– Не вовремя, до полуночи десять минут осталось! – проворчал Юра и выбежал во двор.

Гости с любопытством наблюдали, как Юра выбежал в ярко освещенный двор, как приказал лабрадору сесть – тот сел и уставился на хозяина. Юра что-то сказал псу – тот дернул головой, вроде как ответил. Юра еще что-то сказал – Давинчи встал и пошел к дому на полшага позади хозяина.

– Что это с ним? – спросил Дима.

– Не знаю, – пожал плечами Юра. – Завтра разберемся. Главное – успеть поднять бокалы.


Дима проснулся без четверти десять. Он с трудом раскрыл глаза и увидел не одну люстру, а две.

– Кажется, я перебрал… – Он закрыл лицо ладонями.

– Это точно, – сказала Лена, – тебе уже не тридцать и даже не сорок. – Она положила руку ему на лоб. – Слава богу, нет температуры.

– А что, должна быть? – спросил Дима.

– Конечно, вы же с Яровым босиком вокруг елки плясали.

– Вокруг елки?

– Да.

– Босиком?

– Да. Хорошо еще, что не нагишом!

– Да, пить надо меньше.

Лена встала с постели и набросила халат.

– Кажется, кто-то уже проснулся и вышел из дома.

– Это Юра.

– Почему ты так решил?

– Я не решил, просто знаю, что собаку надо выгуливать утром и вечером.

Дима был прав: к завтраку в столовой собрались все, кроме Юры и Тани.

– Кажется, голубки снова вместе, – шепнула Лена. – Хорошее начало года.

Она хотела еще что-то сказать, но дверь с грохотом распахнулась и в комнату ввалились Юра и Таня.

– Всем добрый день! – воскликнул Яровой; его лицо было красным от возбуждения. – Мы нашли много интересного!

С этими словами Юра расстелил на столе бумажную салфетку и высыпал на нее содержимое карманов. Все вскочили с мест и склонились над находками. Илья принялся осторожно разгребать кучку столовым ножом:

– Это советские двадцать копеек тридцатого года выпуска. Серебряное колечко… Лена, ты колечко не теряла?

– Я серебро не ношу.

– У вас тут благодатная земля, – не унимался Юра.

Среди находок были пуговицы, одна даже с пятиконечной звездой, кусочек цепочки, ракушка, звено браслета, три дешевенькие сережки, все разные, и множество того, что без предварительной чистки опознать было невозможно.

– Лабрадоры – прирожденные археологи, – с гордостью сказал Юра. – Мы с Давинчи работали в двенадцати экспедициях, он там сильно отличился, даже медаль получил от археологического общества.

– Все это лучше не чистить, а показать антиквару как есть. Я телефончик дам, есть у меня один хороший антиквар, интересуется всем советским. А это что? – Илья взял в руки что-то на цепочке и поднес к глазам. – Это подвеска, эмаль на серебре. – Он аккуратно провел по подвеске салфеткой и прищурился. – Здесь изображена роза. Какая красота!

– А ну дай, – попросил Гриша, надевая очки. – Ага… Это ростовская финифть, тридцатые-сороковые годы прошлого века.

– Можно посмотреть? – попросил Дима.

Гриша отдал ему украшение.

– Где вы это нашли? – спросил Дима у Юры, чувствуя, что может упасть, и опустился на стул.

– В дальнем углу сада.


Ветер раскачивал шары на елке.

Юра и Таня уезжали последними. Прежде чем сесть в машину, Юра отвел Диму в сторонку.

– Слушай, в этой клумбе, – он кивнул головой в сторону клумбы, – лежат чьи-то останки, собаки или кошки. Давинчи не ошибается… В общем, розы аккуратнее нюхай. – Он усмехнулся и пошел к машине.

– Ну вот, праздник закончился, – сказала Лена, кутаясь в шаль и направляясь к дому. – Пойдем, выпьем чаю, а то я продрогла.

– Не хочу, – ответил Дима.

– Чего ты мрачный? Расстроился, что все уехали? – Она улыбнулась.

– Нет, просто устал.

– Пойди полежи.

– Нет, мне еще надо кое-что сделать во дворе.

– Дима, ты плохо выглядишь, ты мало спал.

– Лена, скажи, пожалуйста, бабушка не имела привычки закапывать в клумбу собак или еще кого-нибудь?

Лена почувствовала, что бледнеет, но не могла взять себя в руки.

– В клумбу? – Она заставила себя рассмеяться, но получилось как-то фальшиво. – Что ты, она где-то по углам закапывала. Пошли чай пить!

– Иди сама.

