16. Бойфренд с виллой и ребенком

— Брук, если ты ничего не слышала из того, что я сказал, пожалуйста, пойми главное: я считаю, что за нас стоит бороться. — Джулиан подался к ней и взял ее руку в свои. — Я буду бороться за наш брак.

— Сильное начало, — кивнула Брук. — Хорошая формулировка.

— Ру, ну перестань, я серьезно!

В ситуации не было ничего смешного, но ей ужасно хотелось хоть немного поднять себе настроение. Джулиан только что пришел домой, и вот уже целых десять минут они держались как чужие — вежливо, предупредительно, осмотрительно и совершенно отстраненно.

— Я тоже, — тихо сказала она. Он ничего не ответил, и она спросила: — Почему ты не приехал раньше? Я знаю, у тебя обязательства перед масс-медиа, но ведь уже четверг. Или для тебя все это не важно?

Джулиан с удивлением взглянул на нее:

— Как ты могла такое подумать, Ру? Мне нужно было время подумать. Все произошло слишком быстро… Казалось, все на глазах разваливается…

Чайник запел. Брук знала: Джулиан не захочет лимонно-имбирного чая, который она заваривала для себя, но выпьет чашку простого зеленого, если ему приготовить. Она ощутила крошечную волну удовлетворения, когда он с благодарностью принял кружку и отпил глоток.

— Не могу тебе передать, как я сожалею, — начал он, обхватив чашку ладонями. — Подумать только, что ты испытала, когда увиде…

— Дело не в фотографиях! — повысила голос Брук сильнее, чем хотела. Помолчав несколько секунд, она продолжала: — Да, они чудовищные, оскорбительные для меня, позорящие, но то, что у кого-то появилась возможность сделать такие снимки, задевает меня куда сильнее.

Джулиан опять промолчал, и она задала очередной вопрос:

— Так что за фигня произошла той ночью?

— Ру, я тебе говорил: это была глупая ошибка, такое случилось единственный раз, и секса с ней у меня не было… И вообще ни с кем, — поспешно прибавил он.

— А чем же вы занимались?

— Я не помню. За ужином собралась большая компания, постепенно все стали расходиться, и, как я понимаю, к ночи мы с ней остались за столом одни.

Брук замутило от слов из уст родного мужа «мы с ней».

— Я даже не знаю, кто она и откуда взялась…

— Об этом не волнуйся, — съязвила Брук. — Это тебе теперь любой расскажет. Дженелл Мозер, двадцать четыре года, из маленького городка в Мичигане. Приезжала в Лос-Анджелес на девичник своей подруги, собравшейся замуж. А вот как она попала в «Шато Мармон», действительно загадка.

— Я ее не…

— На случай если тебе интересно, хотя ты об этом и без «Ласт найт» знаешь, — персонажи подлинные, это не фикция.

Джулиан вздохнул.

— Я слишком много выпил, и она предложила проводить меня в бунгало. — Он замолчал и провел пальцами по волосам.

— А потом?

— Мы целовались, а потом она сняла платье — будто спать собралась, не стесняясь и не придумывая предлогов. От этого я сразу протрезвел и велел ей одеться. Она оделась и начала плакать, говорила, как ей неловко и стыдно. Я попытался ее успокоить, мы что-то пили из мини-бара — я, правда, не помню что, а потом я проснулся одетый, а ее уже не было.

— Она ушла? А ты просто отключился?

— Ушла. Ни записки, ничего. Пока ты не сказала, я и имени ее не вспомнил.

— Ты хоть понимаешь, что в это верится с трудом?

— Она разделась, но я-то не раздевался! Брук, я не знаю, что тебе еще сказать и как тебя убедить, но клянусь твоей и моей жизнью и жизнями тех, кто нам дорог: это правда, все так и было!

— Но почему ты это сделал? Почему пригласил ее в бунгало и целовал? — спросила Брук, не глядя на мужа. — Почему именно ее?!

— Не знаю. Я же сказал: слишком много выпил, перестал соображать, чувствовал себя одиноким. — Он замолчал и потер виски. — Год очень тяжелый, Брук. Такая занятость, такое напряжение, сплошные разъезды, мы толком не видимся. Это, конечно, не оправдание, я понимаю, что облажался, — поверь, еще как понимаю! — но, пожалуйста, поверь, я в жизни ни о чем так не сожалел, как о той ночи.

Брук обхватила плечи руками, не в силах унять дрожь.

— Ну и что нам теперь делать, Джулиан? Не только с этим, а вообще со всем? С тем, что мы практически не видимся, живем каждый своей жизнью? Как нам с этим справиться?

