– Вот и хорошо! – обрадовалась Элла. – А к запеканке я завтра сделаю салат из редиса с сельдью! Как ты любишь, хорошо?

Лукьянов кивнул. С сельдью, так с сельдью, один черт. Хотя, могла бы сказать не «из редиса с сельдью», а «из редиски с селедкой» – все было бы приятней. Иван Андреевич замер с куском рыбы, не донесенным до рта. Какой ужас! Он придирается даже к словам Эллы! Вот паразит!

– Кстати, Ванечка, – опять начала жена, – на завтра я договорилась с Галиной Матвеевной. Она будет ждать тебя в 19.00.

Лукьянов поднял удивленные глаза на жену, что должно было означать: «С какой еще Галиной Матвеевной?»

– Как это с какой! – мгновенно поняла его Элла. – Со стоматологом, Галиной Матвеевной Соломатиной!

– Со стоматологом? – еще больше удивился он.

– Ваня! – Жена смерила его укоризненным взглядом. – Не ты ли на прошлой неделе жаловался, что у тебя болит зуб?

– Так это ж было на прошлой неделе… Он уже и… не болит давно…

– Ты прямо как ребенок, честное слово! Раз звоночек был, значит, надо лечить! В нашем с тобой возрасте новые зубы не вырастают!

Зуб, на который Иван Андреевич жаловался на прошлой неделе, у него иногда побаливал и на этой, но к стоматологу он идти не хотел. Вообще, трудно найти человека, который хотел бы по доброй воле пойти к зубному врачу, но Лукьянову не понравилось еще и то, что жена опять все решила сама, даже не посоветовавшись с ним.

– Какого черта, Элла?! – прогремел Иван Андреевич, отбросив в сторону вилку.

– А что такого? Разве ты не сможешь к ней завтра сходить?

Сама не подозревая, жена бросила мужу спасительный круг, который он тут же подхватил:

– Да… Да! Не могу! Я занят, понимаешь, занят! И именно в 19.00! Ты хотя бы удосужилась меня спросить!

– Но… Ванечка, я же знаю, что в четверг ты заканчиваешь раньше обыкновенного, а потому вполне можешь успеть к Галине Матвеевне!

– А вот как раз завтра я заканчиваю не раньше обыкновенного, а позже! – зло крикнул он.

– Почему? – Несмотря на его явное раздражение, Элла по-прежнему олицетворяла собой полное спокойствие.

– А потому… потому что… у нас завтра в колледже… родительские собрания! – Лукьянов выкрикнул первое, что пришло на ум.

– Но ты же не…

– Да! Я «не»! – перебил он жену. – Но я обещал, что зайду к родителям всех групп, у которых веду физику! Есть, знаешь ли, о чем поговорить!

– Ну… хорошо… Я порошу перенести твой визит… Когда? – Элла опять вскинула на мужа безмятежные серые глаза. – Какой день тебя устроит?

Лукьянову хотелось крикнуть, что никакой. Ему хотелось послать к чертям собачьим и стоматолога Галину Матвеевну, и жену Эллу, и весь мир, но он ограничился двумя словами:

– Завтра уточню.


После ужина Иван Андреевич уселся у телевизора, угрюмо уставившись на экран и мало понимая, что на нем происходит. Он знал, что жена позволит ему переваривать жареную рыбу с зеленой фасолью не больше часа. Потом она пошлет его в душ, чтобы он, сытый и чистый телом, выполнил пресловутый супружеский долг. Сашка с Сережкой временно гостили у бабушки с дедушкой. Элла считала, что отсутствием детей надо пользоваться с размахом, то есть совокупляться не поздней ночью по-быстрому, а любить друг друга вечером, с чувством, толком, расстановкой и желательно с музыкальным сопровождением и ароматическими свечами. Лукьянов ненавидел ароматические свечи. От их приторного запаха у него всегда болела голова. Любить жену под музыку ему тоже не нравилось. Почему-то казалось, что он должен попадать в такт, а он никогда не попадал.

Ровно через час после того, как Иван Андреевич опустился в кресло перед телевизором, в комнату вошла Элла. Вместо брючек и футболки на ней был надет темно-синий халатик, сшитый в форме японского кимоно. Это был знак. Надо было подниматься и идти в душ. Лукьянов решил сделать вид, что увлечен происходящим на экране, и не реагировать на кимоно. Он вгляделся в экран и выяснил, что «увлечен» передачей о лечебной физкультуре для беременных женщин. Мысленно плюнув в сторону предавшего его телевизора, Лукьянов щелкнул кнопкой выключения, бросил пульт в кресло и обреченно поплелся в ванную.