Лена заглянула ему в глаза, снова улыбнулась, пожала плечами и пошла к дому. На крыльце остановилась и обернулась – сунув руки в карманы куртки, Дима смотрел на клумбу. Потом расстегнул молнию на куртке и быстро пошел к сараю, в котором хранился садовый инвентарь. Оттуда он вышел в одной рубашке и с лопатой в руке.

– Что ты собираешься делать? – спросила Лена.

Он молча воткнул лопату в землю и сорвал с клумбы зимний каркас.

– Не надо открывать розы! – Она подбежала к клумбе. – Они замерзнут!

Опустив голову, Дима молчал.

– Что с тобой, милый?

Он что-то вынул из кармана брюк.

– Это подвеска Насти, – сказал он, открывая ладонь.

– Насти? Какой Насти?

– Той самой!

– Той самой? Не понимаю… Какая связь? Ты что, думаешь, только у нее была такая подвеска? Да их тысячи!

Дима не ответил и воткнул лопату в клумбу.

– Что ты собираешься делать?!

– Я ничего не буду делать, если ты честно скажешь, почему не захотела переносить клумбу.

– Как почему? Это память…

– Вранье! – Дима наклонился и подсек лопатой корни розового куста.

– Остановись! – воскликнула Лена. – Не трогай розы!

– Лена, уйди! – Дима вырвал куст и бросил рядом с клумбой.

– Господи, да что ж это?! – Лена бросилась к кусту, но Дима подсек следующий, и она вернулась к клумбе.

– Не трогай мои цветы! – Она наклонилась и обхватила последний куст руками, но Дима подсек и его корни.

– Ты сошел с ума! Это очень дорогие розы!

– Лена, уйди, прошу тебя.

Она прижала пальцы к губам и побрела в дом.

Все очень плохо…

Нет, все будет хорошо, главное – не признаваться. Ни в чем!

Она выглянула в окно – яма уже была Диме по колено.

Он продолжал копать. Когда яма дошла до середины бедер, он остановился и наклонился.

Лена выбежала во двор. Дима осторожно разгребал землю руками.

Когда он выпрямился, в его руке была кость.

– Надо же! – воскликнула Лена. – Бабушка меня обманула, она обещала перенести боксера в другое место.

– Возможно, это не собачья кость.

Он пошатнулся и сел на край ямы.

– Что с тобой? Тебе плохо? – Лена метнулась к нему, но он выбросил вперед свободную руку. По его щекам текли слезы.

Лена остановилась, будто наткнулась на невидимую стену. Рассказать все, что она знает? Нет, это невозможно. Он обязательно спросит, почему она сразу не рассказала. Что она ответит в оправдание? И знает ли она всю правду?


Это было в середине девяностых. Она решила сделать бабушке сюрприз и через знакомых достала редкий розовый куст. Он был в большом саморазлагающемся горшке. Лена приехала, пока бабушка была на работе, переоделась, взяла лопату и принялась за дело. Когда яма была уже довольно глубокой, Лена увидела кости. Ее стошнило, и ноги сами понесли ее прочь от клумбы. Она пила чай с лимоном, когда приехала бабушка. Бабушка выслушала Лену и улыбнулась:

– Извини, что не предупредила, это боксер. Он же зимой сдох, и только в клумбе земля была рыхлая. Я его обязательно перенесу.

Они пообедали, хотя Лене кусок в горло не шел, и бабушка отвезла ее домой.


– Я сделаю экспертизу, – воскликнул Дима.

– Что?! – Она засмеялась. – Говорю тебе, это собака!

Лена почувствовала страшную усталость и нежелание говорить о чем-либо. Она вернулась в дом и застыла у окна.


Она никогда не спрашивала у мамы, куда уехала та девушка. Сколько денег ей дали? А незадолго до смерти, истерзанная болями, мама сама призналась. Настя оказалась простодушной и глупенькой. Только мама подсела к ней, как она тут же расплакалась и сразу все выложила – что ждет любимого, что у нее никого нет. Мама сказала, что поможет ей, что знает Диму, а сейчас Настя должна подумать о ребенке – она вся синяя от холода и, видимо, давно не ела. Настя согласилась, и мама отвезла ее к бабушке. Уже у бабушки мама сказала, что Дима ее зять, и потребовала немедленно выметаться из города, иначе Насте несдобровать. Настя отказалась. Тогда бабушка вышла из себя и бросилась на Настю. Девушка тоже оказалась не робкого десятка. Они сцепились, Настя упала и ударилась головой о край буфета. И все… Мама и бабушка положили ее в машину – а что им было делать?! – и поехали на окраину города. Там они выбросили ее из машины. И ее сумку тоже выбросили. Что было потом – мама не знает.


