Таня Винк - Прости за любовь

Дима часто вспоминал Молчуна, и со временем отношение к его рассказу изменилось. Совсем мальчишкой он удивлялся: ну как можно все бросить из-за любви? Даже потеряв Настю, он какое-то время не понимал этого, думал, все наладится и он заживет счастливой жизнью, пусть не очень счастливой, но Настя уйдет в прошлое и жить станет легче. Так не случилось, и он понял: вечная любовь существует, вот из-за нее можно все бросить.

Еще вечной любовью он любил свой город, пусть даже в нем не останется ни одной родной души. Ведь город можно любить только потому, что в нем есть облезлый кинотеатр, в который бегал каждый день, зажав в кулаке два «пятнарика», и подъезд, в котором впервые целовался с девчонкой. А Харьков – город особенный. Особенный не только водой, но и своей неоднородной ментальностью, тихо перебраживающей, выталкивающей на поверхность неординарных людей, ставших гордостью города. Особенный неповторимым интеллигентным спокойствием, и этим он напоминает кажущегося спящим льва. Именно кажущегося, на самом деле этот лев не спит, он наблюдает и легонько царапает землю до поры до времени.

Пора настала весной 2014 года, когда на площади Свободы избивали людей, а по улице Иванова, Пушкинской и до русского консульства на Ольминского таскали стометровый российский флаг и кричали: «Харьков – это Россия!» Неожиданно для себя Дима почувствовал, что его город нуждается в нем, как беззащитное дитя. За время, проведенное бок о бок с евромайдановцами, он понял, что его город болен, возможно, тяжелее, чем все другие города Украины, за исключением тех, где уже идет война. Город отстояли, но болезнь продолжается. Она, конечно, отступит, но не завтра. Обязательно отступит. Потому что его город особенный.

И еще в Харькове живет Лена, женщина, с которой он прожил почти тридцать лет. Чего сегодня больше в его чувствах: жалости или привычки? Ответить сложно.

«Без твоей любви я сразу состарюсь», – сказала однажды Лена.

Она хорошая жена, она всегда поддержит в трудную минуту. Благодаря ее упорству он стал тем, кем стал. «Давай, зарабатывай, мне нужны деньги, я хочу увидеть мир, хочу красиво одеваться!» На самом деле она домоседка и далеко не шмоточница, но это подстегивало Диму, потому что он видел, как с каждой его победой в бизнесе глаза жены горели все большим восхищением. Она часто говорила, что он лучший мужчина на свете, что за ним она по-настоящему «за мужем», с ним она в безопасности, а без него пропадет. Было время, когда она писала ему стихи – они и сейчас есть в его телефоне, и когда он злится на Лену, читает их и все прощает. Он понимает, что не разум толкает ее на скандалы, а страх – она загнана в клетку времени, и часы беспощадно тикают, приближая момент, которого она боится. «Я не знаю, как смогу жить, если не подарю тебе ребенка», – часто повторяет она. Если бы она знала, как ему больно это слышать!

Ведь он любит ее. По-своему. Или это не любовь?

Лена позвонила, когда он уже сидел в самолете.

– Я не смогу тебя встретить, ноги отекли.

– Сильно?

– Да нет, как обычно…

– Не волнуйся, я возьму такси.

* * *

С Григорием Савченко Дмитрий познакомился в скором поезде Интерсити «Харьков – Киев» три года назад. Заочно они уже были знакомы, так что всего лишь обменялись улыбками и рукопожатиями. Профессора архитектуры Савченко, высокого, сухопарого, с длинным крючковатым носом и густыми вьющимися волосами, зачесанными назад, называли динозавром архитектуры, потому что он уже спроектировал и построил сто пять объектов. Он относился к профессионалам, болеющим за красоту Харькова. Всю дорогу они беседовали и в Киеве расстались приятелями. А когда Лена решила перестроить дом, Дима попросил Гришу порекомендовать толкового архитектора. К тому времени они дружили семьями, и Гриша предложил свои услуги.

Гриша приехал в полдень, как договаривались.

– Ну что, успокоительным запаслись? – спросил он, доставая из сумки ноутбук.

– А надо? – спросила Лена.

– Ну, на всякий случай. Не все сразу принимают новое.

– Это не про нас.

Они устроились на диване – Гриша посредине – и уткнулись в ноутбук. На экране появились ворота, которых еще нет, за ними дорожка, ведущая к дому. Виртуальные ворота открылись, и они «пошли» по дорожке к одноэтажному дому с большой террасой… Знакомство с домом сопровождалось звуком шагов, щелчками дверных замков и стуком закрывающихся дверей. Они «прошлись» по дому и уже с другой стороны вышли к беседке.

