— Я сам её возил и ждал около больницы. Потом истерики и обвинения слушал. Так что это не тот вариант, — сказал он. — Нет, но всё равно… Разве могут быть такими маленькими дети?

— Так видел же своими глазами.

— Видел и всё равно не вериться. Надо ещё раз посмотреть. В гости заглянуть. Я думаю, что Света против не будет?

— Не знаю. Ты у неё спроси.

— Обязательно спрошу, — сказал Алешка, задумчиво жуя пирог. — Обязательно спрошу и в гости схожу.

Что такое любовь? Как она появляется в нашем сердце? Почему одни люди нам безразличны, а другие становятся родными? Эти вопросы можно задавать вновь и вновь, но так и не найти на них ответа. Учёные скажут, что это химия, психология. Эзотерики начнут говорить про родство душ и вспоминать древнюю легенду, что раньше люди были целыми, но потом разделились на две половинки, а теперь ходят по свету и ищут друг друга. Я не знаю ответов на этот вопрос и наверное никогда не узнаю. Есть какие-то высшие материи, которые неподвластны людям.

Могу сказать с уверенностью лишь одно: любовь может вспыхнуть ярко и горячо, опаляя, обжигая, заставляя гореть в этом огне, а может подкрадываться медленно, незаметно. Она словно подталкивает людей, заставляет их лишний раз соприкасаться руками, взглядами, ловить улыбки и смущённо прятать глаза. Точнее глаза прятала я, когда встречалась со спокойным взглядом Алешки. Он же смущения никакого не испытывал. В итоге всё это начало раздражать. Я старалась меньше с ним пересекаться. Где-то на подсознании я понимала, что происходит, но отказывалась это признавать.

А Валера… Он ничего не замечал. Ворчал, читал нотации и учил меня жизни. Строил планы, графики, следил, чтоб мы им следовали. Но в последнее время меня эти графики раздражали.

Наступил декабрь. Напряжение нарастало. Так дальше продолжаться было нельзя. Никаких не было намёков с его или моей стороны. Не было шуток и двусмысленных фраз, снов или случайностей. Была жизнь и напряжение, которое давило, мешало дышать.

— Разве в декабре может идти дождь? — спросила я, отходя от окна. — Ледяной дождь, которые оседает на проводах и деревьях. Теперь ещё и света нет.

— Как Валера?

— Лежит на вытяжки и ругается на тренажёрный зал, на меня, что я не отговорила его заниматься и на больницу. Он всегда капризный становится, когда болеет, — ответила я. Валере не повезло. Во время последнего занятия на его руку упала плохо закреплённая штанга и сломала её. Как такое было возможно, я не понимала. Администрация тренажёрного зала обвиняла Валеру, а он обвинял администрацию и грозился судом.

— Ясно, — сказал Алешка. — Холодно.

— Так света нет, отопления тоже нет. В такие дни я начинаю мечтать о дачном домике. Там хотя бы есть печка.

— Поедем туда? — предложил Алешка.

— Завтра на работу, потом в больницу. Так что не получится.

— Я знаю, но не мог не предложить, — ответил он. И опять улыбка, которую я не могла понять. — Темнеет. Свечей нет?

— Нет.

— Надо было закупить. Сейчас бы сидели при свечах. Романтика.

— Ага, и лепестки роз.

— А вот цветы мне жалко, — ответил Алешка. — Поэтому я никогда не дарю девушкам цветы, как бы они не обижались. У цветов и так короткая жизнь. Не нам их ещё делать короче. Считаешь это сентиментальным?

— Нет. У каждого свои принципы.

— А какие у тебя? Кроме тех, что ты следуешь за каждым словом моего брата?

— Не знаю. Я об этом не задумывалась, — ответила я, садясь рядом на диван.

— О чём же ты думаешь? Часто вижу, что у тебя в голове бродят какие-то мысли, — спросил он. Я пожала плечами.

— О разном.

— Может об этом? — спросил Алешка. Он резко сжал мои плечи, прижимая к себе. Жёсткий поцелуй, который выбил дух. Слёзы, страх и огонь. Я не хотела и хотела этого. Он заставлял вспоминать давно забытые ощущения, чувства, мечты. Напряжение начало уходить, уступая слабости. И только тогда он оторвался от моих губ. Глаза в глаза. Спокойный взгляд, который казалось пытался проникнуть в душу.

— А я ведь больше не могу, — сказал он. — Надоело разыгрывать этот спектакль.

— Не надо. Это ошибка…

— Боишься падать? Так я же рядом. Могу поймать, а если не получится, то упаду вместе с тобой.