Дима выбрался из ямы и пошел в сарай. Он пробыл там несколько минут и вернулся с рулоном черных полиэтиленовых мешков. Он аккуратно сложил все в мешок и плотно завязал.

Закончив работу, он положил мешок в багажник и пошел в дом.

– А розы? Что теперь с ними будет? Они же погибнут, – сказала Лена, когда он проходил мимо нее в ванную комнату.

Он не ответил.

Она пошла в кухню, вынула из холодильника все, что в нем было, поставила на стол две тарелки и села в ожидании мужа.

Дима вышел в халате, вытирая волосы полотенцем.

– Ну, ты закончил? – бодрым голосом спросила она. – Давай поедим, осталось много вкусного.

– Я уезжаю, – бросил он, не останавливаясь.

– Хорошо, мы уедем, но я голодная, и тебе пора поесть. – Она почти бежала за ним по коридору.

– Я уезжаю один.

– Как один? А я?

– Ты оставайся, я позвоню тебе.

– Оставаться? Здесь? Ладно, я розы посажу, пока тепло… пока земля не замерзла.

– Нет! Яму не трогай!

Пока он одевался, она стояла у двери спальни. Пока он выезжал со двора, она стояла на крыльце.

– Пожалуйста, не уезжай, – шептала она, не в силах сдержать слезы.

Ворота закрылись.

– Не уезжай! – изо всех сил закричала Лена и упала на колени. – Я люблю тебя! Это не я! Я не хотела!


Это потом она не хотела и жалела о содеянном, а тогда ой как хотела навести на Настю порчу, даже спать не могла!

Подвеску она нашла в бабушкином дворе. Украшение валялось прямо под ногами, втоптанное в грязь. Лена ни с чем не могла его спутать – это оно висело на шее Насти, когда они впервые встретились, и ее имя было на обратной стороне. Лена взяла украшение и тайком от мамы поехала к гадалке.

– Какую порчу хочешь навести? – поинтересовалась гадалка.

– Чтобы у этой твари ребенок не родился! – выпалила она.

– Не боишься?

– Нет!

– Ты успела, – сказала гадалка, – порча на бесплодие накладывается только в високосный год. А если дети появятся, то им счастья не видать.

– Надо, чтобы ребенка вообще не было! Никогда!

– А у тебя есть дети?

– Пока нет.

– Смотри, девка, чтоб не пришлось дорого заплатить, – предостерегла гадалка, но Лена оставалась непреклонна.

Гадалка взяла подвеску, провела Лену в маленькую комнату, освещенную тремя толстыми свечами, и они сели за стол. Наведение порчи заняло около получаса: гадалка шептала, плевала, шипела, размахивала руками, выкрикивала непонятные слова, во что-то обмакивала украшение и что-то на него сыпала. Потом завернула подвеску в красную тряпку и наказала закопать под сухой осиной или любым сухим или бесплодным деревом. А Лене наказала месяц не ходить в церковь – Лена туда и не собиралась. Лена закопала подвеску в конце сада, под засохшей липой. Липу потом выкорчевали, а подвеска куда-то делась – может, кроты утащили. Получается, что нет.

Все бы показалось невинной шуткой, если бы не срывы беременностей на двадцать четвертой неделе – ведь мама, после того как увезла Настю, сказала, что у той двадцать четвертая неделя беременности. Больше они об этом с мамой не говорили, даже после срывов.

– А люди не верят в возмездие… – горько усмехнулась Лена, глядя в небо.

Теперь уже ничего нельзя изменить, и вообще – она так устала бороться. Она всю жизнь боролась за любовь – и к чему это привело?

Она поднялась на ноги, собрала покалеченные кусты и отнесла в сарай.

* * *

«С таким грузом ехать по городу нельзя, – подумал Дима, – могут остановить, обыскать». Да мало ли на что есть риск нарваться в первый день нового года, когда практически каждого водителя можно оштрафовать за вождение в нетрезвом виде.

Он повернул за угол, остановился и взял телефон.

– Илья, мне срочно нужна твоя помощь.

– Что случилось?

– По телефону не могу.

– Где ты?

– Недалеко от дома.

– Хорошо, я выезжаю.

Дима видел, как Лена проехала мимо. Она уже звонила ему несколько раз, но он отклонил вызовы. Она прислала эсэмэску: «Позвони», – но он не ответил. Он будто существовал вне реальности и вне времени, все его чувства притупились, и ему нужно было только одно – как можно скорее узнать, чьи останки лежат в мешках.

Может, это боксер?

Он о многом успел подумать, пока дождался звонка Ильи.

– Я на Новгородской. Ты где?