– А где моя клумба? – спросила Лена.

– Вот она, – Гриша открыл план и навел курсор на круг.

– Не понимаю… – Лена всматривалась в экран, – она на прежнем месте?

– Нет, я ее перенес.

– Зачем?

– Затем, что на ее месте будет фундамент.

– Эту клумбу еще мой дед заложил! Нет-нет, я не согласна, никакого фундамента!

– Леночка, доверься профессионалу, – встрял Дима.

– Я не согласна! – Лена шмыгнула носом, ее руки дрожали.

– Понимаешь, архитектура – это наука со своими правилами и законами, – сказал Гриша. – Если не перенести клумбу, то пострадает освещенность террасы. Верхушки сосен будут закрывать солнце на сорок минут раньше.

– Я это переживу!

С минуту они сидели в тишине.

Гриша нахмурился.

– Хорошо. – Он закрыл ноутбук. – Я сделаю так, как ты хочешь.

Гриша выпил кофе и уехал.

– Чего ты вцепилась в клумбу? – удивился Дима.

– Не твое дело! – нервно ответила Лена. – Ты привез мои туфли?

– Да, они в чемодане. – Дима взял журнал.

Только он лег на диван, как вошла Лена со спортивными туфлями в руках. Ее лицо пылало гневом:

– Кто их надевал?

– Надевал? Никто не надевал, – сердито ответил Дима.

– А это что? – Она сунула туфли Диме в лицо. – Я всегда развязываю шнурки, а потом снимаю!

– И что? – Дима смотрел на шнурки и ничего не понимал.

– А то, что их кто-то надевал!

Лена швырнула туфли на пол с таким видом, будто это была ядовитая змея.

– Их никто не надевал. – Дима снова уткнулся в журнал.

Лена всхлипнула.

– Послушай, – Дима отложил журнал и сел, – уборщица не могла надеть, она не грешит этим. Значит, ты просто забыла развязать.

– Нет, это значит, их надевала другая женщина.

Дима вздохнул:

– У нас в доме нет другой женщины, только Зоя!

Лена взяла телефон.

– Зоя, здравствуйте. Скажите, пожалуйста, вы надевали мои спортивные туфли? Что? В ремонт? Послушайте, это же неприлично! Я не знаю, что теперь с ними делать. Не нужны мне ваши деньги, я… Нет, ты слышишь?! – обратилась она к Диме. – Эта тварь бросила трубку! Она ходила в ремонт в моих туфлях!

– В какой ремонт?

– Сапоги относила, подошва, видите ли, отвалилась! – взвизгнула Лена. – Как она смела?! Боже мой, я не смогу их надеть! Никогда! Убери их! Немедленно! Выбрось в мусор! Я брала их руками! – Лена смотрела на свои руки, будто это были две ядовитые гадюки.

Насмотревшись на руки, она побежала в ванную. Из ванной она выскочила, тщательно вытирая руки полотенцем.

– Уволь ее немедленно.

– Ты что? Из-за туфель? Да человеку нечего было надеть!

– Плевать!

– Лена, она честная женщина, она работает у нас два года. Она чистоплотная, исполнительная, мне нравится, как она убирает.

– Может, тебе не только это нравится?!

Дима сунул журнал под мышку и пошел в ванную – только там можно побыть одному. Едва он закрыл за собой дверь, как услышал голос Лены:

– Я сама ее уволю. Я не потерплю, чтобы кто-то прикасался к моим вещам. Клумба – тоже моя личная вещь, ее нельзя трогать, усвой это!

Дима уже дочитал статью в журнале, а Лена все еще ворчала, но уже не так нервно.

Ночью жена разбудила его криком: «Дай руку!» Он дал руку, и она прижала ладонь к животу. Он почувствовал толчок: «Здравствуй, папа!»

«Здравствуй, малыш!»

Много лет назад, когда первый малыш ударил ему в ладонь, он едва не заплакал от счастья. Во второй раз он заплакал беззвучно. В третий раз рука дрожала, а сердце болело. В четвертый он послушал удары и сказал: «А нельзя ли его забрать оттуда? Пусть сделают преждевременные роды». Лена закрыла глаза и не ответила.

«Мой пятый малыш…» Нет, шестой. Тот, самый первый, так и не ударил его в ладонь, он затих в одиночестве раньше его братьев.

Лена включила ночник и посмотрела на Диму:

– Пожалуйста, не уезжай, будь с нами рядом, ты нам очень нужен.

По ее виску стекала слезинка. Она быстрым движением вытерла ее, но тут же появилась новая. Дима поцеловал жену в соленый висок.

