Самой Макс казалось, что ее мать больше никогда не сможет встречаться с мужчинами. Больше того, пройдет довольно много времени, прежде чем она снова научится просто доверять людям. Талли действительно получила очень жестокий урок, который мог озлобить любого человека.

— Только не сейчас. Не в ближайшее время, — твердо ответила Талли. — Если на то пошло, я не могу об этом даже думать. Может быть, когда-нибудь потом, но… В общем, должно пройти время, о’кей?

Макс кивнула. Она боялась, что мать ответит категорическим «нет» или «никогда». Похоже, Талли уже немного успокоилась… или она была гораздо более сильной женщиной, чем Макс казалось.

— А дедушка знает?

— Знает. И он, как всегда, надавал мне кучу полезных советов.

— Как он себя чувствует?

— В целом нормально, — вздохнула Талли, — хотя в последнее время он сильно ослабел. Впрочем, бывают дни, когда он чувствует себя молодцом. Надеюсь, так будет и дальше.

— Я собираюсь приехать домой перед летней школой[18], так что смогу побыть с ним.

В отличие от большинства сверстников, которые старались растянуть курс обучения на пять или шесть лет, Макс планировала закончить колледж меньше чем за четыре года, после чего сразу поступить на юридический факультет[19]. Именно поэтому после первого же курса в колледже она записалась в летнюю школу, благо ей не нужно было подрабатывать, чтобы платить за обучение. Талли и Сэм одобрили ее решение. Они оба очень гордились Макс, и не без причины — она оказалась прилежной, старательной студенткой и училась только на «отлично».

— А когда заканчиваются твои съемки? — спросила Макс.

— За месяц, я думаю, управлюсь. Должна управиться, иначе полетит бюджет. Потом, как всегда, монтаж, компоновка, перекомпоновка… Надеюсь, это займет не слишком много времени, и к твоему приезду я буду свободна как птичка. Честно говоря, после съемок этого фильма я хотела устроить себе каникулы — мне давно пора отдохнуть… от всего. В том числе и от работы.

Тут Талли немного лукавила. Она не стала говорить дочери, что, поскольку их совместный с Хантом проект прекратил свое существование, ей придется потратить какое-то время на поиски нового сценария. Разумеется, у такого известного режиссера, как Талли, всегда хватало предложений, но среди них было сравнительно мало таких, которые бы ей понравились. А Талли непременно хотела найти хороший сценарий с достойным бюджетом, чтобы работать над ним в свое удовольствие.

Как показывала практика, именно когда она работала с удовольствием, у нее получались самые лучшие фильмы.

Мать и дочь еще некоторое время лежали рядом, болтая о всякой ерунде. Потом Макс, которая все никак не могла успокоиться, сказала:

— Ну и придурок этот Хант! — Она просто не могла выразиться резче. Все уважение и привязанность, которые она когда-то к нему испытывала, куда-то испарились, остались только презрение и обида за мать. — А Брит и вовсе мошенница.

— Ты права, — согласилась Талли. — К сожалению, у них обоих не оказалось ни принципов, ни совести, ни морали. Я уже не говорю о силе характера. Неужели так трудно было удержаться и не… Впрочем, насчет Бриджит я точно не знаю. Похоже, характер-то у нее есть, просто она с самого начала была не той, за кого я ее принимала.

— Ты рада, что она попадет в тюрьму? — осторожно спросила Макс.

— Я рада, что больше ее не увижу, — сказала Талли. — А насчет тюрьмы… Может, это и не совсем правильно, но я считаю, что какое-то наказание она должна понести. Не говоря уже о том, чтобы вернуть украденное.

— А она вернет? Суд может ее заставить?

— Честно говоря, не знаю. Как мне сказали, в подобных случаях никогда не удается вернуть все, поэтому нужно радоваться, если удастся получить хоть что-нибудь.

— Ладно, будем надеяться, что тебе повезет. В конце концов, ты же у меня знаменитость!.. — Макс рассмеялась. — Я буду молиться за тебя, мама, — добавила она гораздо более серьезным тоном, и Талли едва не расплакалась. Похоже, ее дочь действительно выросла; во всяком случае, она знала, что хорошо, а что плохо и чем можно помочь человеку, когда от него самого мало что зависит.

— Ладно, — сказала она, — какие планы на вечер? Куда пойдем?

Макс хотела пойти в свой любимый ресторан неподалеку. Талли не имела ничего против — после того как она столько времени проработала на съемочной площадке в Палм-Спрингс, ей хотелось побывать в каком-нибудь цивилизованном месте. Кроме того, Талли давно научилась дорожить каждой минутой, которую она проводила с дочерью, а где — не имело существенного значения.