Душ его не взбодрил. Не бодрила и музыка, льющаяся из спальни. Возле дверей Иван Андреевич опять так же тяжко вздохнул, как над жареной рыбой, с силой выдохнул и вошел к жене. Она уже лежала полностью обнаженной на новом ярко-красном белье, которого Лукьянов еще никогда не видел. Вместо того чтобы тут же протянуть руки к Элле, он присел рядом с ней на кончик постели, пощупал руками простыню и зачем-то спросил:

– Шелк?

– Сатин, – ответила жена, – но качественный, тонкий.

– А-а-а… – еще немного потянул время Лукьянов. Потом время все-таки вышло и надо было переходить к эротическим процедурам. Он неохотно перевел взгляд на Эллу. Она, как всегда, была очень красива. Но даже ее сильное, тренированное тело без единого лишнего грамма жира Ивана Андреевича не вдохновило. Прилива желания он не чувствовал. Зато чувствовала Элла. Она привстала с постели и начала стягивать с него махровый халат. После того как его обнажили, скрывать отсутствие желания стало невозможно.

– Ты устал? – сочувственно спросила жена.

Ему оставалось только жалко кивнуть.

– Это ничего, – опять не огорчилась она. – Сейчас у тебя все получится.

И у него действительно получилось. Он дорого дал бы, чтобы не получилось, чтобы Элла поскорее задула свои кошмарные свечи, выключила музыку и позволила ему просто почитать детектив. Но его жена была продвинутой во всем. Она сделала все возможное, чтобы «сильно уставший на работе мужчина» сначала расслабился, а потом распалился до первобытного полузвериного состояния.

Когда удовлетворившая сексуальный голод жена ушла на кухню готовиться к занятиям с какими-то «продвинутыми пользователями» английского, Иван Андреевич тут же потянулся за недочитанным детективом, но читать так и не смог. Он думал о том, что происшедшее между ним и Эллой не имеет никакого отношения к любви. Его жена владела технологией, точно следуя алгоритму которой можно вдохновить любого импотента. То есть он, Лукьянов Иван Андреевич, только что был жестко изнасилован собственной женой. Именно она была ведущей стороной, именно она довлела и требовала, а он послушно исполнял ее приказания. Она совершенно не стеснялась его. Она хотела получить от мужа как можно больше удовольствия и получила именно то, что запланировала. Лукьянов, конечно, тоже кое-что получил, но радости от этого не испытал. Все было как-то неправильно. Слишком технично. Эмоционально, но бесчувственно.

Да, Элла планировала даже секс. В ее жизни не было ничего случайного и спонтанного. Вроде бы это должно было Лукьянова устраивать. Его жена, как локомотив, тащила на себе их семейную жизнь, а ему оставалось лишь ехать за ней мерно покачивающимся вагончиком. Ему не надо было рулить, что он не любил. Ему нравилось, чтобы его что-нибудь по жизни несло, его и несла Эллина забота. Так в чем же дело? Почему после стольких лет совместной жизни ему вдруг так все опротивело? Элла не изменилась. Она и в юности была такой же волевой, сильной и темпераментной. Она почти не изменилась внешне. Была хорошей женой и матерью. Она была прекрасной любовницей, что только что еще раз доказала минуту назад. Чего же ему не хватает?

Иван Андреевич уставился в потолок, тяжело вздохнул и замер на выдохе. Он вдруг понял: ему не хватало любви. Да… любви… Пожалуй, стоит признаться, что он абсолютно не любит свою замечательную во всех отношениях жену. Не любит… Он пользуется ею… и только… И весь ужас состоит в том, что ничего нельзя изменить. Ничего… Разве он сможет оставить Эллу? Нет… У них же есть Сашка с Сережкой… Да и вообще…

Лукьянов запустил книжкой в шкаф, повернулся на бок и уснул на новом красном белье обнаженным, как измученный любовью юноша в постели не менее юной возлюбленной. Он не услышал, как скрипнула дверь спальни и сквозь нее протиснулась толстая серая тушка Михаила. Кот недовольно потянул носом, втягивая в себя запах затушенных ароматических свечей, несколько раз чихнул и запрыгнул на хозяйскую постель. Белье тоже пахло незнакомо и неприятно. Михаил потоптался на постели, брезгливо подергивая лапами, и улегся поближе к хозяину, чтобы вдыхать знакомый запах его тела.


Занятия в колледже закончились в пять часов вечера. Возвращаться домой было нельзя. Надо было где-то проболтаться как минимум часа три. Лукьянов сказал жене, что родительские собрания начнутся в семь, значит, отправиться домой можно будет не раньше восьми часов. Ну и где же провести эти долгих три часа? Иван Андреевич невольно улыбнулся. Мужики, у которых есть любовницы, не знают, как уложиться в уворованные у жены три часа, а он совершенно не представляет, куда себя деть. Честное слово, лучше было все-таки пойти к стоматологу! По крайней мере, перестал бы наконец ныть зуб! Но тогда получается, что Элла опять права! Ну… права… И что?

