Лавейл Спенсер - Прошлые обиды

– Когда мы не знаем, как нам избавиться от собственной боли, мы кричим друг на друга. Но теперь мы будем просто разговаривать. Так?

– Так, – прошептал Рэнди и снова попытался вытереть слезы.

– Позволь, я помогу тебе. Бесс, у тебя есть платок?

Она подала его Майклу и смотрела, как он утирал слезы их сыну. Так, как он делал это, когда Рэнди был совсем маленьким и Майкл помогал ему высморкать нос. Они были рядом друг с другом, любили друг друга, и у Бесс вновь потекли слезы.

Наконец Майкл сел.

– Мама должна тебе кое-что сказать. – Он встал, взял руку Бесс. Его глаза говорили ей: «Вдруг он не продержится эти двадцать четыре часа?»

Он подвел Бесс поближе и стоял за ней. Она подложила руки под голову Рэнди и спокойно сообщила:

– Я и твой отец собираемся снова пожениться.

Рэнди ничего не сказал. Он смотрел матери в глаза, потом перевел взгляд на отца.

Молчание нарушил Майкл:

– Что ты по этому поводу думаешь?

– Вы молодцы.

Майкл обнял плечи Бесс:

– Я знал, что ты так на это посмотришь. Мы повзрослели за последние шесть лет.

Бесс добавила:

– И мы опять влюбились друг в друга.

Вмешалась сестра:

– Мы переводим Рэнди в реанимацию. И я думаю, что ему надо отдохнуть.

– Да, конечно. Нам просто хотелось, чтобы ты узнал об этом, дорогой. Мы будем рядом.

Бесс поцеловала Рэнди.

– Поговорим об этом, когда ты выйдешь отсюда. Я люблю тебя.

Майкл тоже наклонился и поцеловал Рэнди.

– Отдыхай. Я люблю тебя.

Вместе они вышли в комнату ожидания, где за долгие часы их бодрствования сын должен был либо вернуться к ним, либо покинуть их навсегда.

Критические двадцать четыре часа были для Рэнди какими-то призрачными. Заснуть ему мешали эти трубки и провода, но он все же погружался в сон, а проснувшись, обнаруживал, что прошло лишь десять минут. Сон мешался с полубредом. Звуки монитора, откликающегося на новый ритм его сердца – бип, бип, бип, – превратились в стук барабанных палочек, выбивающих новую песню. Тиканье аппаратуры, которую проверяли, – в звуки клавиатуры «Маленького Тома». Шуршание резиновых подметок по грубому полу слышалось шелестом шлейфа из перьев в костюме женщины, которая танцевала так, как танцевала хористка в ярко-розовом костюме из перьев фламинго в Лас-Вегасе, когда он играл с оркестром. Она повернулась, и он узнал ее – это была Марианна Пэдгетт. Где-то в комнате крутилось резиновое колесо, оно превратилось в доску на колесиках, на которой все быстрее и быстрее, соперничая в скорости с Марианной, катил Рысак. Рэнди попытался позвать его, но ют не отрывал глаз от своих кроссовок и перепрыгивал через электрические шнуры, не понимая, что разобьется сам и разобьет ее.

– Рысак, осторожнее!

Рэнди открыл глаза. Он проснулся от звука собственного голоса. Сердце болело от страха за Марианну.

Возле его кровати стояла Лиза, держа на руках ребенка.

Он слабо улыбнулся.

– Привет. – Она тоже улыбалась ему.

– Привет, – попробовал сказать он. Но звук был таким хриплым, что ему пришлось попытаться еще раз:

– Привет, что ты тут делаешь?

– Пришла показать тебе твою племянницу.

– Да?

Ее улыбка говорила ему, как она его любит.

Ему было не страшно. Наоборот, он чувствовал, как ему хорошо, что не нужно больше бороться, что он окружен такой любовью. Рэнди не сомневался, что действительно умирает, иначе ведь они бы не позволили Лизе принести сюда новорожденную.

Он усмехнулся, и ему показалось, что он произнес:

– Я бы ее подержал. Но ее может убить всеми этими проклятыми проводами.

Лиза показала ему лицо ребенка:

– Правда, она красавица? Скажи привет своему дяде Рэнди, Натали.

– Привет, Натали, – прошептал Рэнди.

Господи, как он устал, как трудно выталкивать из себя слова… Забавная малышка… Лиза, наверное, сделала папу с мамой такими счастливыми… У нее всегда это получалось. А он, как всегда, всех подвел.

– Лиза, извини… что я тебя не навестил.

– О, все в порядке. Возле меня было, наверное, восемь акушерок.