Любимый ресторан Макс ей, впрочем, понравился, хотя поначалу она боялась, что там будет только пицца нескольких сортов. Меню, однако, оказалось вполне приличным, и, когда уже поздно вечером они возвращались домой, Талли впервые за много недель почувствовала, что наелась досыта. Она уже забыла, как это бывает, когда полный желудок рождает приятное тепло и расслабленность во всем теле. Погода тоже благоприятствовала — весна в Нью-Йорке была одним из самых лучших времен года, и в теплом вечернем воздухе плыл горьковатый аромат распускающихся почек.

Добравшись до квартиры, мать и дочь легли в одну постель и включили телевизор. Талли вскоре задремала, но Макс долго смотрела на экран и все думала, думала о том, что́ она узнала сегодня.

Глава 15

На следующее утро Талли и Макс отправились завтракать в расположенное на соседней улице кафе «Клуни». Мать заказала яйца-пашот на английском маффине, Макс удовольствовалась омлетом. Ели обе не спеша, и Талли получила наконец возможность как следует расспросить дочь о ее делах. Как выяснилось, бойфренд-медик, о котором Макс рассказывала ей по телефону, уже несколько недель назад ушел в прошлое. Теперь она в основном училась или проводила время с однокурсниками. Самых близких друзей Макс обещала представить матери вечером, и Талли предложила сходить вместе в ресторан.

В семь часов они всей компанией отправились в «Да Сильвано», который был любимым рестораном Талли; здесь подавали очень вкусные итальянские блюда, к тому же они взяли столик под навесом, где можно было дышать свежим воздухом и смотреть на проходящих мимо людей. Оставшиеся дни Талли и Макс бродили вместе по Сохо[20] и Челси[21], заходили в галереи и магазины, побывали в Музее современного искусства, погуляли в Центральном парке и послушали там шумовой оркестр, исполнявший какие-то мелодии на канистрах, бочках и прочем железном ломе. В один из вечеров они, как и собирались, побывали на Бродвее, и вообще делали все, что любили делать, когда бывали в Нью-Йорке. Талли отдыхала телом и душой, однако не забывала регулярно проверять свой мобильный телефон, нет ли там сообщения от Джима, который известил бы ее об аресте Бриджит. Впрочем, она понимала, что еще слишком рано — сначала нужно было получить решение Большого жюри и ордер, да и Бриджит, скорее всего, все еще была в Мексике. И все же она была не в силах справиться с собственным нетерпением, к тому же ей хотелось, чтобы арест произошел, пока она была в отъезде, хотя умом Талли понимала, что рассчитывать на подобное везение не стоит.

Неделя пролетела незаметно, настало воскресенье. Вечером Талли предстояло возвращаться в Лос-Анджелес. Они с Макс прекрасно провели время, но теперь ей нужно было заканчивать картину, к тому же она подозревала, что ее ждут и другие дела. Перед тем как отправиться в аэропорт, Талли крепко обняла дочь и поблагодарила ее за все, и в первую очередь — за понимание и поддержку.

— Ну что ты, мам, о чем ты говоришь! — воскликнула Макс. — Только если у тебя в следующий раз будут неприятности, не жди — звони мне сразу, договорились?

Пару дней назад она отправила Ханту электронное письмо, в котором написала, что не ожидала от него столь бесчестного поступка и что он ее очень разочаровал. Макс показала письмо матери, и Талли была искренне тронута тем, что дочь думает так же, как и она сама. Кроме того, Макс утверждала, мол, после того как она нашла способ высказать Ханту все, что она о нем думает, ей стало немного легче на душе. Бриджит, впрочем, она ничего писать не стала. В конце концов, Хант не украл у ее матери ничего, кроме доверия и времени. Несмотря на это, Макс продолжала считать его поступок ужасным — ведь он оказался просто жалким обманщиком и лжецом, и она больше не хотела его видеть. В этом смысле уход Ханта к другой женщине был потерей и для нее. Ни с новой любовницей Ханта, ни с их ребенком Макс, разумеется, тоже не желала иметь ничего общего. То, что он сделал, было, с ее точки зрения, подлостью, которую нельзя простить и за тысячу лет, и она решительно обрубала все ниточки, связывавшие ее с мужчиной, которого еще недавно Макс любила как отца. Талли, правда, не очень хотелось, чтобы дочь сильно злилась на Ханта, однако она хорошо понимала ее чувства. Общая потеря сблизила их с Макс — теперь мать и дочь понимали и любили друг друга еще крепче, и это было, наверное, самое главное.

