— Я спасала фазана, — отвечаю на полном серьезе.

— И как? Спасла? — она смотрит на меня все более изумленно.

— Конечно. Я пожертвовала своей попой, но это того стоило, — гордо подтверждаю.

— Это должно быть, были очень оживленные выходные, — говорит она.

— Ты понятия не имеешь, насколько, — слегка поднимаюсь, чтоб лучше ее рассмотреть.

— Ты хочешь поделиться интересными деталями?

— Дорогая... мое шумное падение с лошади весьма интересная вещь! — отвечаю ей.

Лаура смотрит на меня совсем не убежденная.

— Хорошо, хорошо! Расскажу тебе вкратце, — сдаюсь. — Итак, посмотрим: замок огромный, невиданная вещь, и полон слуг, обожаемых Йена. Ах, его семья не в восторге от того, что он не работает в одной из их фирм. И чтобы красиво закончить, они нас разместили в одной комнате.

И после этих слов лицо Лауры превращается в маску изумления и энтузиазма.

— Место, гончая собака, вот кто ты, — торможу ее сразу. — Ничего не произошло. О боже, да совсем ничего, абсолютно ничегошеньки!

Ну вот, последнее можно было не говорить.

— Дженни! — восклицает Лаура. — Я хочу узнать!

— Он всего лишь меня поцеловал, — спешу уточнить. — И это был крайний случай!

— Да, да, продолжай так же говорить, но ты только и делаешь, что целуешься с ним! — сердится моя подруга.

После этого утверждения сажусь, скрестив руки на груди.

— Я могу продолжать? — сухо спрашиваю.

Она великодушно кивает головой.

— Итак, где я остановилась... ах, да, пару притворных поцелуев, и потом Йен ужасно поругался с дедушкой и напился до такой степени, что провалялся в отключке целый день. Поэтому я должна была вместо него участвовать в охоте и спасать этих бедных животных.

— Хорошо, что ты там была, — шепчет Лаура.

— Есть еще кое-что, что я вам не сказала, — признаюсь. — Под нашим домом припаркован Порше.

— Что? — спрашивает ошеломленно.

— Кретину было так плохо, что вернувшись с войны, мне пришлось еще и машину вести прямо до Лондона.

— И он тебе это разрешил?

Ухмыляюсь с ноткой удовольствия.

— Не то, чтобы у него был выбор, он не мог даже на ногах стоять. Я бы сказала, что ему было слишком плохо для дискуссий и жалоб. Эта было почти приятная поездка, очень тихая, по крайней мере. Не учитывая стонов страдания.

— Бедный Йен... — говорит с сочувствием Лаура.

— Капец как бедный! Кретин! Пить до такого состояния... надеюсь, что ему очень плохо! — злюсь, повышая тон. И вправду, Йен должен совершить почти что чудо, чтобы я его простила за этот катастрофический уикенд.

— По крайней мере, мне ты можешь сказать, каковы его поцелуи? — спрашивает с мечтающим выражением лица, возвращаясь к единственному вопросу, который ее действительно интересует.

— Лаура Даррел! Сейчас же прекрати задавать подобные вопросы! — мой тон упрека достаточно резкий, но я не могу позволить моим подругам представить то, чего нет на самом деле.

— Что нельзя спрашивать? — внезапно спрашивает голос Веры на входе.

— Она ничего не хочет рассказывать о поцелуях! — жалуется Лаура с милым не довольствием.

— Уже во множественном? — хитренько улыбается Вера. — Дорогая, ты знаешь правила! Все о поцелуях.

Это наша привычка подробно анализировать первые поцелуи друг друга. Мы все убеждены, что с первых поцелуев можно узнать об исходе отношений. По правде говоря, я никогда не должна была встречаться с Чарльзом после первого свидания: слишком много слюны и слишком много языка.

— Это не считается, я не встречаюсь с Йеном! — уточняю, пытаясь убедить их. — Это поцелуи для игры! Они не считаются!

— Не важно, они все равно входят в статистику, — на полном серьезе говорит мне Вера.

— Вы дотошные! — жалуюсь, но сдаюсь. — Ладно, скажем так: несмотря на то, что они не настоящие, это были довольно неплохие поцелуи, — признаю краснея.

Лаура начинает смеяться.

— Неплохие? Да конечно, ты краснючая только от одного упоминания о них!

— Продолжительность? — спрашивает официальным тоном Вера.

