Робин Шоун - Проснись, моя любовь!

Элейн подавила истерический смешок. Она уже в Бедламе.

- Что такое?

Сейчас в тоне Чарльза не было вопроса, только сплошное раздражение. Кейти повернулась.

- Милорд, - сказала она с негодованием, - там…

- Молчать! Ты, - взгляд Чарльза пришпилил несчастного лакея. - Что тебе надо?

- Больной господин, милорд, он хочет видеть ее светлость.

- Дай мистеру Боули его лекарства и передай, что он сможет встретиться с нею завтра, когда будет чувствовать себя лучше.

- Но он настаивает на встрече с ее светлостью, милорд. Он выглядит очень плохо.

- Тогда пошли за доктором, - раздраженно ответил Чарльз. Заметив свой распахнутый халат, лорд небрежно поправил его. - Ее светлость не может посетить его.

Слуга облизал нижнюю губу.

- Милорд, он выглядел очень расстроенным. Он сказал, что не будет принимать лекарство до тех пор, пока не увидится с племянницей. Сэр, он уверен, что умирает. Он сказал, что хочет покаяться.

- Ладно, передай ему, что мы тотчас же к нему спустимся.

На лбу лакея выступила испарина. Кадык конвульсивно дернулся.

- Он сказал… он сказал, милорд, что хочет встретиться с ее светлостью наедине. Он сказал… он сказал, что она поймет.

- Морриган?

Элейн сглотнула, задумавшись, дернулся ли ее кадык так же смешно, как у слуги? Лорд спрашивал ее мнения или приказывал ей спуститься? Ей не хотелось идти. Боули были совершенно омерзительным семейством. Однако, возможно, дядя Морриган был при смерти. Пожалуй, между ним и племянницей были теплые отношения. И Элейн была не вправе отказать умирающему человеку в просьбе.

Она облизала сухие, как бумага, губы. Может, Чарльз и не заметил ее промаха с акцентом.

- Да, я… - она снова облизнула губы и тщательно проговорила, - Да, я схожу.

Правый уголок губы Чарльза опустился, рот сжался в тонкую прямую линию.

- Прекрасно. Предположу, однако, что вы накинете что-нибудь поверх своей сорочки. Уверен, что Джон оценил ваш вид, но попробуйте быть немного более благоразумной, а?

Элейн ошеломленно посмотрела вниз на свое тело. Кейти ахнула. Горящий жар залил щеки Элейн. В кружевах было больше дырок, чем в дуршлаге, - соски явственно просвечивались сквозь тонкую ткань. Она свирепо посмотрела на Чарльза. Как он посмел стоять здесь и позволять ей выставлять тело перед лакеем?

Но слуга уперся взглядом в точку где-то над головой Чарльза. А Чарльз… он пристально смотрел на Элейн. Его глаза горели той вызывающей комбинацией вожделения и смеха.

Кейти показывала дорогу к спальне мистера Боули. Элейн запахнула на груди шелковый халат, тело с трудом удерживало тепло. Вне всяких сомнений, к утру каждый слуга в доме будет оповещен о размерах и форме ее сосков.

- Вот здесь, мэм. - Кейти легко постучала в дверь. - Если вы хотите, я побуду здесь и подожду вас.

Дверь тихо отворилась. Ну, конечно же, всезнающий Джон. Кадык его подпрыгнул.

- Миледи, он ожидает, - промолвил лакей монотонным голосом.

Элейн расслабилась. Джон испытывал не меньшее смущение, чем она сама. Элейн как благородная дама была вправе задать тон.

- Благодарю, Джон. Кейти, ты можешь отправляться в кровать.

Но стоило ей переступить порог и услышать звук закрываемой снаружи двери, как успокаивающее чувство управления ситуацией испарилось. Она нервно окинула взглядом комнату.

На прикроватном столике горела зеленая масляная лампа. Травянисто-зеленые занавеси кровати с балдахином раздвинуты. Пухлая белая рука лежала поверх цветочного одеяла.

- Морриган… Морриган, дорогая, это ты?

Элейн неохотно вышла вперед. Мистер Боули слабо поманил ее рукой.

- Душечка, подойди ближе.

В свете лампы его глаза ярко блестели. Они были маленькие, как бусинки. Точно как глаза крысы. Как и глаза Хэтти. Его голову покрывал белый чулок на манер ночного колпака, заставляющий бакенбарды выглядеть более щетинистыми, чем они казались раньше.

- Мы допустили большую несправедливость по отношению к тебе, ведь так, Морриган? Твоя тетя, она всегда ревновала. Ты понимаешь, это все из-за нее. Все годы она изводила меня. Мучила тебя.