– Я не уеду, не оставлю вас. Спи…

Она улыбнулась, выключила ночник и прижалась к Диме.

1988 год. День третий

На пляже Дима вертел головой в разные стороны. Он не видел Насти в столовой, а Света сказала, что Настя быстро поела и умчалась в неизвестном направлении.

– Чего ты такой нервный? – спросил Тарас.

– Ничего.

Тарас лег набок:

– Слушай, ты не сердись за вчерашнее, делай что хочешь, просто не слишком увлекайся. Ты ж про меня Людке не скажешь?

Дима посмотрел на него с недоумением:

– Я что, на сволочь похож?

– Нет, совсем не похож, но я всего лишь прояснить хотел. Я тоже Лене ничего не скажу. О, приперлись… курицы! Светка меня динамит, сучка недоделанная, но я своего добьюсь, – он понизил голос до шепота.

К ним подошли Света и Аня.

– Привет, мальчики, – сказала Света. – Как водичка?

– Кому как, – буркнул Тарас.

– Чего не в настроении?

– На солнце перегрелся.

– Так пойдем освежимся, – предложила Света, не сводя глаз с Димы.

– Я только что искупался, – сказал Дима и вдруг увидел Настю.

Он забыл обо всем и обо всех, вскочил и пошел ей навстречу.

– Доброе утро!

– Доброе утро.

Дима стоял и смотрел на нее. Он забыл, где находится, не видел, как Тарас сел и, сняв темные очки, уставился на них. Не видел, с какой ненавистью за ними наблюдает Светлана.

– Тебя не было в столовой, – сказал Дима. – Я решил, что-то случилось, боялся, что ты заболела или уехала. – Его голос прерывался, от волнения сбивалось дыхание.

– Ну что ты, уж кого-кого, а тебя я предупредила бы. – Настя улыбнулась. – Я быстро позавтракала и побежала на почту дать телеграмму. Мне надо было поздравить одну знакомую с днем рождения.

– Ты могла заказать телеграмму из моего номера, у нас есть телефон.

– Я не знала, что так можно.

– В другой раз обязательно скажи.

– Хорошо. Но, кажется, больше поздравлять некого. – Она сморщила носик.

– Ты будешь купаться?

– Конечно!

– Тогда идем! – радостно воскликнул Дима.

Они доплыли до буйка, вернулись обратно и сели на камешки. Между бровями Насти вдруг пролегла крошечная морщинка.

– Дима, я не была с тобой до конца откровенной.

– В чем? – с замирающим сердцем спросил он.

– Я не предупредила тебя… Прости… Я не хотела… Я… я выросла в детском доме, – выпалила она и вся съежилась, будто боялась, что ее ударят.

У Димы отлегло от сердца – он-то думал, Настя скажет, что у нее есть парень.

– Не предупредила? – с облегчением выдохнул Дима. – Какая разница, кто где вырос? Главное – ты такая, какая есть, какой я тебя знаю.

– Ты не знаешь меня, – грустно сказала Настя.

– Может, и не знаю, но я тебя чувствую.

– Дима, – она смотрела в глаза, – все говорят, что таких, как я, надо бояться, что мы другие…

– Плевать мне на то, что говорят! – воскликнул он. – И забудь, откуда ты, для меня это не имеет значения.

– Ты первый, кто так говорит. – Она улыбнулась. – Ты удивительный. Помнишь, я рассказывала о дяде Роме? Он мне не родственник, он у нас в детдоме работал. Не знаю, как его должность правильно называлась, но он был и сторожем, и садовником, и плотником, да кем он только не был! До этого он работал в милиции. Дядя Рома очень любил детей, своих у него не было, единственный сын умер. Видел бы ты, какие чины приезжали к нему на день рождения! Даже генерал приезжал. Дядя Рома надевал китель, и они все уезжали, а мы боялись, что он больше не вернется. Но он возвращался и привозил огромную сумку вкусностей. Я ждала его. Часами сидела у окна, высматривала, когда он войдет в калитку. Мы с ним очень дружили.

– Это хорошо, когда с кем-то очень дружишь, – заметил Дима.

Настя вновь нахмурилась:

– Ты рассказывал о своей маме…

– Прости, если сделал тебе больно.

– Нет, что ты! Я хотела сказать, ты так хорошо говорил о своей маме! Она, наверное, очень добрая.

– Очень. Она хороший врач, пациенты ее любят.

На лице Насти появилась решимость, и она уставилась на Диму немигающим взглядом:

– Я сейчас кое-что скажу тебе, но обещай, что не подумаешь, что я ненормальная.

– Настя! – в сердцах воскликнул он. – Как можно?!