Она уже собиралась перейти к следующему пункту плана, когда зазвонил сотовый.

— Нея! Привет! Как твои дела?

— Брук, у меня хорошая новость: мы с Роаном Точно переезжаем в Нью-Йорк. К лету уже будем там.

— Быть не может! Здорово! Что, Роан получил предложение от нью-йоркской фирмы? — Брук уже обдумывала массу прекрасных возможностей: какое они название дадут компании, как будут набирать первых клиенток, идеи для рекламы. Вот и еще на шаг приблизилась к мечте!

— Вообще-то предложение получила я. Одна моя знакомая согласилась заменить диетолога, которая ушла в декрет, но у нее самой заболела мать, требуется постоянный уход, и она предложила место мне. Угадай, где?

Брук была уверена, что Нея будет работать на Гвинет, Хайди или Жизель[37], и заранее расстроилась из-за срыва планов на совместную частную практику.

— Не знаю. Где?

— В «Нью-Йорк джетс»[38], представляешь?! Я буду диетологом команды на сезон 2010/11-го! Ничего не знаю о питании трехсотфунтовых полузащитников, но всему научусь.

— Нея, это уникальная возможность! — искренне сказала Брук. Если бы ей самой подвернулось что-то подобное, бросила бы все остальное не моргнув глазом.

— Ой, так волнуюсь! А Роана надо было видеть: первое слово на мою новость — «Билеты!». Он уже распечатал расписание игр и повесил на холодильнике.

Брук засмеялась:

— Представляю, как ты, такая малышка, идешь по раздевалке с клипбордом и мегафоном и выбиваешь биг-маки и жареную курятину из ручищ этих верзил.

— Ага, и говорю: «Простите, мистер-звезда-НФЛ-зарабатывающий-восемьдесят-триллионов-в-год, попрошу вас завязать с этим сиропом к попкорну, а то в нем фруктоза зашкаливает!» Мечта детства!

Через несколько минут Брук попрощалась с Неей с ощущением, что кругом у всех сплошь карьерные взлеты, а у нее черная дыра. Значит, совместной частной практики им не открыть. Почти сразу сотовый зазвонил снова — видимо, подруга забыла что-то рассказать. Нажав кнопку, Брук весело сказала:

— Прикинь, а вдруг они с тобой драться начнут?

В трубке кто-то кашлянул, и прозвучал мужской голос:

— Это Брук Олтер?

На долю секунды Брук, без всяких на то оснований, поверила, что ей звонят сказать «Произошла ужасная авария с трагическим исходом», — или что Джулиан тяжело заболел, или…

— Брук, это Арт Митчелл из журнала «Ласт найт». Я хотел спросить, не будет ли у вас комментариев по поводу утренней статьи в «Шестой странице»?

Брук едва не завизжала в трубку, но у нее хватило самообладания дать отбой. Дрожащей рукой она положила мобильный на кофейный столик. Никто, кроме родни и самых близких подруг, не знал ее номер. Как это могло произойти?

Впрочем, она недолго ломала над этим голову; схватив ноутбук, Брук набрала адрес «Шестой страницы». Действительно, там, занимая почти весь монитор, были две фотографии: на одной, сделанной вчера, Брук плакала в «Кукшопе» за столиком с Нолой — фотограф запечатлел момент, когда она вытирала слезы салфеткой, а на другой Джулиан выходил из лимузина (судя по всему, в Лондоне — на заднем плане можно было разглядеть старомодное такси), прощаясь с очень красивой молодой женщиной. Под первым снимком значилось: «Дневной девичник: Брук Олтер оплакивает конец своего брака». Рука с салфеткой на фотографии была обведена аккуратным овалом — видимо, чтобы подчеркнуть отсутствие обручального кольца, а ниже стояла строчка: «Уже нет сомнений, они разошлись». Какой-то источник, близкий к миссис Олтер, заявлял: «На следующей неделе она даже собралась ехать одна на свадьбу родственника мужа». Под фотографией Джулиана красовалось: «Скандал его не остановил! Олтер кинулся искать развлечения в Лондоне после того как жена вышвырнула его из манхэттенской квартиры».

В Брук неудержимо росло хорошо знакомое бешенство, к горлу подступила тошнота, но она сделала несколько глубоких вздохов и заставила себя рассуждать логически. Она понимала, что присутствию красавицы в лимузине существует простое объяснение. Даже если она ошибается насчет Джулиана, он в любом случае не поступил бы настолько бестактно, пренебрежительно и непроходимо глупо. Что до всего остального, при мысли об этом Брук закипала. Судя по ракурсу и зернистости фотографии, сделанной в ресторане, снимал кто-то из посетителей на сотовый телефон. С отвращением она так ударила кулаком по дивану, что Уолтер с визгом спрыгнул на пол.

