Екатерина Неволина - Простая магия любви

– Садись, милочка, отдохни. В ногах правды-то нет, – сказала баба Фая, указывая на единственный в комнате стул. – Сейчас хлебца тебе принесу и чаек на травах. Ты такого у себя в городе вовек не попробуешь.

Аня осторожно присела на краешек скрипучего стула, продолжая оглядываться.

У печки висели связки сушеных грибов и несколько пучков каких-то трав, из-под печки торчали разношенные валенки, дощатый пол был весь в щелях. Да, небогато живут ведьмы, что ни говори.

Меж тем старуха расторопно собрала на стол, поставив перед девушкой большую кружку странно пахнущего чая и положив здоровенный ломоть свежего хлеба, от которого невероятно вкусно пахло хлебным духом и теплом.

– Вот, милочка, угощайся, – отрекомендовала старуха. – Пей, не боись. Чай, не отравлю. На что мне тебя травить-то. Мы с тобой одного поля ягодки. Я тебя, что знаю, тому обучу, ты еще старой Фае век признательна будешь. Хоть и ходим мы дорожками узкими, все по-за околицей, да многое ведаем и человеков вот здеся держим, – старуха, хитро покосившись на девушку, сжала кулачок.

Аня, удивленная ее непонятными речами и оказанным приемом, осторожно пригубила напиток. Он оказался и вправду очень вкусным, хотя и странным.

– Что там? – спросила девушка.

– Травки разные полезные. И зверобой, и брусничный лист, и мятица. Сама собирала. На молодой луне, как положено, – объяснила старуха, пристраиваясь на лавке напротив. – Хлеб попробуй. Совсем свежий, только из печи. Специально пекла, знала, что гости дорогие пожалуют!

Аня отломила кусочек хлеба. Корочка была твердой и хрустящей, а внутри – нежный, как облако, мякиш. Хлеб так и таял во рту.

– Скажите, а вы и вправду умеете колдовать? – не удержала Аня рвущийся с языка вопрос.

– Колдовство, голуба моя, – это тонкая работа, – затрясла головой баба Фая, – где слово верное знать надобно, где травки всякие, где смекнуть приходится. По крупице да по мелочи, терпенье имея.

– А почему про вас дурное говорят? – умом Аня понимала, что не нужно бы задавать подобные вопросы, да смолчать казалось ей не по силам.

– Так от зависти. Люди, говорю, завистливы, ох, их от чужой-то силушки распирает! Да еще со страха. Но надобно, голуба, чтобы народец тебя боялся, иначе и уважать не станут. Коль боятся – значится, слушают. Коль кто супротив тебя пойдет, ты тому пригрози да угрозу во исполнение-то и приведи. В лепешку разбейся, а приведи. Хошь заговором, хошь травками хитрыми, хошь обманом. Тогда увидят, что не шутишь, и впредь поперек идти не станут. Поняла, голуба?

– Наверное, – неуверенно пробормотала девушка. – А что вы говорили про то, будто во мне ваша Сила? Разве такое бывает? – спросила она чуть погодя.

– Бывает, бывает, – закивала старуха. – Пришло мне время в дальний путь собираться, а Сила-то не пускает, тяжелая, стало быть, с собой не унести – надо, значит, человеку подходящему оставить. Вот ты и подошла. Сила – она, как огонек свечи, – из рук в руки передается. И не бойся, плохого тебе не сделаю. Теперь с моим подарочком ты втрое сильнее стала... Да ты, милая, бабу Фаю слушай, а сама кушай, – бабка потрепала Аню по волосам. – Байками, чай, сыт не будешь. А потом ступай себе, я тебя неволить не стану. Захочешь – сама придешь, знаешь теперь, где старая живет.

Успокоившись, Аня доела хлеб до последней крошки и допила ароматный травяной отвар.

«Бабка, конечно, чудная, – думала она, – но простая, не опасная. Да и что она мне сделает. Вот, дар передала, научить обещает. Значит, и вправду чует во мне способности».

Поблагодарив старуху за угощение, Аня вышла из избушки, которая уже не казалась ей грязной и неуютной, и отправилась домой.

Вплоть до следующего вечера Аня не видела своих дачных друзей. С дядей Игорем и тетей Сашей они ездили за покупками и, набив полный багажник машины всевозможными продуктами, отправились посидеть в кафе. Местные цены приятно отличались от московских, а блинчики, политые горячим шоколадом и украшенные взбитыми сливками, оказались ничуть не хуже.

Однако Аня не могла насладиться ими в полной мере – слишком сильным было сжигающее ее беспокойство. «Сегодня, сегодня все решится», – думала она, вспоминая свой прошлый опыт с Антоном.