Тихие слова, которые так хотелось услышать. Кругом голова. И сумасшедшее желание, которое рушит преграды. Страсть. Раньше я не подозревала о её существование. Слишком всё было остро. Болезненно остро, до безумия, до боли, слёз на глазах и лёгкости в теле. Падению предшествовал полёт. Приятный полёт, от которого захватывало дыхание. Он был коротким и прекрасным, как и все полёты. А дальше была земля, камни совести и вины. Я предала человека в сложный для него период. Стоило ему отвернуться, а я…

Окончательно стемнело. Холодно. Откуда-то появилось одеяло, в которое было так приятно кутаться. Алешка принес. После того сумасшествия, которое накрыло нас, он ещё мог что-то делать, думать. Я же чувствовала себя разбитой на многочисленные кусочки, которые разлетелись по земле мелкими осколками.

Горячая кружка с чаем в руках. От него идёт пар. Крепкий и сладкий чай, который должен прогнать холод и страх.

— Спасибо, — сказала я. Алешка в этот момент натягивал свитер. Замер. Спустя секунду появилась его голова. Он сел рядом. Я не видела его лица. Только силуэт. Может это было хорошо, иначе я не смогла бы с ним разговаривать сейчас.

— За что? — спросил он.

— За чай, — ответила я. Голос дрогнул. А сохранить самообладание не получается. Надо уйти в комнату. Забраться под одеяло. Если бы мы жили в разных квартирах, то я бы уехала.

— Я не жалею о произошедшем, — его слова ударами молотка прошлись по гвоздям, забивая крышку последних надежд, что всё ещё можно вернуть. — Я тебя люблю. Давно. Поэтому и уехал из города. Не хотел пересекаться. Как в первый раз увидел, так и снесло голову. Думал, что пройдёт. Но не прошло.

Он наклонился вперёд. То сжимал, то разжимал руки. Нервничал? Возможно. Тихо. Ночь. Холодно. Только горячий чай и тёплое одеяло.

— И сейчас не проходит, — сказал он.

— Я не могу. Это предательство. И неправильно всё получилось, — слова подбирались с тредом. Тяжёлые. Неправильные. Фальшивые. Я сама чувствовала в них фальшь.

— Ты считаешь, что это был порыв? Временное помутнение?

— Не знаю. Я ничего не знаю. Алеш, ты задаёшь вопросы, на которые у меня нет ответов.

— Есть, но ты не хочешь их говорить, потому что боишься.

— Боюсь, — ответила я.

— И что будем делать дальше? Хотя, я знаю твой ответ, — он грустно усмехнулся. — Я не могу тебе ничего предложить. Есть руки, ноги, голова, за душой ни гроша. Но может попробуем?

— Ты мне предлагаешь уйти от Валеры?

— Да. Предлагаю.

— Не могу.

— Почему? Ты давно его не любишь. В чём причина?

— Может в том, что мне спокойствие дороже? — спросила я. — Ты перекати-поле. Не в том плане, что сейчас у тебя трудности, а в том, что мне нравится спокойная жизнь. Мне нравится так, как есть сейчас. Мне нравится…

Слёзы. Я пыталась их сдержать, но не получилось. Больно. Обидно. Горько. И… Алешка ничего не стал говорить, взял у меня кружку, обнял. И опять этот запах ветра, свободы и мороза. Странные ароматы, что будоражат сознание. Он молчал. Может если бы что-то сказал, то мы поругались и больше не стали бы общаться. Но он молчал. Гладил меня по волосам, переплёл свои пальцы с моими и молчал. Так мы и сидели на диване в гостиной, пока я не уснула, уткнувшись ему в плечо.

А во сне были ветер, поле и его руки, которые крепко обнимали. И долго мы так летали, пока не стал приближаться земля. В сознании был выбор упасть или мягко приземлиться. А я всё время боялась, что упаду и разобьюсь. И тогда не смогу больше не то чтоб летать, а даже ходить. Алешка только рассмеялся над моими страхами. Так я ничего и не выбрала в том сне. Не смогла…

Мы стали любовниками. Вот так просто и сложно одновременно. Я противилась этому внутренне, но внешне отвечала на все ласки и поцелуи. Он не говорил больше о будущем не вспоминал прошлое и старалась не затрагивать этой темы. Наши встречи прекратились лишь в январе, когда выписали Валеру. Он все еще ходил в гипсе и был на больничном, поэтому теперь все время сидел дома.