Зазвонил городской телефон. На определителе высветилось: «Самар».

— Самар, сколько можно? — крикнула Брук вместо «здравствуйте». — Это же ваша обязанность — обеспечивать нормальную рекламу! Вы что, не способны предотвратить появление таких статей? — Брук никогда не позволяла себе малейшей грубости в адрес этой женщины, но больше молчать не могла.

— Брук, я понимаю, почему вы расстроены. Я надеялась переговорить с вами до того, как вы увидите «Ласт найт», но…

— Да-а-а? — заорала Брук. — Между прочим, какой-то говнюк уже позвонил мне на сотовый за комментариями! Откуда у него мой номер?

— Брук, мне надо сказать вам кое-что. Во-первых, девушка в лимузине Джулиана — его стилист и парикмахер. Ее рейс из Эдинбурга задержали, времени на подготовку перед концертом не оставалось, поэтому она работала с ним в машине. В статье извратили и подтасовали факты.

— Поняла, — кивнула Брук, удивляясь, какое огромное облегчение ощутила, услышав это, ведь она с самого начала была уверена, что сюжету найдется логическое объяснение.

— Во-вторых, я мало что могу поделать, когда ваши знакомые вопреки предупреждениям все-таки говорят с журналистами. Я контролирую общую ситуацию, но это не распространяется на болтливых подруг и родственников.

Брук словно дали пощечину.

— Что вы сказали?

— Очевидно, ваш личный номер дал репортеру тот, кто знает о свадьбе в выходные и делает заявления для прессы касательно вашей жизни. Со всей ответственностью заявляю: с нашей стороны утечки не было.

— Но это невозможно, я точно знаю, что…

— Брук, не хочу быть грубой, но мне уже звонят, я должна идти. Ищите среди своих, хорошо? — На этом Самар повесила трубку.

Слишком взвинченная, чтобы на чем-то сосредоточиться, подогретая чувством вины — собаку давно пора было выгулять, Брук пристегнула поводок к ошейнику Уолтера, сунула ноги в угги, схватила из шкафа первые попавшиеся перчатки и почти бегом припустила на улицу. Благодаря шапке с помпонами и бесформенному дутому пальто двое папарацци, замеченные Брук за углом, на нее и не взглянули. Брук ощутила прилив гордости за маленькую одержанную победу. Выйдя на Одиннадцатую улицу, они направились к жилым кварталам, умело выбирая путь в плотном потоке людей. Брук остановилась, только чтобы дать Уолтеру попить из миски с водой возле магазина товаров для животных. Когда они добежали до Шестьдесят шестой улицы, пес вывалил язык набок и тяжело дышал. Брук, наоборот, только вошла в раж.

За двадцать минут она оставила истерические сообщения матери, отцу, Синтии, Рэнди, Ноле (Нола единственная взяла трубку, выслушала претензии и разумно ответила: «Господи, Брук, если бы я собиралась выболтать твои тайны, репортеры узнали бы куда более смачные истории, чем свадьба этого дурака Трента с интерном Ферн. Прекращай фигню гнать.») и набрала Мишель.

— Привет, Мишель, — сказала она после сигнала. — Я не знаю, где ты сейчас, но хочу пообщаться насчет сегодняшней статьи в «Шестой странице». Мы с тобой сто раз об этом говорили, но я всерьез обеспокоена, что ты, ну, случайно ответила на вопросы какого-нибудь журналиста или поделилась с подругами. Я прошу, умоляю тебя молча класть трубку, если кто-нибудь позвонит с вопросами о Джулиане или обо мне, и не обсуждать нашу жизнь ни е кем, хорошо?

Брук помолчала секунду, прикидывая, достаточно ли твердо она говорила, и решив, что вполне нормально, сочла миссию в целом выполненной и повесила трубку.

Она потащила Уолтера домой и остаток дня редактировала свое многократно переделанное резюме, надеясь в самое ближайшее время разослать его в разные места. Жаль, ничего не получится с Неей, но от своих планов Брук отказываться не собиралась: еще полгода работы в клинике, и у нее появится шанс начать свое дело.