— Общая длительность поцелуев? Четверть часа наверно...

И на этих словах они с удивлением застывают, раскрыв рот. Возможно, мне не следовало говорить это. Окей, мне определенно не следовало признаваться в этом.

— Еще так получилось, что мы держались за руки, — признаюсь сквозь зубы и прижимая подушку к груди.

— Думаю, что действительно хорошо целуется... я имею в виду, чтобы так долго оставаться приклеенной к нему... — иронично комментирует Вера.

— Мне, правда, надо отвечать? — спрашиваю смирившись.

Они смотрят на меня как два коршуна.

— Хорошо, он целуется очень, очень, очень хорошо! Довольны? — спрашиваю недовольная. И так понятно, что он хорошо целуется, не было никакой необходимости это подтверждать: должно быть, он весь Лондон перецеловал, тренировок у него было вполне достаточно.

— Кто-то должен был заставить тебя признать это, — отвечает Лаура. — Правда прежде всего.

— Если вы две закончили меня анализировать, я бы с удовольствием пошла в душ, — бормочу, с трудом поднимаясь с дивана. Мои золотые ягодицы болят еще больше, и мое покидание сцены вышло не совсем достойным.

— А сейчас, чего она хромает? — спрашивает Вера у Лауры.

— Она упала с лошади, пытаясь спасти фазана, — слышу, как та ей отвечает.

И в этот момент они раздаются звонким смехом. Если бы мне не было так плохо, я бы вернулась обратно, чтобы их убить.

ГЛАВА 18

Я начинаю почти ненавидеть утро понедельника. Практически также как и выходные, особенно учитывая спектакли, в которых мне пришлось участвовать. Но среди всего самое худшее это: после того, как я проспала почти всю ночь как сурок, счастливая из-за окончательного возвращения моего личного пространства и отсутствия необходимости делить с кем-либо комнату, я проснулась до такой степени утомлённой, что мне понадобилось полчаса, чтобы встать с кровати. Мои мышцы вопили о мщении после вчерашней прогулки верхом, а моя попа стала практически фиолетовой из-за падения. Признаю, я не смогла бы быть ещё более потрёпанной.

Каждый шаг причиняет мне боль, а попытка сесть в метро стала огромной ошибкой: на данный момент мою заднюю часть не может подпереть ни один стул.

Итак, я приезжаю в офис с опозданием почти на 40 минут, если учитывать мой обычный график прихода на работу.

— Доброе утро! — весело приветствует меня Колин, как только я выхожу из лифта. Это не лучший день для того, чтобы быть счастливым передо мной.

— Я действительно рада, что хоть для кого-то этот день хороший, — жалуюсь я, заметно прихрамывая.

Улыбка на лице Колина тут же гаснет.

— Ты нормально себя чувствуешь? — спрашивает он, протягивая мне руку, чтобы провести к моему офису.

— Я могла бы сказать «да», но зачем лгать? — подтверждаю с болью в голосе, принимая его помощь. Если бы он предложил мне костыль, я бы его взяла.


Не успели мы войти, как Колин быстро закрыл дверь и задержал меня рукой.

— Что, чёрт возьми, с тобой случилось на этих выходных? — спрашивает он обеспокоенно.

— Ничего, просто упала с лошади, — отвечаю ему спокойно.

Лицо Колина мрачнеет.

— Йен меня не сталкивал, если это то, о чём ты думаешь, — видимо, мне следует заверить его в этом. Мне показалось, что его мысли шли как раз в этом направлении.

Ободрённый, он собрался уйти.

— Слава Богу…

Но потом кое о чём вспомнил.

— А почему Йен до сих пор не приехал? — спрашивает.

— Мне по чем знать?… Я ему не нянька! — кричу. — Ему я это уже сказала, но вижу, что надо повторить и тебе: мне не так много платят для того, чтобы выполнять и эту работу! — хочу, чтобы он уяснил.

Возможно, Йен тоже не чувствует себя словно распустившийся цветок, учитывая его вчерашнее состояние. Но речь идёт о конфиденциальной информации, которую у меня нет ни малейшего желания разглашать.

В нерешительности я подхожу к письменному столу: садиться или не садиться? Да, это та ещё дилемма.

Выражение лица Колина было до такой степени забавное, что я почти рассмеялась, несмотря на сильную боль. Судя по всему, его беспокойство за Йена искреннее.