Для него стало дело принципа отсудить у тренажерного зала компенсацию. Он нанял юриста, взяв деньги со счета, куда откладывал на отпуск. Теперь в доме все время были разговоры о законах, судах и похожих делах. Для него это стало идеей фикс. А я… Мне стало плохо. Здоровье сильно пошатнулось. Головокружения, чуть ли не до обморока. Темные точки в глазах. Я ходила с темными кругами под глазами. Еще и волосы начали выпадать. Наверное, это было от нервов. Каждый день я корила себя за любовь к Алешке. Мы были с ним разные. Слишком разные и в то же время такие похожие…

Я увидела их в сквере. Возвращалась с работы и решила пройти через сквер. Там и столкнулась с Алешкой, который катал коляску Светы. Они о чем-то разговаривали. Она смеялась. Алешка улыбался. Сердце кольнуло ревностью, а потом безнадежностью. Все так и должно было быть. Так и должно. Мы просто…

А что просто? Может и не было этого «мы», да и как оно могло быть, когда я другому принадлежала? Я была предательницей, которая повелась… Хотелось бы сказать, что на красивые слова, но красивых слов не было. Он же мне ничего не обещал. Мы просто… Проводили время? Наверное, так будет правильно сказать. Просто время проводили. Ничего серьезного. Но я и не хотела серьезного. Так что… Все правильно.

Ноги сами привели к церкви. Никогда не была церковным человеком. Может и верила где-то в глубине душе, но чтоб в церковь ходить — такого не было. Старые стены. Тяжелые двери. Я только зашла, как почувствовала запах свечей. Ладана. Голова закружилась сильнее. Наверное должна была быть какая-то служба. Собралось много народу. В основном бабушки и женщины по старше меня, хотя я видела и молодежь. Говорят, что когда не можешь понять что-то или решить, то ноги сами приводят в храм. Вот я и стояла в храме и слушала, какие нынче цены на рынке. А еще что в сетевом магазине акция на молоко. И это обсуждать в храме! Нашли место. Сюда ведь молиться ходят, а не посплетничать. Или я чего-то в этой жизни не понимаю? Но слушать все это мне стало противно. Я ушла.

И вновь снег, мороз, машины, головокружение. Надо домой идти. Дом. Только опять идти туда неохота. И получается, что жизнь крутиться по кругу.

— Короткая стрижка? И зачем ты ее сделала? — недовольно спросил Валера.

— Потому что надоело половину волос на расческе оставлять, — ответила я.

— Сходи к врачу.

— Сходила. Мне посоветовали пить витамины. Вот и пью, — ответила я. Даже баночкой с пилюлями потрясла около его носа.

— Ты в последнее время стала слишком резкой, — заметил он.

— Ты спросил, я ответила, — отвернулась. Запихнула морковь и капусту в пароварку. Пусть грызет, зайчик.

— Марин, у тебя неприятности? — спросил Валера. Попытался подойти ко мне. Обнять. Но я скинула его руку с плеча. Отошла в сторону.

— Не надо мешать готовить ужин, — попросила я.

— Что происходит? В последнее время…

— Нам надо расстаться. Я так больше не могу, — выпалила я. Это не было взвешенным решением. Просто порыв. Слова, которые давно скользили в сознание и теперь были озвучены.

— Почему? Разве мы плохо живем?

— Нет, хорошо. Но я больше так не могу.

— А что ты хочешь? Марин, я не могу понять, что ты будешь делать дальше? Уйдешь к матери? Будешь как раньше с копейки на копейку перебиваться? Тебе не хватит зарплаты, чтоб жить достойно. Из-за чего весь сыр-бор? Кто-то что-то сказал, а ты решила последовать глупому совету? Или насмотрелась глупых фильмов про любовь…

— А что ты знаешь про любовь? — не выдержала я, поворачиваясь к нему.

— Значит, последнее, — он снял очки. Потер переносицу. Сел за стол. — Наверное, я могу судить о любви, потому в этой жизни дороже тебя, у меня никого нет. Может я и не говорил тебе этого или не говорю, каждый день, но я тебя сильно люблю. Хочу, чтоб ты была счастлива. Я всеми силами пытаюсь это показать. Сделать так, чтоб ты ни в чём не нуждалась. Может это косо выходит, но я не миллионер. Не могу подарить тебе все на свете, но стараюсь по мере сил и возможностей. Марин, я понимаю, что сейчас ты меня вряд ли услышишь, но это пройдет. Страсть она метеором опаляет наше сердце и проходит, оставляя после себя ожоги. Пока ты горишь, то кажется все это нормальным, даже приятным. А когда горение прекращается, то придет боль от ожогов. Они же никуда не денутся. Сейчас ты горишь. А потом кто будет тебе мазь на ожоги накладывать? Кто к жизни вернет? Ты ведь в итоге одна останешься…