* * *

Талли провела в Лос-Анджелесе уже несколько дней, а Джим все не звонил. Сама она звонить ему не решалась, к тому же ей было не до того — с утра до вечера Талли находилась на площадке, стараясь закончить фильм вовремя, и ей пока удавалось выдерживать намеченный график, хотя некоторые члены съемочной группы начинали роптать из-за того, что им приходится перерабатывать.

К ее большому удивлению, Бриджит тоже не звонила, хотя, получив письмо, в котором Грег Томас извещал ее об увольнении, на площадке не появлялась. Она не прислала своей бывшей нанимательнице ни эсэмэски, ни обычного письма с оправданиями, извинениями или сожалениями по поводу того, что их дружба перестала существовать и что долгие годы близкого знакомства завершились столь печальным образом. Бриджит словно сквозь землю провалилась, но когда Талли, озадаченная ее молчанием, рассказала об этом отцу, он сказал, что ничуть не удивлен.

— Я вообще не уверен, что такие люди, как Бриджит, способны чувствовать сожаление или раскаяние, — сказал Сэм, когда однажды вечером Талли заехала к нему по дороге домой. — Воры и лжецы никогда не сочувствуют своим жертвам. И даже когда их ловят за руку, в них просыпается отнюдь не совесть, а инстинкт самосохранения. Пока вор или обманщик боится, что его могут наказать, он делает вид, что раскаивается, но стоит ему убедиться, что и на этот раз ему все сойдет с рук, он сразу забывает о тех, кого обидел или обокрал. И снова принимается за старое. Так что я отнюдь не удивлен, что Бриджит исчезла, нет, не удивлен. — И он покачал головой.

Несмотря на поздний час — Талли приехала к отцу в начале одиннадцатого вечера, после того как провела на съемочной площадке почти пятнадцать часов, — Сэм Джонс выглядел лучше, чем обычно, и Талли вздохнула с облегчением. Она боялась, что за ту неделю, что она провела в Нью-Йорке, отцу станет хуже, но, к счастью, ошиблась. Сам он объяснял свое хорошее самочувствие неожиданно установившейся в Лос-Анджелесе жарой. «Для кого жара, дочка, а для нас, стариков, просто теплая погода, — говорил он Талли. — Кровь-то уже не греет, не то что в молодости».

— Наверное, ты прав, папа, — печально согласилась она. В глубине души Талли надеялась, что Бриджит все-таки даст о себе знать, но она вела себя так, словно и не было этих семнадцати лет, в течение которых они встречались чуть не каждый день, общаясь тесно, словно близкие люди.

Потом Талли рассказала отцу о своей поездке в Нью-Йорк к дочери. Сэм был рад услышать, что у Макс все хорошо, хотя она звонила ему каждую неделю и он был более или менее в курсе ее дел. Он и сам иногда звонил внучке, если она забывала сделать «контрольный звонок». Но больше всего Сэма обрадовало, что Макс приедет в Лос-Анджелес после летней сессии. Он даже сказал, что хотел бы сделать ей какой-нибудь подарок, и Талли пообещала подумать и сказать, что Макс порадовало бы больше всего.

Прошло почти полторы недели, прежде чем Талли обнаружила на мобильнике послание от Джима Кингстона. Она ожидала вестей давно, поэтому не стала медлить и сразу же перезвонила ему.

— Что, есть какие-нибудь новости? — спросила она, не в силах сдержать эмоции. Джим, напротив, отвечал совершенно спокойно, словно речь шла о самых обычных вещах. Впрочем, для него они, наверное, и впрямь были обычными.

— Есть. Мы с Джеком арестовали ее сегодня во второй половине дня. Ночь она проведет под стражей, а завтра утром ей предъявят обвинение.

Талли резко выдохнула воздух. Она ждала этих слов несколько месяцев, и теперь ее сердце невольно сбилось с ритма. Конечно, думала она, радоваться чужому несчастью нехорошо, и все-таки она была рада. Нет, не тому, что Бриджит предстанет перед судом и, быть может, отправится в тюрьму на годы, а тому, что проблема, которая мучила ее столько времени, будет наконец решена. Это было как болезнь — Талли еще не выздоровела, но кризис миновал, и она могла надеяться, что рано или поздно пережитая боль останется для нее в прошлом. До этого момента, впрочем, было еще довольно далеко. Сначала ей придется пройти через многочисленные официальные процедуры — судебные заседания, дачу показаний и прочее, но Талли готова была терпеть.