О чем это он? Элейн призадумалась. Предсмертная исповедь? Удастся ли Элейн наконец узнать все неприглядное прошлое Морриган?

Он схватил ее левую руку. Элейн задрожала. Она как будто держала в руке дохлую рыбу. Но стерпела прикосновение, стремясь узнать как можно больше об этом теле, которое стало ее собственным.

- Ты несчастлива, дитя мое, не так ли? Я должен был предвидеть, что замужество за этим нечестивым язычником только усугубит твое несчастье. Но он получил тебя. А твоя тетя… она сумасшедшая, ты знаешь. Она хотела, чтобы ты страдала. Я должен был настоять на своем. Ради тебя.

Его пальцы сжали руку Элейн, притягивая ее на кровать. Потеряв на секунду равновесие, она плюхнулась на матрас. Полное тело под одеялами подвинулось к ее бедру. Элейн попыталась отстраниться. И не только от ощущения мертвой рыбы в ладони, но и от не менее противного запаха, исходившего от этого человека. Весь выводок Боули пах не слишком приятно. Неужели в этом времени только Чарльз и его слуги мылись регулярно?

- О, дорогая, теперь он преуспел в том, чтобы отвернуть тебя от меня. А ты знаешь, когда он попросил твоей руки?

Элейн пришла к выводу, что «он» - это Чарльз. И она, естественно, не знала, когда он попросил руки Морриган. Она даже не знала, почему он это сделал, принимая во внимание его изначальную неприязнь к будущей жене. Но ей хотелось узнать. Узнать обо всем, что случилось с лордом и Морриган.

- Он приехал, чтобы купить моего джентльмена коров. Ты помнишь его, Морриган? Отличный производитель. Лорд был очень впечатлен.

Беспокойство, охватившее Элейн, едва она переступила порог комнаты, нарастало, как снежный ком. Он поглаживал ей пальцы, теребя широкое золотое кольцо. Элейн сдержалась, чтобы не выдернуть руку. Ведь он престарелый викторианский джентльмен. И вполне возможно, что обсуждение производительных способностей быка являлось безобидным предметом дискуссий.

- Он заинтересовался тобой, когда наблюдал, как мой джентльмен коров оседлал свою леди.

Элейн рванулась назад, все ее колебания между допустимыми и неприемлемыми темами для бесед отошли в сторону. Он просто сумасшедший, ненормальней, чем Хэтти. Морриган воспитывала группка безумцев.

- Нет! Нет, моя дорогая, я еще не закончил. Я еще не рассказал тебе, как корове нравилось принимать этот огромный стержень, вколачивающийся в нее.

Однако он был удивительно силен для человека, стоящего на пороге смерти!

- Я еще не рассказал тебе, что Арлкотт приобрел тебя для того, чтобы вколачивать в тебя свой большой стержень. Не рассказал, как я пообещал ему, что тебе это понравится. Как я заверил его в том, что подготовил тебя должным образом. Или как я обрабатывал твой зад, наподобие джентльмена коров, с тех пор, как ты стала достаточно взрослой, чтобы кровоточить.

Схватка между Элейн и дядей Морриган переросла в полноценную борьбу. Элейн рванулась, пытаясь выдернуть свою руку. Потерпев неудачу, она попыталась скатиться с кровати, ерзая и скользя по шелковому покрывалу. Он схватил рукой ее бедро под халатом, старческие пальцы тыкали и вонзались в ее ягодицы сквозь кружево ночной сорочки.

Пронзительное хихиканье Боули перешло в сиплое дыхание.

- И я ничего не рассказал тебе о том, что убедил Арлкотта, как сильно тебе это нравилось. Не так ли, моя знойная маленькая племянница? Как ты обожала сидеть на коленях своего дядюшки, подпрыгивая вверх и вниз, словно под джентльменом коров? Как тебе нравилось играть со своим дядюшкой-фермером, который доил твое маленькое коричневое вымечко?

Неожиданно он выпустил Элейн. Она ахнула, падая назад, но снова была приподнята этими рыбьими руками, которые схватили и сильно ущипнули ее за груди.

Затем, как ни в чем не бывало, он откинулся назад, приклеив на лицо пустую улыбку. В его глазах-бусинках светилось удовлетворение.

Элейн отпрянула от кровати, ее грудь вздымалась от нехватки воздуха. К горлу подступил комок.

Она ощущала себя невероятно грязной, оскверненной и в теле, и в душе. Она слышала рассказы жертв инцеста в ток-шоу, читала об этом в журналах.

Но никогда ни при каких обстоятельствах не сталкивалась с этим в действительности. Бог мой. Только представить, через что пришлось пройти Морриган! Ублюдок заслуживает смерти. Можно только надеяться, что он не переживет эту ночь.