Веки были слишком тяжелыми, чтобы поднимать их. Когда они закрылись, он почувствовал, что Лиза поцеловала его в лоб. Одеяльце ребенка коснулось его щеки. Он открыл глаза, увидел, что ее глаза блестят от слез, и окончательно понял, что умирает.

Когда он проснулся опять, возле него сидела бабушка Стелла с тем же выражением лица, что и Лиза. Затем снова отец и мать. Усталые и обеспокоенные. А потом – и в это невозможно было поверить – Марианна, что вообще-то было бессмысленно, если, конечно, не думать, что он уже умер и находится на небе. Она улыбалась. На ней было голубое платье. Разве ангелы носят голубое?

– Я навещала Лизу, и она попросила меня зайти к тебе.

Пресвятая Дева Мария, она разговаривает. Она настоящая…

Он сказал ей:

– Я с тобой совсем потерял надежду.

Ему казалось, что его голос звучит, как будто он в тоннеле.

– Я тоже. Может быть, ты сейчас примешь от меня какую-то помощь?

Она была не из тех, с кем легко и просто. Очень правильная, из того времени, когда родители учили дочерей искать мужчину, чистого душой и сильного разумом. Самое нелепое, что он хотел стать для нее именно таким мужчиной. Он сам не сознавал этого, но так и было. Лежа на больничной койке, умирая, Рэнди пообещал себе, что, если случится чудо и он выберется отсюда, больше в его жизни не будет ни одной затяжки, ни одной понюшки наркотика, ни одной случайной связи.

– Наверное, тебе пора, – сказал он, закрывая глаза. Даже присутствие Марианны не могло помешать этому. – Я тебе все скажу, когда меня соберут в одно целое. А до этого, пожалуйста, постарайся ни в кого не влюбиться.

Марианна вышла в комнату ожидания, где собралась вся семья, и Лиза спросила ее:

– Как он?

– Слаб, но шутит.

Лицо Лизы выражало горечь и беспокойство.

– Я слишком увлеклась своей семьей и перестала звонить ему.

За эти часы бодрствования все так или иначе говорили о своей вине.

Майкл:

– Я должен был проявить большую настойчивость и поговорить с ним.

Бесс:

– Я не должна была все время твердить ему, чтобы он где-то прослушался.

Джил Харвуд:

– Я не должен был тащить его в этот проклятый оркестр.

Стелла:

– Мне не нужно было давать ему денег на этот фургон.

К десяти часам вечера все чувствовали себя совсем измученными. Состояние Рэнди казалось стабильным, сердце билось ритмично, но он оставался в реанимации, где посещения разрешались раз в час по пять минут.

Майкл предложил:

– Почему бы вам всем не пойти домой и не отдохнуть?

– А ты? – спросила Бесс.

– Я останусь и подремлю в комнате ожидания.

– Но, Майкл…

– Никаких «но». Делайте, как я сказал. Отдохните, увидимся утром. Стелла, Джил. Вы тоже, пожалуйста. Я буду здесь и, если что, позвоню.

Они послушно удалились.

Сестра принесла Майклу подушку и одеяло, он устроился прилечь, заручившись обещанием, что в случае чего его тут же разбудят. Ему казалось, что он поспал совсем немного, но, когда выпростал руку из-под одеяла и посмотрел на часы, было уже полшестого утра. Сел, вытер лицо, пригладил рукой волосы и сложил одеяло.

Спросил у дежурной, как Рэнди.

– Он спал очень хорошо, не просыпался всю ночь. Нет никаких признаков, что с сердцем что-то не в порядке.

Еще двенадцать часов, даже меньше – и он будет вне опасности. Майкл потянулся и пошел искать ванную. Там плеснул на лицо холодной водой, прополоскал рот, пригладил волосы, засунул рубашку в брюки. Казалось, что прошла вечность с тех пор, как он, улыбающийся, пришел в больницу встретить Бесс и навестить Лизу и ребенка. Как они там? У Лизы был просто шок, когда она узнала о Рэнди, но она держалась молодцом и получила разрешение показать ребенка брату, быть может, перед его смертью. Никто ничего не сказал, но все поняли, что она сделала так именно поэтому.

Майкл стоял в дверях комнаты Рэнди и смотрел на него.

«Еще десять часов. Только десять».

Он подошел к окну и выглянул, заложив руки за спину. Какая ирония судьбы: его дети, оба в одной и той же больнице – одна произвела на свет новую жизнь, а жизнь другого висит на волоске.

Тем временем над Сент-Крой занялся рассвет и осветил реку, прогулочные пароходики у причала, церковные шпили. Воскресное утро конца августа. Жители города скоро проснутся и отправятся в церковь на утреннюю службу. Туристы наводнят магазины, покупая антиквариат, а потом, захватив стаканчики с мороженым, направятся к воде. Владельцы лодок и катеров проснутся в своих каютах, выйдут на палубы, наблюдая, как рассеивается утренний туман на реке, и размышляя, где им лучше позавтракать. В полдень в больницу приедет Марк и заберет Лизу и Натали домой.