Джулиан придвинулся к Брук и попытался обнять, но она словно окаменела.

— Мне больно видеть, как тебе тяжело, но ведь мы оба этого хотели, — напомнил он.

— Хотели, да, и я искренне за тебя счастлива. Но это не мой успех, не моя жизнь. Это даже не наша жизнь. Она только твоя.

Джулиан хотел возразить, но Брук жестом остановила его.

— Я не представляла, чем все обернется, ничего подобного не предполагала, когда ты пропадал в студии с утра до вечера, записывая альбом. При всем твоем таланте и везении шанс был один на миллион, но тебе повезло, ты поймал свою синюю птицу!

— В самых безумных и диких кошмарах я себе такого не представлял…

Брук глубоко вздохнула и сказала то, о чем думала уже три дня:

— Боюсь, я не смогу так продолжать.

Повисла долгая пауза.

— Что ты говоришь?! — воскликнул Джулиан, когда, казалось, прошла целая вечность. — Брук, что ты говоришь?!

Брук заплакала. Не истерически, судорожно рыдая, а тихо, безнадежно всхлипывая.

— Я не знаю, как так можно жить. Не знаю, как к этому привыкнуть, да я и не хочу привыкать. Раньше было тяжело, но теперь, после такого… Теперь это будет повторяться снова и снова.

— Ты — моя единственная любовь, Брук. Ты мой лучший друг. Тебе не надо ни подо что подстраиваться — сделаем все, как ты захочешь.

— Нет. — Брук вытерла щеку тыльной стороной ладони. — Обратного пути нет.

Джулиан вдруг показался ей очень усталым.

— Так будет не всегда, — сказал он.

— Что за ерунда — не всегда? Что изменится после второго альбома? А после третьего? А если тебя отправят в международный тур и ты будешь отсутствовать месяцами, как нам тогда быть?

До Джулиана наконец дошло — он сидел, чуть не плача.

— Это мезальянс. — Брук чуть улыбнулась и смахнула слезинку. — Такие, как ты, не женятся на таких, как я.

— О чем ты? — устало, опустошенно спросил он.

— Ты прекрасно знаешь, Джулиан. Ты теперь знаменитость, а я никто.

Они сидели и смотрели друг на друга десять секунд, полминуты, минуту. Сказать больше было нечего.


Когда полторы недели спустя утром в субботу в квартиру постучали, Брук решила, что это управляющий наконец пришел пробивать засорившийся душевой слив. Бросив взгляд на свои вылинявшие, в пятнах, спортивные штаны и рваную футболку, она решила — придется мистеру Финли это пережить, и с деланной улыбкой открыла дверь.

— Господи! — ужаснулась Нола, смерив Брук взглядом. Ощутив неприятный запах в квартире, она поморщилась: — Меня сейчас вырвет!

Подруга, как обычно, выглядела изумительно в сапогах на шпильках поверх узких темных джинсов, в обтягивающей кашемировой водолазке и дорогом пуховом пальто, в котором отчего-то казалась тоненькой и стильной — в отличие от многих других, напоминающих чучело, завернувшееся в спальный мешок. Щеки ее раскраснелись от холода, а волнистые светлые волосы, спутанные ветром, выглядели особенно сексуально.

— Неужели обязательно заявляться ко мне при полном параде? — спросила Брук, в свою очередь, оглядывая подругу с ног до головы. — Как ты вообще вошла в подъезд, интересно?

Нола протиснулась мимо нее, «бросила пальто и села в гостиной на диван, с брезгливой гримасой отпихнув грязную тарелку — там белели окаменевшие остатки хлопьев в молоке.

— У меня есть ключ, я же выгуливала Уолтера. М-да, все еще хуже, чем я думала.

— Нола, не начинай, я не хочу ничего слушать. — Брук налила себе апельсинового сока и осушила стакан одним глотком, не предложив подруге. — Может, тебе уже пора?

Нола фыркнула:

— Поверь, я бы не против, но — нет. Сегодня мы с тобой выберемся в город вместе.

— Черта с два, я никуда не пойду. — Брук собрала немытые волосы в хвост и опустилась в маленькое кресло напротив дивана, которое они с мужем купили на «блошином» рынке в Нижнем Ист-Сайде, когда Джулиан заявил — бархат клюквенного цвета напоминает ему волосы жены.

— Еще как пойдешь. Слушай, я не знала, что у тебя такая депрессуха. Мне надо забежать в офис на пару часиков. — Нола взглянула на часы. — Но потом я вернусь, и мы пойдем на ленч. — Брук открыла рот, чтобы запротестовать, но Нола не дала ей и слова сказать. — Во-первых, приберись и ликвидируй свалку. Во-вторых, вымойся. Ты будто собралась на кастинг на роль жалкой отвергнутой любовницы.