Дядя Морриган разгладил покрывало и поправил свой ночной колпак, сползший на одну сторону и оголивший лысину на макушке, затем скрестил руки на груди.

- Позови Джона, моя дорогая. Время принять лекарства. Я - больной человек. Ты не должна меня тревожить. Это плохо для моего сердца.

Элейн медленно двинулась назад, не в силах вымолвить ни слова, глядя оцепеневшим взглядом.

Глаза, еще секунду назад горевшие хищной похотью, сейчас выглядели наивно простодушными. Бесполыми.

И колпак, и кровать выглядели нетронутыми, как будто никакой борьбы никогда не было. Она на мгновенье засомневалась, не было ли все произошедшее плодом ее воображения, мгновенным перемещением в другое тело и в иное место.

Тонкие губы самодовольно скривились.

- Но ведь это наш секрет? Не так ли, Морриган? Рассказав мужу о наших маленьких забавах, ты только вызовешь к себе отвращение. Такое же, какое ты вызываешь у своей тети и священника.

Элейн с криком повернулась. Она с трудом пришла в себя и, поправив халат, бросилась открывать дверь. Лакей уставился на нее, открыв от удивления рот. Кейти, хвала небесам, не стала дожидаться госпожу. Элейн промчалась мимо Джона, стремясь как можно быстрее увеличить расстояние между собой и тем куском грязи, что именовался дядей Морриган. Одно она знала точно - Чарльзу ничего не было известно о приставаниях Боули, иначе тот не стал бы предупреждать племянницу о том, что это их секрет.

Морриган поступила точно так же, как и жертвы инцеста в двадцатом веке, - своим молчанием она защищала себя, покрывая свою семью.

Кончиком вилки Элейн сняла с кекса чернику. Поглощавший пищу выводок Боули напоминал шумных свиней. Они без разбора поедали бекон и колбасу, грибы и - тьфу - рыбу, как предположила Элейн, копченую - словом, все то, что едят англичане, не так ли? А также что-то мерзкое, коричневого цвета, видом напоминающее куриную печень, но нисколько не похожее на нее по запаху. Пруденс, хотя нет, это была Мэри, более низкая из сестер, выгребла хлебным мякишем остатки тошнотворного сочетания риса и рыбных хлопьев. Все это исчезло в мусорной яме, именуемой ее ртом. И тотчас же она отодвинулась от стола. Чашка Элейн задребезжала, расплескав чай по блюдцу. Миссис Боули безжалостно размазывала масло по своему наполовину съеденному кексу.

Внутри Элейн росло раздражение. Она подумала, что миссис Боули знала о том, что ее муж приставал к племяннице, но предпочла утопить свое знание в обжорстве, словно чертов бегемот.

Боже правый! Что они делали с Морриган все эти годы? Элейн разрывалась между жалостью и отвращением. Она испытывала жалость к той, которую никогда не знала. Отвращение из-за того, что было сделано с телом бедной девушки - тем самым телом, которое она, Элейн, сейчас занимала, и, следовательно, все это как бы было сделано с ней.

Элейн ощутила жгучий стыд. Можно было подумать, что она не достойна находиться в присутствии так называемых порядочных людей. И гнев. Оттого, что эти порядочные люди позволили произойти такому.

Кровосмешение. Сексуальное надругательство. Какие уродливые слова! Элейн нисколько не поверила вчерашним намекам Боули на то, что эти отношения были по взаимному согласию. Она не сомневалась, что эта связь существовала, иначе как он смог бы описать ее, Морриган, соски? Но кто бы добровольно стал терпеть его похоть?

Мэри вернулась к столу, тарелка вновь была переполнена едой. Пруденс почти прикончила свою первую порцию. Элейн пристально взглянула на девушек, затем на миссис Боули - на трещавшие по швам юбку и жакет, на жующие челюсти.

Губы Элейн скривились. Совершенно ясно, кто здесь мог выносить его прикосновения.

Она прекратила сражаться со своим кексом и залпом выпила остывший чай. Внутри был такой холод. И грязь. Так же, как сегодня утром, когда миссис Боули ворвалась в спальню племянницы. Элейн, после ванны, одетая в яркое желтое платье, чувствовала себя чистой и свежей. Боули потребовала показать ей листы с переписанной Библией, а затем приказала отставить выкрутасы и спускаться к завтраку. Элейн уступила только потому, что мысль о том, что эта женщина обходится с ней так, как будто есть что-то, чего ей нужно стыдиться, беспокоила больше, чем совместный прием пищи с пособницей инцеста.

- Морриган, я говорила и повторяла тебе тысячу раз: еда - это божественное изобилие, и она не должна быть растрачена попусту.