Она настолько убедила себя в этом, что, подъезжая к дому, ожидала увидеть припаркованную у ограды «Хонду». Но ни мотоцикла, ни самого Лешки не наблюдалось.

Чтобы занять себя чем-нибудь, Аня отправилась купаться. Ребят на озере уже не было – они обычно приходили сюда гораздо раньше. Аня с облегчением скинула одежду и, войдя в прохладную воду, поплыла. Шуршали от легкого ветерка камыши, вода холодила и успокаивала разгоряченное на солнце тело. Было так хорошо, что сердце захлебывалось от восторга. «Плыть бы так и плыть», – думала Аня. Да, озеро совсем не походило на пахнущий хлоркой и до отказа заполненный народом бассейн «Чайка», куда девушка брала иногда абонемент.

Наплававшись так, что руки и ноги были готовы отвалиться от усталости, Аня вылезла на берег, вытерлась и пошла домой.

– Аня, тебя ребята искали! – крикнула ей тетя Саша, стоявшая у калитки с соседкой.

В груди ухнуло, и девушке потребовались усилия, чтобы как можно беззаботнее ответить:

– Ага, спасибо, сейчас переоденусь и поищу их.

Она нарочито медленно (как раз потому, что хотелось бежать) дошла до крыльца, поднялась к себе, затем выжала и тщательно причесала намокшие волосы, переоделась в любимую юбку с топом и накрасилась – слегка, не слишком ярко, подчеркнула глаза серыми тенями и тронула губы бледно-коралловой помадой.

– Без сомнения, очень хороша, – сказала она зеркалу. – Так и видно истинную Силу!

И захихикала, вспомнив слова старухи. Знакомство, начинавшееся так страшно, перестало пугать ее. Слова старухи, безусловно, льстили, но приходить к ней еще раз и тем более учиться у нее Аня не собиралась, поболтали – и хватит. Девушка снова подумала о Лешке, и мысли о бабе Фае исчезли из ее головы так же легко, как и появились.

Закончив приводить себя в порядок, Аня отправилась разыскивать ребят.

Она не ушла далеко, потому что наткнулась на них буквально в нескольких метрах от своего дома. Лешка небрежно опирался о мотоцикл, а Таня стояла перед ним, поглаживая руль «Хонды», и, улыбаясь, что-то говорила.

Аня сжала зубы так, что стало больно. Она просто не могла видеть эту парочку! Все, что угодно, только не эти двое вместе!

Поспешно, чтобы ее не заметили, девушка нырнула в заросли отвратительно пахнущей сирени и оттуда, словно из засады, наблюдала за парочкой. Говорила, в основном, Таня. Леша лишь иногда вставлял какую-нибудь фразу, кивал и улыбался. Несколько раз они посмотрели в сторону Аниного дома, будто разговор шел о ней.

Это было больно, словно удар под дых, от которого на миг останавливается дыхание и кажется, будто в легкие влили расплавленный свинец.

Когда же Лешка стал значить для нее столь много? Сейчас Аня не смогла бы в точности определить этот момент. Вспыхнувшее чувство оказалось лавиной, вдруг накрывшей ее с головой, тяжелым камнепадом, мучительным скольжением в пропасть, а вовсе не таким милым и красивым, как представляла себе Аня из книг и рассказов.

Вот и сейчас девушка стояла, сжимая кулаки и не замечая, что ногти уже глубоко впились в нежную кожу ладони.

Как там говорила эта старуха? Нужно в лепешку разбиться, но отомстить, и тогда тебя будут уважать...

Она едва дождалась, пока Лешка сядет на мотоцикл и уедет прочь. К Аниному удивлению, ее подруга детства не укатила с ним, а, развернувшись, спокойно пошла домой. Но, разумеется, это ничего не значило. Скорее всего, они договорились о встрече в более позднее время.

Когда улица, наконец, опустела, Аня выскочила из своего убежища и решительно зашагала в конец деревни. Не стоит списывать со счетов бабу Фаю так рано. Она еще может пригодиться – и мудрым советом, и умением.

Баба Фая встретила Аню, словно ждала ее, и, не спрашивая ни о чем, пригласила в дом и тут же налила полную чашку отвара:

– Попей, голуба, успокойся, за работу надо спокойной приниматься.

– А откуда вы столько про меня знаете? – спросила девушка, делая большой глоток крепкого горьковатого отвара – на этот раз немного иного, чем предыдущий.

– Эх, милая, уж сколько я молодок на своем веку повидала. Какие у вас беды неминучие? Милок на другую смотрит. А тебя еще Сила покоя лишает. Так и бурлит внутри, просит выхода. Вот ты и неспокойная.

