― Ага, ― говорит он. Затем садится в кровати и медленно встает. Мы идем в душ и моем друг друга, потом выходим и обсыхаем. Лучше бы я осталась в постели с Уиллом на весь день, но на сегодня у нас запланировано интервью и фотосъемки. Надеюсь, у них хорошие визажисты, потому что мы выглядим ужасно. Я сижу на краю кровати и жду, пока Уилл обуется, когда раздается стук в дверь.

― Эй, ребята! Вы опаздываете, ― это Пэтти зовет нас, продолжая непрерывно стучать в дверь.

Уилл смотрит на меня и вздыхает. Я встаю и иду к двери, и, когда открываю, глаза Пэтти выскакивают из орбит, а губы сжимаются в узкую полоску.

― Какого хрена с тобой случилось?

― Мы оба заболели, ― говорю я, когда Уилл вылезает из спальни.

― Дерьмо! К сожалению, уже слишком поздно отменять ваше сегодняшнее интервью, поэтому надевайте свои лучшие профессиональные «лица», «потому что у нас встреча с Райаном Сикрестом».

Как только она заканчивает свою речь, к входной двери подходит Олсен. Он бросает на нас взгляд и смеется.

― Вы, ребята, выглядите как дерьмо, ― говорит он с большой грязной ухмылкой.

― Олсен, заткнись на хрен, ― отшивает его Уилл.

Мы выходим из номера и идем к ожидающему нас автомобилю.

По дороге на радиостанцию Пэтти останавливается, чтобы подобрать журналы и газеты и проверить вчерашние фотографии с мероприятия. Она открывает газету и первое, что мы видим ― целая полоса, посвященная нам.

― Дерьмо! Да, и черт побери! ― говорит Пэтти довольно громко, пока читает статью.

― Что? ― спрашиваю я.

― Взгляните, ― она протягивает мне газету, там довольно большое фото, на котором Олсен целует меня в лоб, а рядом фотография Уилла, стоящего на улице в одиночестве. Его руки спрятаны в карманы, он смотрит вниз на красную ковровую дорожку, и внизу подпись: «Страдания Уилла после того, как он проиграл Кэт ее телохранителю».

― Не может быть, ― ору я, продолжая читать статью.

― Что? ― озабоченно спрашивает Уилл.

― В статье говорится, что мы с тобой встречались, а потом я изменила тебе с Олсеном. Ты узнал об этом вчера вечером, на премьере, и твое сердце разбито. Тут же фотография, на которой я и Олсен, и фотография, на которой ты стоишь в одиночестве и выглядишь довольно жалко, ― говорю я, протягивая ему газету.

― Какого хрена! Олсен, почему ты целуешь Кэт? ― спрашивает Уилл, как только видит фотографии.

― Я просто хотел быть милым, ― говорит он.

Да, верно. Только он больше походит на жуткого!

― В этом поцелуе ничего не было. Журналисты раздули эту историю и сделали из мухи слона, ― объясняю я Уиллу.

― Итак, дорогуши, я сама все улажу. Я заявлю, что ты и твой «телохранитель» дружите со студенческой скамьи, а с Уиллом вы не расстались, потому что никогда и не были вместе. Сойдет такой вариант? ― спрашивает Пэтти.

― Спасибо, Пэтти, что разберешься с этим для нас, ― говорю я, а сама придвигаюсь к Уиллу и забираюсь к нему на колени.

― Я люблю тебя и только тебя, ― шепчу я ему на ухо. Он наклоняется и нежно целует меня.

― Ребята, мы в машине. А окна здесь затонированы лишь наполовину, ― предостерегает нас Пэтти.

Я вздыхаю и соскальзываю с колен Уилла. Я достаточно хорошо знаю правила, касающиеся наших отношений.

Следующие несколько дней мы проводим, давая интервью и бесконечно посещая фотосессии. Так как наши лица покрыты пятнами, а глаза ― уставшие и опухшие, то каждое фото делают кропотливо, долго и нудно, и для каждой фотографии выделяется подготовительное время.

*

― Итак, у меня есть статистика с премьеры, которая прошла в прошлую пятницу. Ребята, вы готовы услышать это? ― спрашивает Пэтти, и я не уверена, что хочу знать.

Уилл смотрит на меня, прикусив нижнюю губу.

― Начинаем, приготовьтесь. Ввиду серьезных предпродаж в пятницу, сборы составили где-то сорок и восемь миллионов долларов. Это примерно на пять миллионов больше, чем "Сумерки" сделали на свое открытие. В субботу сбор был чуть ниже, на тридцать девять целых и четыре миллиона, а в воскресенье был примерно такой же, как в субботу. В целом в общей сложности сто девятнадцать целых и шесть десятых миллионов долларов за выходные в Америке, ― заявляет она.

