С очередным громовым ударом и слепящим светом молнии Иван Андреевич увидел, как Архипов размахнулся, и… вспомнил абсолютно все.

– Что это? – спросил Дмитрий, с изумлением уставившись на ненадеванные, новехонькие роликовые коньки в руках у Майи. – Ты решила стать роллершей?

– Это для твоей дочки, – отозвалась Майя. – Она ведь скоро приедет из лагеря.

– Приедет, – согласился Архипов, не в силах отвести взгляда от роликов. – А откуда ты узнала?

– О чем?

– Ну… что Юлька мечтает о роликовых коньках…

– Не знаю… Я подумала, что сейчас все дети о них мечтают… Я бы тоже мечтала, если бы была Юлькой…

– Да… Она говорила, что ролики есть уже у многих ее подружек и что она тоже их хочет. Мы… ну, в общем, я… я обещал ей подарить на день рождения. Он у Юльки в октябре…

– В октябре уже может оказаться поздно кататься, а сейчас – в самый раз.

Архипов с удивлением и даже некоторым подозрением вгляделся в лицо женщины с коньками в руках. Не покупает ли она его таким образом? Пожалуй, стоит проверить. Он склонил голову на бок, оглядел всю Майю целиком и спросил:

– То есть ты готова дружить с моей дочерью?

– Нет, не готова, – покачала головой она.

– А что так?

– Я не умею с детьми… Даже с детьми подруг у меня никогда ничего не получается. Я не умею мыслить их категориями. Они для меня как инопланетяне…

– Зачем же тогда купила коньки?

– Я не знаю, Дима, честное слово… Был какой-то толчок. Я зашла купить кроссовки, а там как раз выкладывали на витрину ролики… детские… Я сразу подумала о твоей дочери.

– Но ведь может не подойти размер?

– Я договорилась, что мы поменяем, если что… Главное, чтобы на них не катались… Это же будет сразу видно по колесам.

Архипов взял в руки один конек. Ботинок сверкал глянцевой кожей и радовал глаза разноцветными нашлепками. Дмитрий провел рукой по колесам. Они откликнулись тихим шуршанием.

– Ты хочешь за меня замуж? – спросил он. Проверять, так уж проверять.

После минутного раздумья Майя ответила:

– Нет… Впрочем, не знаю…

– Как так? – удивился слегка уязвленный Архипов. – Все мои знакомые женщины… ну… до женитьбы… пытались повести меня под венец. Ты исключение?

– А я вообще никогда не хотела замуж.

– Вообще?

– Ну… если не считать юность, когда все девчонки грезят о принцах.

– То есть ты вообще больше не грезишь?

– Да. Отгрезила. Ни одной своей замужней подруге не завидую. Да и вообще не знаю ни одной счастливой пары. У всех сплошные заморочки. У одной подруги муж тихо спивается, а другой – делает то же самое, только буйно, у третьей – психованный сын, которого она уже переводит чуть ли не в пятую школу, поскольку учителя от него стонут, у четвертой – дочка вечно болеет. В общем, мрак!

– И ты не хочешь психованных сыновей и больных дочек?

– Ага! А еще мужей-алкоголиков, бабников и бездельников.

– То есть нормальных мужиков в принципе не существует, так, что ли?

Майя взяла у него из рук конек, аккуратно пристроила ролики на полу у стены, обняла его за шею и тихо сказала:

– Не сердись, Дима… Ты – это другое…

– И что же?

– Не разобралась еще… Понимаешь, я от всех своих мужчин очень быстро уставала и не могла дождаться, когда же они наконец от меня свалят… А сейчас я боюсь другого.

– Чего?

– Что ты заскучаешь по жене с дочкой и… уйдешь…

Архипов, сморщившись, закусил губу. Майя провела рукой по его щеке, будто пытаясь ее разгладить, и сказала:

– Не бойся. Несмотря на все, выше изложенное… – она улыбнулась, – …я не стану тебя удерживать, если ты решишь, что пора уйти.

– Может быть, стоит попытаться удержать?

– Ну… я стану действовать по обстоятельствам.

– Мы подали заявление о разводе…

– Я знаю…

– Мне тяжело…

– Я знаю…

– Я всегда буду любить Юльку!

– Я знаю…

– А ты не сможешь с чужим ребенком…

– Главное, чтобы ты с ней не порывал.

– Я и не порву. Я не отдам ее… жене… Отсужу!

– Зачем?

– Затем, что она моя дочь, чего тебе, как выяснилось, не понять!

Архипов высвободился из ее рук, сел на диван в неудобной напряженной позе.