«А в четыре – Господи, прошу тебя! – Бесс и я заберем Рэнди».

Рэнди, как будто услышав его мысли, открыл глаза:

– Папа?

Майкл повернулся, подошел к кровати и взял Рэнди за руку.

– Я выкарабкался.

– Да, – подтвердил отец дрогнувшим голосом. Если Рэнди не знает, что впереди еще десять критических часов, то пусть и остается при этих иллюзиях.

Поглаживая руку Рэнди большим пальцем, Майкл улыбнулся.

– Вы все думали, что я умру, да? Потому Лиза и принесла ребенка, пришли бабушка и Марианна.

– Это было не исключено.

– Мне очень жаль, что вам пришлось пройти через это из-за меня.

– Да-а. Иногда мы мучаем людей, которых любим, совершенно ненамеренно.

Они молча смотрели друг на друга, словно уверяя себя в том, что никогда больше этого делать не будут.

– Где мама?

– Я заставил ее пойти домой и поспать.

– Значит, вы опять женитесь?

– Ты не против?

– Влюблены?

– Абсолютно.

– Тогда о'кей.

– Нужно кое-что закончить сначала.

– Например?

– Поправить тебя окончательно. Решить, где будем жить.

– Я могу жить где угодно.

– Ты будешь жить с нами. – Майкл про себя поклялся в этом. Планы Бесс жить от Рэнди отдельно придется пока отложить. Мысль придала ему надежду. – Я хочу, чтобы ты знал, что мы не отделяемся от тебя.

– Вы этого не делали и раньше, это я все себе вообразил.

Майкл наклонился над сыном, заглядывая ему в глаза:

– Мы будем с тобой. Сделаем все, что нужно. Но сейчас, я думаю, мне пора. Мои пять минут истекли. Мне нужно принять душ, побриться и переодеться.

Майкл встал.

– Позвоню маме. Потом забегу домой. Я вернусь через часок. Хорошо?

Рэнди посмотрел на своего усталого отца, чья мятая одежда и щетина на щеках свидетельствовали о том, что он провел ночь без сна. Его вдруг поразила мысль, как это трудно быть родителем и что он об этом до сих пор не думал. Мысль эта после пережитого напугала его. «Я взрослею, – подумал он. – А что, если у меня когда-нибудь тоже будет ребенок и заставит меня пройти через такое?»

– Папа, – сказал он.

Майкл почувствовал, что сейчас произойдет что-то важное.

– Ты не обругал меня за кокаин.

– Обругал. Да еще как. Раз десять, не меньше, пока ты боролся за свою жизнь. Просто не сказал этого вслух.

– Больше этого не будет. Я обещаю. Я хочу жить нормально и быть счастливым.

Майкл положил руку на волосы Рэнди.

– Мы все этого хотим, сын.

Он наклонился, поцеловал Рэнди в щеку.

– Я скоро вернусь. Я люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя, – сказал Рэнди.

С этими словами ушла последняя боль. Открылось еще одно окно надежды. Еще один луч солнца пробился в их будущее. Майкл наклонился, прежде чем уйти, и еще раз обнял сына.

Рэнди выписали домой в этот же день перед ужином. Он вышел в сопровождении родителей на свет вечернего солнца. Как декорация, светилось кобальтово-синее небо. Люди шли по своим делам. Все было нормально. На общественном пляже на озере Аили какая-то семья жарила на решетке мясо, взрослые предупреждали детей, чтобы те были осторожнее на воде. На площадке через улицу ребятишки играли в киттенбол. Несколькими кварталами севернее, на Грили-стрит, вовсю работало кафе-мороженое. На бетонных ступеньках перед ним толпились люди самого разного возраста. На реке был поднят мост, и суда проходили вверх к Хултон-Хилл. Приехавшие на один день привязывали лодки к багажникам своих машин, собираясь обратно в город. Постоянные обитатели Стилуотера вздыхали: когда же наступит зима и улицы города вновь будут принадлежать им?

– Куда? – спросил Майкл, усаживаясь за руль своего «кадиллака».

– Я голодна, – ответила Бесс. – Что, если купить бутерброды и поесть у реки?

Майкл оглянулся на Рэнди, который сидел на заднем сиденье.

– Я – за, – сказал он.

Они поднялись еще на одну ступеньку в своем семейном единении.

Шесть недель спустя, в один из дней бабьего лета, Бесс и Майкл вновь обвенчались в церкви Святой Марии. Венчал их тот же самый священник, который соединил их в браке двадцать два года тому назад.