– Вы поможете мне? – Аня и так чувствовала, что поможет, и постепенно успокаивалась.

– Помогу, как же не помочь. Приворожить свою зазнобу пыталась? – произнесла баба Фая суровым скрипучим голосом.

Раньше слово «зазноба» вызвало бы у Ани веселый смех, а сейчас она только сглотнула и согласно кивнула.

– Та-ак. Не подействовало. Вижу, не обошлось тут без разлучницы. Видать, приворожила она твоего суженого, вот на него другие заклятья и не действуют. Надо опреждь их разлучить, в разные стороны развести, морок да болезнь на нее навести.

Старуха бормотала это, словно заклинание, у нее даже выходило в рифму, и Аня почувствовала себя неуютно.

– Научу я тебя, как с соперницей разделаться. Только сделаешь все сама, своими руками. Сил у меня прежних уж нет, да и тебе самой учиться надо. Поняла, голуба?

– Что сделаю?..

Аня отодвинулась на дальний край стула.

– Порчу, что же еще, – ответила жестко старуха, глядя ей прямо в глаза. – Можно в церкву пойти, свечку за упокой разлучницы поставить да слова верные произнести, я тебе скажу, какие. Можно землей кладбищенской проклятие наложить. Можно наговоренной булавкой уколоть да хорошо бы потом булавку ту к вещам ее пристегнуть.

Аня слушала и не верила, что все это происходит именно с ней и она сейчас слушает советы, как погубить Таньку.

Перед глазами на миг предстала залитая солнечным светом река, и высокие камыши, и мелькающая меж ними фигура подружки.

...Жаль, что теперь они столкнулись на узкой дорожке.

– А может, просто поссорить их? Зачем так сразу порчу? – предположила Аня.

Старуха презрительно посмотрела на нее.

– Что ж ты, голуба, в черное нарядилась, в колдовство играешься, а сама боишься всего, ничего до конца довести не можешь?

Ане стало досадно. И впрямь, с чего она думает о Таньке. Та наверняка не стала бы о ней так беспокоиться.

– Ты, милая, если уж решилась по дорожке идти, не сворачивай в сторону. Поздно уж, – прошамкала баба Фая. – Коль привораживала голубчика, волю его сломать пыталась – и до проклятия недалеко. Что так, что по-другому – в нашем деле важен лишь результат. Так что совесть свою в узелок завяжи и в саду закопай.

– А как же Бог, заповеди всякие? – спросила Аня. Не то чтобы она верила в Бога, но крестик у нее был, обычно она надевала его, когда заболевала или ей очень требовалась помощь.

– Так с Его попустительства и делаем! – хихикнула старуха. – Всякая вещь две стороны имеет. Вот пойди-ка сюда, – она встала и поманила девушку пальцем.

Последовав за бабой Фаей в темный угол избы, Аня с удивлением разглядела там икону – темную, почти слепую. Она раньше и не замечала ее, а еще думала, что иконы ставят в самый светлый угол избы – как им на истории рассказывали.

– Не думала, что у вас висит Богородица, – сказала девушка равнодушно.

Ну висит и висит – а к чему все это?

– Погодь, милая, – ухмыльнулась баба Фая и, взяв икону в руки, перевернула ее.

На обратной стороне старой, потемневшей деревяшки, на которой была написана икона, оказались выцарапаны какие-то фигурки – похожие на человеческие, только с двумя черточками-рожками на шарике-голове. Они подпрыгивали, кувыркались, некоторые из них отплясывали хороводом с женскими фигурками без рожек на головах.

– Что это? – прошептала Аня внезапно севшим голосом.

– Бесенята пляшут, – спокойно пояснила бабка. – Я ж толкую тебе о двух сторонах вещей.

«Уходить. Немедленно уходить! – в панике подумала Аня. – Старуха мало того, что сбрендила, она наверняка опасна!»

– И не думай, будто сама чистенькая! – крикнула вдруг баба Фая, и ее лицо исказилось злобной гримасой. – Думаешь, что можешь немного побаловаться, в колдовство поиграться, а потом назад? Ну уж нет!

Девушка попятилась, а лицо старухи вдруг изменилось, словно с него водой смыли злость.

– Ты не бойся меня, милая, одним миром мазаны, – продолжила она ласково. – Баба Фая тебя научит, как лучше все сделать. Я тебя в обиду не дам. Бедненькая моя, горемычная!

Аня и сама не понимала, что с ней происходит – настроение менялось, как погода весной. Слова старухи действовали на нее самым странным образом: то она злилась, то боялась, теперь вот чуть не разрыдалась от жалости к себе.

– Все будет, милая, хорошо, все по-нашему, – пришептывала бабка, гладя девушку по голове.