— О-хо-хо. Попробуй сказать об этом этому парню. — Ее отец повернул ее, и перед ними оказался Уилл. Он выглядел потрясающе в линялых «ливайсах» и отутюженной до хруста рубашке, его волосы были все еще слегка влажными после душа, а лицо освещено улыбкой.

— Ох, — выдохнула Сара, чувствуя, что ее щеки заливает краска.

— Привет, — сказал он. — Потанцуешь со мной?

Отец вручил ее кавалеру и растворился в толпе, а она обнаружила, что кружится с ним среди танцоров.

— Ты прекрасно выглядишь, — промурлыкал он ей на ухо. Его руки охватили ее обнаженную спину.

Она едва не растаяла; прошло столько времени с тех пор, как кто-то говорил ей, что она хороша, и обнимал ее.

— Спасибо, — сказала она. — Это для меня большое событие. Я привыкла к футболкам и помочам.

— Ты одета по-настоящему прекрасно.

— Почему ты такой милый? — спросила она его.

— Ты бы не спрашивала, если бы знала, о чем я думаю. — Он склонил губы к ее уху и прошептал предложение, которое заставило ее покраснеть до корней волос.

Она, беспомощная, уткнулась лбом в его плечо, когда музыка заиграла старую любимую мелодию, «Док оф зэ бэй». Было что-то одновременно ленивое и эротичное в том, как он двигался рядом с ней, и она забыла весь мир и отдалась ощущению, закрыв глаза и откинув голову. Их первый танец. Он наклонился и вдохнул запах ее волос, и это было восхитительное ощущение.

— Ты хороший танцор, — похвалила она.

— Все так думают, — согласился он с усмешкой в голосе. Этот комментарий вернул ее обратно на землю, и она открыла глаза. Чувствуя себя слегка обезумевшей, она огляделась и заметила любопытные взгляды, бросаемые в ее направлении.

— Пойдем что-нибудь выпьем, — предложила она, отодвигаясь от него.

Он продолжал держать ее за руку.

— У меня идея получше. Позволь мне отвезти тебя домой.

О боже. Она подумала о том, что он прошептал ей на ухо. Ее сердце забилось. Последняя беседа, которая произошла между ними, старый диспут был все еще открыт, потому что не было способа разрешить его. Она пыталась привести все извинения, которые только могла найти.

— Как насчет Авроры?

— Она смотрит фейерверк, а потом ночует у подруги. А я уже знаю, что сегодня ночью твоя бабушка присматривает за малышами.

Она сделала глубокий вдох. Ощутила твердость его мускулов под своей рукой.

— Я сейчас вернусь, — сказала она и ускользнула. Пересекая павильон, она схватила за руку Вивиан и затащила ее в женский туалет.

— Он хочет отвезти меня домой, — сказала она, практически бездыханно. — Что же мне делать?

— Ну, вы можете взять две машины или одну оставить здесь и забрать ее утром…

— Это не то, о чем я спрашиваю, и ты это знаешь. — Ее глаза заблестели слезами, и она схватила бумажное полотенце, чтобы вытереть их.

— Дорогуша, множество девушек плачут из-за Уилла Боннера, но не потому, что он хочет отвезти их домой.

— Ах, Вив. Ты знаешь, почему я напугана. Я не могу сделать это словно жаворонок. Это так много значит. Я так ужасно провалилась с Джеком. Как я могу быть уверена…

— Ты и не можешь, — сказала ей Вивиан, подталкивая ее к двери. — Никто не может, но почему, ради бога, ты позволяешь этому встать у себя на пути?


Они могли видеть фейерверк с парадного крыльца, вспышки звезд отражались в недвижных водах бухты. По радио играл приглушенный джаз, и Уилл открыл бутылку шампанского. Он приготовил заранее бутылку в ледяном ведерке — просто на всякий случай, сказал он ей.

На случай пожара, думала она, вскрывая бутылку. В ее уме складывался комикс.

Они чокнулись бокалами с шампанским.

— Итак, — сказал он, мягко прижимая ее к перилам крыльца. — Вот мы и вместе. — Обрамленный вьющимися розами и белым орнаментом крыльца, он выглядел словно ее сон.

— Я боюсь, — выпалила она, с сожалением отодвигаясь, все еще ощущая, как его тело прижалось к ее телу.

— Как и я. Доканчивай свое шампанское.

