

Она продолжала экономить, но иногда желание побаловать детей побеждало, и она покупала им что-нибудь. Однажды она отдала Дебби два красивых носовых платка, а в другой раз подарила ей новые спицы и клубок с пряжей. Иногда в прачечную приносили вещи, оставленные некоторыми посетителями — такие предметы лежали в шкафчике у портье примерно две недели, и если за ними никто не приходил, то их переправляли в служебный отдел отеля. Обычно она ничего не брала, но однажды ей на глаза попалась небольшая дешевая брошь из проволоки и обычных стекляшек. Ева забрала ее себе, а через два дня выменяла на маленькие сапожки — скорее всего, для Мэтью они были еще велики, но у нее была почти готова пара толстых носков, связанных из старой кофты, которую носила еще ее мама.

В тот вечер, когда она отдала носки и сапожки Дебби, к ней спустился сам Адам. У него был усталый вид, но он нашел в себе силы улыбнуться и поблагодарить ее за такой щедрый подарок.

— Вы ведь и сами живете в таком ужасном месте, — сказал он, уже сидя в ее кухне. — Вы могли бы откладывать деньги, чтобы переехать повыше, туда, где будет не так сыро. Хотел бы я помочь вам, но сейчас, сами понимаете — не могу. А Мэтью так давно хочет прогуляться по улице, что я даже не в состоянии отказаться от вашего… не то чтобы я хотел отказаться от подарка, просто…

Мужчина, который не может обеспечить своих детей самым необходимым — самый несчастный человек на земле. Он мучается от того, что страдают его дети, но к этому прибавляются еще уязвленная гордость и ощущение собственной никчемности. Адам испытывал болезненное чувство стыда за то, что не мог купить сапоги, которые были так нужны его ребенку.

Ева выслушала его, а потом сказала:

— На самом деле, я ваша должница. Если бы не вы, я оказалась бы на улице, и никому не было бы до меня никакого дела. А вы дали мне крышу, да еще и приплатили за это. Ваши дети были добры ко мне, и никто не упрекал меня в том, что я занимаю место и трачу ваши деньги. Вы не обманули меня, а это сейчас такая редкость. У вас замечательные малыши, и я очень хочу хоть чем-нибудь их радовать, пока есть такая возможность. Все так быстро меняется, и думается мне, что мы должны не сомневаться, а просто наслаждаться тем, что у нас пока что есть. Неизвестно, что жизнь отнимет у нас потом.

— Какие страшные слова, — вздохнул Адам. — И тем страшнее, что вы правы. Сколько вам лет, Ева?

— Мне двадцать шесть, — без колебаний ответила она.

— Ну а мне тридцать четыре.

Он был моложе нее, когда родилась Дебби. Мир казался добрым и приветливым, и приводить сюда еще одно беззащитное создание было не так опасно, как сейчас. Когда родился Мэтью, у них с Беккой было почти все, чего они могли пожелать. А потом случился кризис, и они вдруг потеряли все, что имели. Жизнь умеет играть грязно и бить прямо в спину, когда меньше всего этого ожидаешь.

Теперь Адам жалел каждого младенца, рождавшегося в этом городе. У этих детей не было будущего — безрассудные родители не могли дать им даже настоящего.

Она рассказала ему о небольшом рынке, где смогла поменять брошь на сапожки. Знать о таких местах было полезно — при случае там можно было найти что-нибудь подходящее для детей.

— Вы еще молоды, — улыбнулась она. — А жизнь длинная. Никто не знает, что ждет впереди — может быть, станет лучше, а может еще хуже. Я считаю, не стоит ни к чему готовиться и портить себе настроение — нужно просто жить.

— Сейчас только так и получается, — согласился он. — Если есть еда и крыша над головой — этого довольно. Об остальном будем беспокоиться потом.

Адам вернулся домой и осмотрел сапожки еще раз. Они были не самыми теплыми, но зато почти подошли по размеру — толстые носки, которые Ева подарила вместе с ними, должны были заполнить свободное место и защитить ножки Мэтью от холода. Оставалось только достать из тайника шило и моток ниток, чтобы прошить их по кругу и закрыть все прохудившиеся места. Латать дырки в обуви Адам умел еще с детства — это было единственное, чему он успел научиться, когда подрабатывал на каникулах у одного сапожника.