Мы сидим в шоке. У нас были подозрения, что сборы будут больше, чем ожидалось, но мы не думали, что настолько.

― Ни хрена себе! ― говорит Олсен громко.

― Да, согласен с тобой, чувак, ― восклицает Уилл.

― Я думаю, что можно смело утверждать, что вы теперь, ребята, самые горячие новые таланты Голливуда, ― говорит Пэтти. ― По предварительным оценкам, первый фильм перевалит за восемьсот миллионов долларов в прокате, ― она наклоняется и похлопывает нас обоих по спине.

Невероятно, я не могу поверить в такой большой размах. Неудивительно, что за нами повсюду ходят кричащие фанаты. Я заметила, что присутствие папарацци тоже постоянно увеличивается. Если раньше их было 5 или 6, то теперь их околачивается более 20-30. Уилл борется с визжащими девушками, но, кажется, он может за себя постоять.

― Как вы оба себя чувствуете? Лучше?

― Да, я определенно чувствую себя лучше, и Кэт тоже, ― отвечает Уилл за нас двоих.

― Это хорошо, я рада. А теперь нам нужно подготовить вас для интервью с Джимми Фэллоном на радио «Поздней ночью». Я знаю, день был длинный, но всего лишь еще одно последнее мероприятие. После этого оба можете взять пару выходных и заслуженно отдохнуть, ― говорит Пэтти.

Мы запланировали провести эти дни вместе. Даже, если нам придется по раздельности отправиться в наш маленький отпуск, это будет того стоить. Мы сможем отлично провести некоторое время вдвоем, не переживая, что за нами все наблюдают.

― Да, кстати, Кэт, продюсеры хотят, чтобы вы с Уиллом поехали на следующей неделе в Австралию на премьеру «Ночного странника». Они думают, что это будет фантастический рекламный ход, поскольку ты австралийка. Там полюбят тебя.

Боже мой, я еду домой. Что может быть счастливее?

Я сразу же воодушевляюсь. Уилл улыбается и сжимает мою руку. Не могу дождаться, когда покажу ему свой дом и представлю своего молодого человека родителям и друзьям.

*

Джимми Фэллон, конечно же, задает вопросы о наших отношениях, но мы, как обычно, все отрицаем. Я чувствую себя глупо. Мне не нравится всем врать, ведь наверняка люди понимают, что мы лжем. Джимми принимает наш ответ. Он довольно забавный, даже не скупится на импровизацию сцены, когда Владимир впервые встречает Коэна. Это очень смешно, вся студия и мы были в восторге.

После того, как интервью заканчивается, мы возвращаемся в отель, собрать кое-какие вещи для нашего маленького отпуска. Мы все чаще и чаще останавливаемся в отелях, и я начинаю привыкать жить на чемоданах. Уилл уходит раньше, чтобы никто не видел нас покидающими отель вместе. Напоследок он дарит мне долгий поцелуй и уезжает в уединенную студию-жилище в предгорье. Когда Уилл показал мне фотографию номера в интернете, я была в восторге. И мы сразу забронировали его.

Я выжидаю около получаса, прежде чем отправиться вниз. Такси уже ждет меня. Я проскальзываю внутрь и пристегиваюсь. Мы отправляемся по Голливудской Автостраде к Предгорью. К счастью, перед отелем не дежурят папарацци, так что я буквально прошла от фойе к ожидавшему такси без привычного толкания, пихания и вспышек света.

Водитель подъезжает к нашему уединенному пристанищу, останавливается и начинает доставать мой багаж. Я вижу, как Уилл мчится вниз по лестнице навстречу мне. И, как только он добегает до меня, молча хватает в охапку и начинает кружить, прижимаясь своими губами к моим. Мне радостно, и я смеюсь.

― Боже, я в предвкушении следующих двух дней с тобой наедине.

Я чувствую прилив жара внутри, и не просто сексуального характера. Мне неловко, что он не сдерживает себя перед водителем такси. К счастью, это не молодой мужчина, и можно не особо беспокоиться, что он имеет представление о том, кто мы такие. Я с таким же пылом целую Уилла в ответ. Водитель с улыбкой ставит мой багаж на землю, а затем возвращается в машину.

― Спасибо, ― говорю я между поцелуями, перед тем, как он уезжает. В ответ таксист высовывает руку из окна и коротко, резко машет напоследок.

― Целых два дня для себя. Только ты и я, одни, и наш замечательный отдых, ― шепчу я.