Примерно в полседьмого она хотела позвонить Эмбер и сказать, что не придет, поскольку она уже охладела к идее провести вечер в компании незнакомых женщин, но спохватилась, что у нее нет контактного телефона. Брук неохотно встала под душ, а потом надела джинсы, сапоги и блейзер, годившийся на все случаи жизни. «В конце концов, если на меня начнут коситься с неприязнью, придумаю предлог и уйду, — решила она и села в такси до Виллиджа. — Зато я выбралась из дома на ночь глядя, чего со мной сто лет не случалось». Как ни старалась Брук успокоиться, ее затрясло, когда она вышла из такси на Двенадцатой улице и увидела довольно красивую девушку с ультракоротким светлым каре, курившую на крыльце.

— Вы Брук? — спросила девушка, выдыхая струйку дыма, ломаной спиралью повисшую в холодном влажном воздухе.

— Да. А вы Эмбер? Здравствуйте. — Брук переступила через скопившуюся у бордюра слякоть. Эмбер стояла на третьей ступеньке, но Брук все равно была на дюйм выше. Она с удивлением отметила огненно-красные колготки Эмбер и невероятной высоты стильные шпильки. Вместе с сигаретой это плохо сочеталось с образом наивной, нежной, верующей девочки, которую описывала Хизер.

Эмбер заметила взгляд Брук.

— А, туфли? — спросила она, не дожидаясь вопросов. — «Джузеппе Занотти». Я их называю «булавки для мужиков». — Ее тягучий южный акцент был нежным, почти слащавым, совершенно неожиданным для подобной внешности.

Брук улыбнулась:

— Если взяли напрокат, скажете где, хорошо?

Эмбер жестом пригласила ее за собой.

— Вам понравится, — пообещала она, открывая дверь в маленький холл с персидским ковром. — У нас отличная женская компания. Если выдумаете, что вам несладко, а порой вообще хуже не бывает, — гарантирую, бывает. Сами узнаете, девочки расскажут.

— Эго, конечно, хорошо, — кивнула Брук, заходя в маленький лифт вслед за Эмбер. — Но после утренней статьи «Шестой страницы» я уж и не знаю…

— Вы о той муре с любительскими фотками? Не смешите мои шпильки! Сейчас я вас с Изабель познакомлю, ее в бикини на целую страницу растянули и целлюлит в кружочек обвели. Вот это засада!

Брук невольно улыбнулась:

— М-да, подложили девушке свинью. А вы, значит, читали?.. Ну, «Шестую страницу»?

Лифт открылся в холл с пушистым паласом, мягко освещенный тонированными стеклянными бра.

— Милая, ее все читали, и все согласились, что это ерунда, пустячок. Фото, где вы плачете с подругой, вызовет у людей только сочувствие — женщины поймут это правильно, а нелепое предположение, что ваш муж трахается на заднем сиденье лимузина по дороге на концерт, — просто чушь. Все понимают: это его рекламный агент или стилист. Я бы в этом и секунды не сомневалась.

Тут Эмбер открыла дверь, за которой оказалась большая комната — копия… баскетбольной площадки. На дальней стене висело нечто, напоминающее стандартную баскетбольную корзину, по глянцевому деревянному полу были проведены боковые линии и линия штрафного броска. Ближайшую стену раскрасили для ракетбола или сквоша, а между двумя окнами от пола до потолка, выходившими на улицу, стояла гигантская корзина с разнокалиберными мячами и ракетками. Четвертую стену занимал телевизор с плоским экраном, по диагонали дюймов шестьдесят, а напротив находился длинный зеленый диван. Два темноволосых пацана в спортивных трусах жевали пиццу и мучили футбольную видеоигру, которую Брук не узнала, причем удовольствия на их лицах она не заметила.

— Пойдемте, — предложила Эмбер, пересекая «баскетбольную площадку». — Все уже наверху.

— А чья это квартира, я забыла?

— Знаете Дайану Вулф? Ее муж Эд был конгрессменом, не помню, от какого округа, кажется, от Манхэттена, и, естественно, возглавлял комитет по этике.

Брук поднималась за Эмбер по лестнице без перил.

— Вот оно что, — пробормотала она, сразу сообразив, что к чему. Прошлой зимой нужно было полтора месяца просидеть на необитаемом острове, чтобы не знать, о чем шла речь.

Эмбер остановилась, повернулась к Брук и понизила голос до шепота:

— Ну, вы же помните, что старина Эд питал слабость к проституткам, причем не к элитному эскорту, а к обычным уличным шлюхам? Двойной удар, потому что Дайана баллотировалась на должность прокурора города. Ай, как некрасиво получилось…

— Добро пожаловать! — прожурчала с верхней ступеньки женщина лет сорока. Безупречно сидящий сиреневый костюм дополняли великолепные черные шпильки из змеиной кожи и поражающая своей элегантностью нитка крупного жемчуга.