Довольный Мэтью расхаживал в этих сапогах по квартире целый день, представляя, как будет гулять по настоящей улице. Дебби вытащила его старое пальто и заставила его примерить теплые штанишки. Оставалось раздобыть обувь для нее, и они могли бы отправиться на прогулку всей семьей.

Подходящий случай подвернулся через неделю — один работодатель расплатился не деньгами, а мылом. Оставив дома три больших куска, остальное Адам решил обменять на что-нибудь полезное. В том самом переулке, о котором ему рассказала Ева, нашлись подходящие ботинки для Дебби. Как и у предыдущих, у них были небольшие дырки по краям и под носками, но это было легко исправить при помощи того же шила и оставшихся ниток. Через три дня, когда наступило воскресенье, Адам проснулся пораньше и вышел на балкон. В айс-боксе лежал один цыпленок и пара головок лука. Из этого можно было приготовить обед, чтобы после прогулки уже не думать о делах и просто отдохнуть.

Поднявшаяся вслед за ним Дебби прошла к плите, и, не задавая вопросов, просто зажгла две конфорки.

— Я не говорил вам о том, что сегодня хотел бы прогуляться. Вдруг не получилось бы, — сказал Адам, наблюдая за тем, как она выщипывает остатки перьев и делает надрезы.

— Конечно, — кивнула она. — Я думаю, Мэтью будет очень рад.

— А ты разве не рада? — спросил он.

Дебби тихонько засмеялась:

— Я? Я счастлива. Очень хочется погулять хоть немного. Может быть, возьмем с собой Еву? У нее выходной.

В глубине души Адам ожидал этого. Ему хотелось хоть как-то отблагодарить Еву за то, что она для них сделала и за внимание, которое она дарит его наполовину осиротевшим детям.

Мэтью проснулся часом позже. После традиционного ритуала умывания ему сообщили о том, что сегодня они идут гулять, и кухня взорвалась радостным визгом и топотом маленьких ножек. Счастливый Мэтью носился между стульями, обнимая то отца, то сестру и радостно хохоча.

Если бы они отправились гулять все вместе в новых (или почти новых) сапогах, это было бы идеально. Однако идеально не бывает почти никогда, и первым большим разочарованием стало то, что Евы не оказалось в комнате. Они стучали в ее дверь по очереди, и Мэтью даже предлагал посмотреть к ней в окошко, но Адам отговорил их от этой затеи. Зачем смущать девушку? Мало ли какие личные дела сейчас у нее могут быть. Да и ни к чему заглядывать в чужие окна, это просто неприлично.

Адам и Дебби не знали, что на работе у Евы был новый распорядок — скользящий график. Работали они теперь по сменам, и заработок снизился. Зато в штате отеля состояло вдвое больше прачек — платили меньше, но людей прибавилось. Это был очень хитрый ход со стороны начальства.

Понимая, что доход сократится практически вдвое, Ева решила, что в освободившиеся дни станет искать другую работу — однодневную, такую же, как и раньше. Иногда это удавалось, иногда — нет. Сегодня было воскресенье — как раз подходящий день для новых поисков.

Она и еще несколько женщин стояли у дверей пекарни, ожидая, когда выйдет хозяин. Ева не смотрела по сторонам, а потому не знала, что двое из тех, кто стоял рядом с ней, прекрасно ее знали — дополнительный заработок искали почти все прачки, работавшие в отеле. Поэтому, когда справа от нее раздался резкий и недовольный голос, она даже вздрогнула.

— Слушай, Ева, зачем ты здесь стоишь? У тебя нет детей, как у нас, и ты не замужем. Одной прожить гораздо проще.

— Мне тоже нужна работа, — тихо ответила она, уже понимая, к чему ведут эти разговоры.

— Нам она нужна больше, — рассмеялась женщина, имени которой Ева не запомнила.

Обычно эта женщина работала через три доски от Евы, а потому они почти не общались.

— У тебя нет больных детей, и ты не голодаешь. Ты ведь работаешь только для себя, не правда ли?