– Я не о том, Дима, – начала Майя, присев на диван чуть поодаль от него. – Хоть у меня никогда не было детей, я по подругам знаю, что они значат для матерей. Катька, например… ну та женщина, у которой чудовищный сын… она даст себе руку отрезать, только бы ее с Коленькой не разлучали. А Танюша… это у нее болеет дочка… так от нее муж собирается уйти, потому что она все время возится с Лизочкой, а ему мало уделяет внимания. И хотя Таня любит своего мужа Валерку, но, думаю, выберет девочку, если он вдруг предъявит ей ультиматум. Вот я и спросила, зачем ты хочешь отсудить дочку у жены. Она этого не перенесет. Пожалей свою Дашу…

– Она так меня не пожалела, – сказал Архипов и опустил лицо в ладони.

Майя подвинулась ближе и опять обняла его за плечи.

– Как же мне тяжко, Майка… – проговорил он в свои ладони. – Удавиться охота…

– Все пройдет, Димочка… Вот увидишь… все, в конце концов, устроится… С Юлькой будешь видеться… будешь учить ее кататься на роликах…

– Но ведь Даша…

– Я постараюсь помочь тебе забыть Дашу… и всегда отпущу, если что…

Архипов резко откинулся на спинку дивана и с сарказмом бросил ей:

– Какая же ты добрая женщина, Майя!

– Нет… я не добрая… Я знавала по-настоящему добрых людей. Я обыкновенная… Но то чувство, что я испытываю к тебе, Дима, оно приподнимает меня надо всем мирским злом. Я хочу, чтобы тебе было хорошо.

– А тебе?

– А мне хорошо, когда хорошо тебе!

– Ну… вот ведь врешь же! Альтруистов не бывает! Это все сказки! Легенды!

– Я нормальная среднестатистическая эгоистка. Когда тебе хорошо, ты меня целуешь, а потому делается хорошо и мне! Все просто.

Архипов наконец улыбнулся и уже почти освобожденно сказал:

– Если бы все на самом деле было так просто…

– А все так и есть! – Майя приблизила к нему свое лицо. – Поцелуй меня, Димочка… и, по крайней мере, на сегодняшний вечер все действительно будет просто и хорошо…


Даша спа€ла с лица и очень похудела. Она смотрелась в зеркало и сама себе казалась временно сползшей со смертного одра. Вот она сейчас простирнет Юлькино бельишко, сварит любимую дочкину вермишель и опять уляжется туда, откуда, в общем-то, не встают. Ей вставать приходилось, потому что у нее – ребенок. А ребенок постоянно куксился, дулся и говорил, что лучше было бы навсегда остаться в лагере. Даша каждый раз отвечала, что в лагерях, к сожалению, не учатся, на что Юлька бубнила, что она и в школе учиться не хочет. И действительно, училась из рук вон плохо. Особенно безобразно обстояли дела с математикой. Девочка, надув губы и борясь со слезами, утверждала, что без папы не может решить ни одного примера и ни одной задачи. Даша пыталась ей помочь, но Юлька с перекошенным злобой лицом вырывала у нее тетрадь или учебник и уходила в свою комнату рыдать. Даша оставалась там, где находилась, и принималась делать то же самое, то есть рыдать.

После развода Митя не вернулся в свою собственную квартиру даже за оставшимися вещами. Как уехал на «Желтом такси» с одной сумкой на плече, так Даша его больше и не видела, если не считать саму процедуру развода. В суде Архипов держался подчеркнуто вежливо и очень отстраненно. Даше хотелось крикнуть ему на весь зал: «За что ты со мной так?! Ведь это ты живешь с другой женщиной, а я одна!!! И всегда буду одна!!!»

Разумеется, ничего подобного она ему не крикнула. Она молчала, если не считать ответы, которые обязана была давать в ходе бракоразводного процесса.

Когда все закончилось, они с Митей вместе вышли на крыльцо здания суда, которое находилось на первом этаже обычного жилого дома. Даша успела подумать о том, как удобно его жителям разводиться, и вздрогнула от голоса Архипова, который показался ей совсем чужим.

– За Юлькой я заеду в следующую субботу, – сказал он, глядя мимо уже бывшей жены. – Пусть ждет.

– Она учится по субботам, – жалко пролепетала Даша.

– Я знаю. Буду часа в три, – бросил он ей и поднял руку. Возле него вжикнула тормозами маршрутка. Буркнув: «Прощай», Архипов исчез в нутре «Газели».