Может быть, перекусить в каком-нибудь недорогом ресторанчике? Пожалуй, это дельная мысль! Он сейчас пойдет в ресторан и закажет себе кучу неправильной, нездоровой пищи, например огромный кусок мяса с жареной картошечкой и всякими жгучими и жирными приправами. Да! И еще водочки! Холодненькой, в запотевшем графинчике! Именно в графинчике! Можно спросить и солененького огурчика! Эдакого… пупырчатого… чтобы откусывать с хрустом…

Мясо с картошечкой почему-то не шло. Водка пилась, а мясо никак… Чертова Элла приучила совсем к другой пище. Лукьянов удивлялся, но ему было неприятно, что мясо такое острое. Оно казалось пережаренным и чересчур жирным. Иван Андреевич решил не отчаиваться и спросил себе отварной рыбы. Рыба тоже не пошла. То ли казалась безвкусной после специй, которыми было обильно сдобрено предыдущее блюдо, то ли он все-таки уже наелся мясом. Десерт Иван Андреевич съел весь и тут же пожалел об этом. Кусок торта с масляным кремом до того неудобно улегся в желудке, что хоть кричи или спрашивай себе «Мезим-форте».

Лукьянов допил водку и наконец почувствовал, что опьянел. А что? Неплохое ощущение. Что-то он давно не напивался… Зря… Похоже, что сейчас и мясо прошло бы… Эх, зря унесли… Черт! Надо было сначала напиться, а потом заказывать еду! Кретин! Кретин и… этот… как его… импотент! Импотент? А может, ударить по девочкам? Может, с ними… того… захочется… Нет… ни с кем не хочется… Импотент… Законченный импотент…

Лукьянов сделал знак официанту и расплатился, подивившись тому, как дорого обошелся ему толком не съеденный ресторанный ужин. Хорошо все-таки, что не спросил себе «Мезим» и… девочек…

На улице так похолодало, что Иван Андреевич несколько протрезвел. Он посмотрел на часы мобильного телефона и здорово огорчился. Он провел в ресторане всего полтора часа. Куда деть оставшиеся полтора? Хотя… хорошо, что они у него есть. Элла сошла бы с ума, если бы увидела его таким пьяным! С другой стороны, интересно посмотреть, как она сходит с ума! Он никогда раньше не видел. Осознав это, Лукьянов даже приостановился. Надо же! А ведь, и в самом деле он никогда не видел свою жену в состоянии душевного раздрая! В самых критических ситуациях ее не покидало спокойствие и способность соображать. Его жена не женщина! Андроид!

– Ваня? – Лукьянов услышал голос «андроида» и обернулся. Рядом с ним остановилась его собственная «девятка», из открытой дверцы которой выглядывала жена.

– Элла? – удивился Иван Андреевич. – Ты что тут делаешь? Почему ты на машине?

– Потому что я получила права, и сейчас еду расплатиться за новую машину! Завтра пригонят… Хотела тебе сделать сюрприз.

– У тебя получилось… – отозвался он.

– А ты что здесь делаешь? – спросила Элла и посмотрела на часы. – Почти семь… Ты почему не в колледже?

Лукьянов поймал себя на том, что ему хочется заканючить что-нибудь вроде «я больше не буду», как делают дети, пойманные в момент прогула учебного заведения.

– У вас что, отменили собрания? – не унималась Элла.

– Да! – радостно подхватил Иван Андреевич. – У нас отменили собрания!

– Почему?

– Санэпидемстанция запретила, – моментально нашелся он.

– Да?

– Да… Ртуть… понимаешь ли… разлили… по колледжу… Не хочет пацанва родительских собраний… – Лукьянов удивлялся сам себе. Надо же, как складно врет! Не иначе он лучше соображает в состоянии алкогольного опьянения. Пожалуй, стоит это учесть!

– Тогда поехали со мной! – решительно произнесла Элла.

Как и всегда, Лукьянов не смог ей противиться. Стоило ему усесться в машину, как запах водочного перегара заполнил салон «девятки». Он даже сам умудрился это почувствовать.

– Ты что, пил? – спросила Элла, резко обернувшись.

– Ну… так… чуть-чуть… Мы выпили, чтобы, значит, ртуть… нейтрализовать… Она же ядовитая… А потому мы…

– Не ври мне, Лукьянов, – очень серьезно оборвала его Элла. – Зачем ты врешь?

– Я вру? Я не вру. С чего ты взяла, что я вру? Я и не думал врать. Да и зачем мне врать? Да если бы я врал…