Они опорожнили бокалы, и кончиками пальцев он коснулся выемки на ее шее, соединив пальцы вместе, отодвинув их в сторону. Затем он поцеловал ее долгим и глубоким поцелуем. Это был поцелуй, которого она ждала и опасалась и надеялась на него с того самого дня в больнице, и казалось, что он длится вечно. В конце поцелуя она почувствовала себя опьяневшей, не от шампанского, но от эмоций. Он взял ее за руку, и они вошли внутрь, направившись прямиком в спальню.

Не упусти момента, думала она голосом Ширил.

На полу лежали тени и лунный свет, создавая дрожащие причудливые образы. Кружевные занавески шептали что-то у открытого окна, и в отдалении были видны последние отблески фейерверка, отражающиеся от поверхности воды. Уилл остановился и поцеловал ее снова, и она едва заметила, как он расстегнул ей сзади платье и дал ему упасть на пол.

У нее были близнецы, два грудных малыша, она нянчила их уже шесть месяцев, и ее тело хранило свидетельства этого. На мгновение мрачные предчувствия переросли почти в панику. Однако то, как Уилл смотрел на нее, слова, которые он шептал ей на ухо, и нежное прикосновение его рук к ее груди и бедрам заставили ее почувствовать себя легкой, прекрасной и желанной. Она остановилась, пытаясь успокоить поднявшиеся в ней, как пена, опасения. Если он не прекратит это — прямо здесь и прямо сейчас, — их отношения изменятся навсегда, и не будет способа их исправить. В действительности ли она к этому готова? Действительно ли они делают это? Здесь? Сейчас?

Его бессловесный ответ на ее бессловесный вопрос пришел как долгий, ленивый поцелуй с открытыми ртами. Он не торопился и не стремился побыстрее уложить ее на пахнущую лавандой постель, он брал ее с медленным эротизмом, который связывал ее своим колдовством.

Она забыла или, может быть, никогда не знала, что такое заниматься любовью с человеком, который любит тебя, которые не считает секс супружеской обязанностью, который не имеет от нее секретов. Нужда и страсть перевесили опасения, и она исследовала свое тело, которое жадно стремилось познать каждый его сантиметр. Это было почти удивительно, как сильно она его хотела.

— Должно быть, ты думаешь, что я маньячка, — прошептала она.

— Я на это рассчитывал.

Она положила щеку на его обнаженную грудь, впитывая мягкий ритм его бьющегося сердца и тая от радости и переполняющей ее нежности. И облегчения. Это тоже было. После столького времени она не была уверена, что она та женщина, которая способна любить. В его объятиях она чувствовала себя возрожденной, словно он раздул в ней внутреннее пламя. Однако старые демоны преследовали ее, и она неуверенно произнесла:

— Это просто… У меня так давно этого не было, Уилл. И я никогда не была слишком хороша в постели.

— Откуда, черт возьми, ты набралась таких идей? — Он прижал палец к ее губам. — Не обращай внимания. Не отвечай. И не говори о себе такого больше никогда. Это не вопрос опыта или умения.

— Да, но…

Он снова остановил ее, провел большим пальцем по ее губам.

— Конец дискуссии. Ты хороша в постели. Ты даже себе не представляешь, как хороша.


Птицы разбудили Сару рано. Прошлая ночь могла быть сном, правда, все ее тело пело от воспоминаний, и рядом с ней был спящий мужчина. Она хотела разбудить его, вдохнуть запах его кожи и пробежать по его телу руками, но, если она это сделает, они, может быть, не вылезут из постели.

Что не казалось такой уж плохой идеей, когда она хорошенько об этом подумала. Но, правда, мир их ждал — семьи и сложности вне ее спальни пытались войти в нее, как мотыльки, разбивающиеся об оконное стекло, летящие на свет. Она соскользнула с постели и впустила Фрэнни. Затем, тихим ранним утром, все еще с мягкой улыбкой на губах, она сварила кофе.

Запах разбудил Уилла, и он появился в кухне в одних только своих джинсах «Ливайс», с расстегнутой верхней пуговицей.

— Давай еще поспим, — сказал он, становясь за ней и гладя ее спину.

Она задержала дыхание, затем повернулась и вручила ему чашку кофе.

— Мне нужно забрать мальчиков.

Он издал длинный страдающий вздох и отпил кофе, оглядывая кухню. Он просмотрел гостевую книгу со всеми этими записками, оставленными в коттедже благодарными гостями. Когда Сара впервые въезжала сюда, она возмущалась веселыми романтическими записями в этой книге. Все эти счастливые парочки и семьи, в таком восторге от своих отпусков на берегу моря. Теперь она сама прожила здесь немного с мальчиками и лучше понимала гостей. Там было отчаяние отрицания в некоторых записях. «Видите, мы тоже счастливая семья» — таково было невысказанное послание.