С тех пор он действительно заезжал за Юлькой в три часа дня каждую субботу, но в квартиру никогда не входил. Ждал дочку в таком же «Желтом такси», в каком тогда уехал от Даши вместе с приятной белокурой женщиной. Накануне, в пятницу, от возбуждения перед предстоящей встречей Юлька всегда с трудом засыпала, плохо завтракала и отказывалась обедать, возвратившись из школы. Она переодевалась в спортивный костюм, укладывала новые роликовые коньки в специальную сумку и ждала отца, сидя на подоконнике кухонного окна. Ни на какие вопросы не отвечала и пресекала все попытки матери с ней заговорить. Когда дочка уезжала, Даша ничком валилась на диван и дышала в подушку до тех пор, пока она не нагревалась до неприятного состояния. Слез почему-то не было. Колодец пересох. Пустыня. Сплошной песок и труха рассыпавшегося сруба.

Возвращалась Юлька часов в десять вечера, раскрасневшаяся и возбужденная до такой степени, что так же, как и накануне, с трудом засыпала. На Дашины предложения поужинать, бросала ей через плечо, что тетя Майя ее уже покормила, да так вкусно, как она никогда не едала дома. Эти дочкины слова и особенно имя новой возлюбленной Архипова жалили Дашу во все открытые участки тела, будто злобные осы. Тетя Майя то, тетя Майя сё… Папа и тетя Майя… Тетя Майя и папа… Можно было сойти с ума, и однажды Даша почти сошла. Она вдруг крикнула дочке что было сил:

– Ну и оставалась бы у папы с тетей Майей! Чего ж ты вернулась?!

Юлька покраснела до такой степени, что Даше показалось: из ее ушей вот-вот повалит пар, и крикнула в ответ:

– Ну и останусь! В следующий раз обязательно останусь!! Ты меня никогда больше не увидишь!

После этого девочка влетела в свою комнату, и Даша услышала, как она придвигает к двери какой-то тяжелый предмет. Видимо, тумбочку, на которой стоял ночник. Ничего другого ей не удалось бы сдвинуть с места. Дверь комнаты Юльки открывалась наружу, и легкая тумбочка была абсолютно бесполезна, но девочке, видимо, казалось, что таким образом она все равно хоть как-то отгородится от матери. Первым желанием Даши было броситься вслед за Юлькой, пасть перед ней ниц, обнять за колени и умолять, чтобы она никогда ее не покидала. Она заставила себя сдержаться. Она и так стольким людям чуть не переломала жизни. Если Юльке лучше у отца с тетей Майей, разве она имеет право удерживать ее возле себя, никому не нужной жалкой неудачницы? Чего доброго, девочка заразится… Нет! Она, Даша, этого не позволит! Юлькина жизнь должна быть другой: радостной и счастливой! Если ей, матери, при этом придется пожертвовать собой – пожалуйста! Она уже стольким пожертвовала… А для дочки и жертва – не жертва…


Всю неделю до следующей субботы Юлька с Дашей не разговаривала. Даша подъезжала к ней так и эдак, но дочка не проронила ни единого слова и каждый вечер продолжала загораживаться тумбочкой. Вечером очередного субботнего дня Даше позвонил Митя, сказал три слова: «Юлька останется у нас», и бросил трубку. У Даши практически остановилось сердце. Все. Это конец. Она жила ради дочки. Что же ей делать теперь? Как бы половчей свести счеты с постылой жизнью? Чтобы быстро, чтобы не было осечки, чтобы не остаться инвалидом кому-нибудь из родных в тягость… Впрочем, может быть, Юлька вернется вечером воскресенья? Все школьные принадлежности у нее дома. Хотя Митя может купить ей новые… Нет… Даша слышала, как дочка разговаривала с подружкой по телефону. У Юльки дома лежит сочинение по русскому языку на вечную тему «Как я провела лето». Вряд ли ей захочется писать новое. Так что есть смысл подождать воскресенья.

Воскресным вечером вместо Юльки неожиданно пришла тетя Майя. Даша сразу узнала ее. Молодая женщина была очень привлекательной яркой блондинкой. Дашины волосы тоже были светлыми, но какими-то невыразительными. Майя казалась настоящей Златовлаской из детской сказки. Может быть, попросить у нее три золотых волоска на счастье?

– Нам надо поговорить, – сказала Златовласка.

Не без труда очнувшись, Даша ответила:

– Да-да… конечно… – и, как-то излишне суетясь, провела гостью в комнату. Чтобы Майя не сказала ей чего-нибудь страшного, Даша поспешила сама назвать вещи своими именами. Когда сама, это как-то легче переносится.

– Вы пришли сказать, что Юля хочет остаться у вас? – спросила она и, не давая женщине ответить, опять засуетилась: – Пройдемте в ее комнату… Там школьная одежда, сочинение… и все прочее…

– Подождите, Даша, – остановила ее Майя. – Юля действительно хочет остаться у нас, но я понимаю, что вы этого хотеть не можете. Да и у девочки, думаю, это всего лишь временное желание. Я поэтому и пришла…