― Кстати, можешь отпустить меня сейчас? ― смеюсь я, но Уилл по-прежнему держит, уткнувшись мне в шею.

― Никогда! Я никогда не отпущу тебя. Ты ― моя, детка, вся моя.

Он осторожно ставит меня на землю и целует в макушку.

― Мне так тяжело было держаться от тебя подальше. Поэтому я не хочу, чтобы в течение ближайших двух дней мои руки или тело находились вдали от тебя хоть на несколько дюймов. Ты так много значишь для меня, и я собираюсь все наше время показывать тебе, сколько, ― говорит он, поднимая мои сумки.

― Я знаю, что ты чувствуешь. И я с таким нетерпением ждала наш маленький отпуск, что хочу каждую минуту провести с тобой. Может, съедим что-нибудь? Я умираю от голода.

Свободной рукой Уилл обнимает меня за талию, и мы идем в сторону причудливого маленького уединенного коттеджа.

― Ты представляешь, сейчас... ― он смотрит на часы, ― два часа ночи.

Широкая улыбка озаряет его лицо.

― Ух ты! Пошли спать, ― предлагаю я.

Мы поднимаемся по лестнице к входной двери и заходим внутрь. Здесь великолепная свободная планировка. Основную площадь этого маленького домика занимают большие черные кожаные диваны и огромная кухня с серыми мраморными столешницами. В глубине ― трехступенчатый подъем, который ведет в основную спальню. Как здесь мило! Я хочу продолжить осмотр. Но, как мне кажется, у Уилла совсем другие планы. Он подводит меня к лестнице, мы поднимаемся и входим в спальню, основное пространство которой занимает огромная кровать королевского размера, с балдахином, белым изголовьем и соответствующей белой фурнитурой. Это просто поразительно красиво.

― Уилл, это даже лучше, чем я себе представляла.

Я открываю дверь на балкон и выхожу на улицу. Я чувствую свежий ночной воздух. Сквозь лес пробивается бледный лунный свет.

― Как красиво, правда? Так хорошо вдали от города и от всех этих сумасшедших фанатов и папарацци, ― говорит он, и я чувствую, как он подходит ко мне сзади, обнимает и кладет голову мне на плечо.

Я выдыхаю. Этот момент не мог быть более совершенным. Через несколько минут мы возвращаемся обратно внутрь и идем в отдельную ванную комнату. Там быстро принимаем душ вместе, оказываемся голыми в постели и в течение получаса засыпаем.

Солнце поднимается, и я вижу маленькие частицы пыли, двигающиеся в сверкающем свете, который проникает сквозь балконные двери. Они выглядят как маленькие танцующие феи. Уилл еще спит. Его великолепное тело переплетено с моим. Он меня крепко держит. Я смотрю на его красивое лицо, слушаю его медленное дыхание, а затем понимаю, что нет никаких причин, чтобы нам сегодня вставать с постели. Никаких пресс-вечеринок или ранних утренних подъемов. Я прижимаюсь к нему крепче и чувствую, как мне хорошо. Вот, где мое место, которому я принадлежу.

Еще несколько часов блаженного сна. Я открываю глаза и вижу Уилла, наблюдающего за мной.

― Сколько времени? ― спрашиваю я тихо. Он смотрит на часы, а потом обратно на меня. На его красивом лице улыбка.

― Три часа дня, ― ухмыляется он.

― Черт! Пора вставать. У меня так громко урчит в животе. Не могу поверить, что мы проспали до arvo (прим. пер.: «до обеда» ― австралийский сленг).

― Arvo? ― удивляется Уилл.

― До обеда, милый, ― говорю я, отмечая, что в наш разговор вползает немного австралийского сленга.

― Ах, да, ― доходит до него.

Я смеюсь и начинаю перечислять некоторые характерные сленговые австралийские словечки: «Yep, righto luv. We’ll crack a tinny and chuck a u-ey and Bob’s your uncle, fair dinkum mate (Да, верно, детка, мы откроем банку пива, развернемся в машине и дело в шляпе, честное слово, дружище ― пер., австралийск.), ― говорю я, хихикая над тем, как это звучит.

― Это было по-английски? ― спрашивает он, пока мы оба смеемся.

― It’s dinky di, true blue Aussie (Это, честно говоря, настоящий пьяный австралийский ― пер., австралийск.), и, если ты собираешься встретиться с моими родителями, когда мы будем в стране Оз (прим. «в Австралии») на следующей неделе, то лучше бы тебе освежить свой австралийский сленг, детка, ― говорю я, а он в изумлении смотрит на меня.