Глядя на Уилла, она задержала дыхание, не уверенная в том, что она хочет, чтобы он прочитал те записи, которые она добавила в конце. Для нее делать смешные рисунки было почти рефлексом, она не была в состоянии сопротивляться искушению чистой страницы. Там был комикс, изображающий ее автопортрет с близнецами, — как Шкала правосудия и подпись «Теперь нас трое». Она нарисовала другие маленькие заметки — первую улыбку мальчиков, первый зуб, первый успех в карабканье и вставании. И она точно знала, что Уилл задержится на ее изображении Лулу, говорящей: «Выйти замуж — это словно выпрямить зубы. Если ты сделал это правильно в первый раз, тебе не придется проходить через это снова».

Он закашлялся, а потом унес свой кофе на крыльцо, и выглядел так, словно вечно был здесь. Это природное свойство Уилла Боннера, думала она, глядя на него сквозь дверной проем. Он был дома повсюду: во всем мире, в своей жизни, в своей собственной коже. Да, он расплатился за то, что остался в Гленмиуре, но она не чувствовала в нем сожалений. Он обожал этот маленький городок с его непростой судьбой и старинными морскими традициями. Вместо того чтобы сожалеть об упущенных шансах в прошлом, он погрузился в жизнь общины, занимал жизненно важный пост и находил счастье в маленьких радостях. Она почувствовала это в нем прошлой ночью, в его неторопливой любви и несмущающемся восхищении.

— Если ты будешь продолжать так смотреть на меня, — сказал он ей, — эти мальчики окажутся в детском садике к тому времени, как ты за ними соберешься.

Она вспыхнула, но тепло ее кожи само по себе доставляло ей удовольствие.

— Мне лучше идти, — согласилась она, заставляя себя отодвинуться от него.

— Я тебя подвезу.

— Нет, спасибо. Слишком долго опускать сиденья автомобиля. И прежде чем мы начнем это, нам нужно поговорить о том, собираемся ли мы вести себя словно пара или нет.

— Детка, я думаю, мы решили этот вопрос прошлой ночью. — Он вошел в дом и поставил чашку в раковину.

— Тогда тебе лучше поехать домой и поговорить с Авророй, прежде чем она узнает об этом по сарафанному радио. И я не хочу присутствовать при этом разговоре.

— Цыпленок.

— Признаю. — Она поцеловала его еще один, последний раз. — Теперь поезжай.

Он застонал, но согласился, что ему лучше уйти. Глядя, как он отъезжает, она прислонилась к парадной двери и вздохнула с тем ощущением счастья, которого давно не испытывала. Счастье быть на свежем воздухе и смеяться без причины сделало жизнь прекрасной штукой. Она прижала кончики пальцев к губам и припомнила его вкус и то, как она чувствовала его внутри себя, и вскоре она уже жалела, что отпустила его.


38

Аврора собирала свои вещи, чтобы отправиться к бабушке с дедушкой. Обычная рутина, повторяющаяся каждый раз, когда Уилл был на дежурстве, была так же знакома, как чистка зубов. Большая спортивная сумка с четырьмя сменами одежды и чем-то, в чем спать. И позже собачий корм и надувная подстилка Зуи. Когда Аврора была маленькая, она обычно плакала всякий раз, как отец отправлялся на дежурство, потому что знала, что пройдет несколько дней, прежде чем она увидит его снова. Теперь она совсем не чувствовала печали. Ее бабушка с дедушкой были потрясающими, и от их дома можно было дойти пешком до дома Эдди или Глиннис, а немножко дальше был дом Паркеров.

Ну хорошо, расстояние было несколько большим, чем ей хотелось бы. На самом деле нужно было ехать довольно далеко. Если бы она «случайно» прошла мимо дома Зэйна Паркера, он бы знал, что это намеренно.

Разве что… короткий мозговой штурм — и у нее появился превосходный повод.

— У меня теперь есть собака, не правда ли, Зуи? Разве нет? Собака в ответ встала на дыбы.

— Мы отправимся на чудесную, длинную прогулку, и нам, может быть, даже понадобится остановиться у дома Паркеров для… ну посмотрим. Точно! Чтобы взять книгу у Этана. — Она добавила в сумку собачий поводок и взялась за мобильник. Он лежал на обычном месте на отцовском бюро в защитном чехле, который она подарила ему на прошлый День отца.