— Я не убивала его! Клянусь! Рано или поздно он станет живым, пусть и с зеленоватым лицом, но живым. По крайней мере, таким он был вчера, когда я выходила из его дома.

— Ты отравила его? — спрашивает он серьёзно.

Взрываюсь от хохота. Мой начальник на самом деле думает, что я какая-нибудь психопатка?

— Клянусь, я этого не делала! — говорю ему смеясь.

В конце концов, Колин расслабляется.

— Окей. Мы можем сделать вид, что я тебя об этом никогда не спрашивал? — спрашивает меня почти стыдливо.

— Можем, можем, — великодушно заверяю его.

Мне уже надоело стоять на ногах, поэтому я начинаю медленно садиться. Но в тот самый момент, когда моя попа касается стула, я не могу не застонать от боли. Тут же стремглав прибегает Джордж.

— Привет, начальник! — здоровается Колин. — Я вижу, мы все на месте.

— Кажется, я назначила собрание этим утром, — комментирую.

— Йен уже приехал! — радостно сообщает он, — у него такое лицо…


«Никогда не видела ничего подобного!.. И почему он не видел его вчера?», — подумала я.


Джордж стал очень любезным: он подбежал ко мне в надежде сообщить хорошую новость. Хочу сказать, что при других обстоятельствах увидеть, как Йен входит в таком состоянии, было бы по-настоящему огромным событием, но сегодня я чувствую себя великодушной. Сильное страдание объединяет нас.

Колин вскочил и выпрямился по стойке «смирно» как только увидел его.

— Я пойду посмотреть, как он. Пока! — поясняет он нам, быстро исчезая из виду.

— Что там с Колином? — спрашивает меня Джордж, приближаясь к моему столу.

— Ничего. Он боялся, что я убила Йена и спрятала труп в какой-нибудь части усадьбы его дедушки.

— Увидев лицо, с которым он заявился в офис этим утром, я бы сказал, что ты была близка к такому варианту событий, — посмеивается мой молодой коллега.

Испепеляю его взглядом.

— Как я уже объяснила Колину, Йен сделал всё сам. Более того, если углубиться в детали, то это его вина в том, что я хромаю. Кстати, у нас есть несколько подушек, чтобы смягчить это треклятое кресло? — спрашиваю я со страдальческим выражением.

— Я могу уточнить, — отвечает с галантностью.

— Спасибо, — шепчу я, когда вижу, что он уходит.

— И ещё кое-что, Дженни, — добавляет он, прислоняясь к косяку двери. — Ты ведь знаешь, что начинают распространяться нелепые истории по поводу ваших сегодняшних недомоганий?

— Ничто и никогда не может победить правду. Но я была бы очень тебе признательна, если бы ты не заключал пари по этому поводу, — предупреждаю его решительно.

— Кто, я? — спрашивает меня с самым невинным выражением лица в мире, прежде чем окончательно удалиться.


Что ж, теперь я могу взяться за работу. Если, конечно, мне удастся подумать о чём-нибудь другом, что не является невыносимой болью, которую я чувствую. Клянусь, я больше никогда не сяду на лошадь.


Я приступаю к чтению электронных писем, которые пришли на выходных, когда мой телефон начинает звонить. Это внутренний номер, а если быть точной, это номер Йена. Не то чтобы он часто звонил мне в последнее время, но этот тот номер, который я, темнее менее, хорошо помню. «Своего врага нужно знать в лицо» — мудрое высказывание.

— Да? — отвечаю, стараясь выглядеть равнодушной.

— Привет, Дженни, — меня приветствует голос, звучащий, словно из загробного мира.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — тут же спрашиваю его.

— Лучше, чем вчера, — признаётся он и это мне кажется уже большим достижением. — А ты как? — спрашивает в свою очередь.

— Моя задница знавала и лучшие времена, — подавленно сообщаю я.

Далее следуют мгновения неловкого молчания. Я чувствую, что Йен ищет способ попросить прощения, но он настолько не привык к подобному, что даже не знает, с чего начать. С другой стороны трубки я слышу вздох.

— Что-то ещё? — спрашиваю почти грубо после длительного ожидания.

— Хочешь как-нибудь пойти поужинать ко мне вечером? — спрашивает меня.

Это был тот вопрос, к которому я совершенно не была готова.

— Можешь повторить? — мне показалось, я плохо расслышала.

— Да, я хотел бы извиниться, — говорит. — Я чувствую себя по большей части ответственным за то, что произошло в последние дни.