— Спасибо, ты умеешь поддержать.

Нола подцепила двумя пальчиками контейнер из-под мороженого «Хааген-Дац» и протянула Брук с выразительным взглядом.

— Возьми себя в руки, слышишь? Займись уборкой. Я приду часа через три. Если не послушаешь меня, ты мне больше не друг.

— Нола… — заныла Брук, но на самом деле она уже сдалась.

Подруга встала и направилась к двери:

— Я скоро вернусь. Ключ при мне, не вздумай сбежать или спрятаться. — И она ушла.

Узнав о вынужденном отпуске в Хантли и выдержав трудный разговор с Джулианом, Брук улеглась в постель и отказалась от общения с внешним миром. Она перечитывала накопившиеся выпуски «Космо», пинтами ела мороженое, выпивала по бутылке белого вина за ночь и снова и снова смотрела сериал «Частная практика» на ноутбуке. При этом она испытывала какое-то мазохистское удовольствие — так долго валяться в постели и баловать себя ей не приходилось со времен первого семестра в Корнелле, когда она на целых пять недель (в зимние каникулы!) свалилась с мононуклеозом. Но Нола была права — пора встать и привести себя в порядок. Брук уже начинала испытывать к себе отвращение.

Не поддавшись искушению снова лечь в кровать, она натянула старые флисовые тренировочные брюки и кроссовки и устроила себе трехмильную пробежку вдоль Гудзона. Вторая Неделя февраля выдалась необычно теплой, серая кашица, оставшаяся от снегопада на прошлой неделе, растаяла. Переполняемая энергией, гордясь своей волей, Брук приняла горячий душ, после чего позволила себе двадцать минут понежиться под одеялом, высушив волосы феном и прочитав пару глав из книжки. А потом приготовила здоровый завтрак: глубокую тарелку нарезанных фруктов, четверть чашки творога и поджаренную булочку из муки грубого помола с зернами. Только после этого у нее появились силы навести порядок в квартире.

Генеральная уборка заняла три часа и помогла Брук встряхнуться лучше, чем все прочие способы. Впервые за несколько месяцев она пылесосила, вытирала пыль, драила полы, всякие поверхности и ванную. Она сложила одежду в своем ящике, полностью проигнорировав ящик Джулиана, выбросила из общего шкафа старье и то, что, они давно не носили, навела порядок в шкафу в коридоре, где висели пальто, и в ящиках письменного стола и наконец — спустя целую вечность — поменяла картридж в принтере, позвонила в «Веризон» сообщить об ошибке в счете и решила непременно записаться на ежегодный осмотр у гинеколога, записать к дантисту себя и Джулиана (несмотря на обиду, она вовсе не хотела, чтобы у мужа появился кариес), а Уолтера показать ветеринару, чтобы узнать, не пора ли снова делать прививки.

Чувствуя себя богиней организованности и эффективности, ровно в три часа она распахнула дверь, услышав стук, и приветствовала Нолу широкой улыбкой.

— Вау, ты снова похожа на человека! — восхитилась та. — Губы, что ли, накрасила?

Брук кивнула, довольная реакцией подруги.

— Впечатляет! — присвистнула Нола. — Должна признаться, я не возлагала на тебя больших надежд и рада, что ошиблась. — В шкафу в коридоре она нашла короткое черное пальто и протянула Брук: — Пошли, вспомнишь, как там на улице.

Брук спустилась вниз, вслед за Нолой забралась на заднее сиденье такси, и вскоре они уже сидели за длинным столом в «Кукшопе», одном из их излюбленных бранч-кафе в западном Челси. Нола заказала им по кофе и «Кровавой Мэри» и настояла, чтобы Брук сделала по три глотка из чашки и бокала, прежде чем начнет говорить.

— Ну вот, — мягко сказала она, когда та подчинилась. — Правда, другое дело?

— Да, — подтвердила Брук, вдруг остро захотев заплакать. Она проревела всю неделю — слезы лились по любому поводу. Сейчас она заметила пару примерно ее возраста, взявшую французский тост на двоих. Они шутливо воевали за каждый кусок, притворяясь, что схватят тост, прежде чем другой воткнет в него вилку, смеялись и смотрели друг на друга тем особенным взглядом, который можно перевести как «во всей вселенной есть только ты и я». Таким взглядом Джулиан теперь смотрит на случайных знакомых в гостиничных номерах.