Еще в кафетерии, пока работала над проектом, я написала Лэндону: поблагодарила за вопросник и за то, что заставил меня вовремя его заполнить. Мне не хотелось вызывать в нем чувство вины, и я на всякий случай не стала упоминать о том, что он дал мне подсказку: вдруг он и правда такой кристально честный, каким кажется? Со среды я не получала от него писем, но, может, он объявится сегодня вечером? Может, в выходные он свободен и мы наконец-то сумеем увидеться?

Пришла эсэмэска от Эрин: подруга сообщала, что они с Чезом уже в Шривпорте, и в который раз намекала на то, как я должна воспользоваться ее отсутствием. Еще написала мама. Спрашивала о моих планах на День благодарения. Последние три года мы с Кеннеди отмечали этот праздник то с моей семьей, то с его. Якобы поэтому родители не знали, ждать меня или нет. Я ответила, что если мы с парнем расстались, то мне, надо полагать, нечего делать у него дома. После этого я ожидала, что мама извинится, — как будто плохо ее знала.

МАМА. Зря злишься. Мы с папой собирались в Брекенридж, потому что думали, ты будешь у Муров. Уже заплатили, но, видно, придется все отменить.

Я. Поезжайте. Отпраздную у Эрин или еще где-нибудь.

МАМА. Ладно, если ты уверена.

Я. Уверена.

Вот это да! Меня бросил парень, и в первые же праздники мама, вместо того чтобы повидаться и наконец-то поговорить со мной по-человечески, укатывает вдвоем с папой на горнолыжный курорт. Нечего сказать, мамочка, хороший ты нашла способ показать свою любовь и заботу. Вдруг мне не хватило острых ощущений от расставания с Кеннеди?

Я запихнула телефон в держатель для чашки и поехала в кампус, думая о том, что все выходные мне предстоит заниматься экономикой и смотреть реалити-шоу по телевизору.

Уже у себя в комнате я заметила, что, пока я ехала, Лукас прислал эсэмэску.

ЛУКАС. Извини, что не попрощался.

Я. Наверное, было неловко из-за д-ра Хеллера?

ЛУКАС. Да. Я хотел бы тебя нарисовать.

Я. Меня?

ЛУКАС. Да.

Я. ОК. Не ню, я надеюсь?

ЛУКАС. Ха-ха! Нет. Только если сама захочешь (шутка). Когда встретимся? Сегодня вечером сможешь? Или завтра?

Я. Давай сегодня.

ЛУКАС. Супер. Буду через пару часов.

Я. ОК.

ЛУКАС. Какой у тебя номер комнаты?

Я. 362. Я тебя встречу.

ЛУКАС. Постараюсь пройти сам. Если что, напишу тебе.

ГЛАВА 8

Лукас тихонько постучал в дверь. Я так нервничала, что, когда шла открывать, меня всю трясло.

Он хочет нарисовать меня — так он сказал. Но я не знала точно, действительно ли он хочет только этого или намекает на что-то еще. Эрин замучит меня своими поучениями, если я приведу его в свою комнату и мы с ним даже не поцелуемся. А Лукас, кстати, не производил впечатления парня, которому часто приходится довольствоваться поцелуями. Я знала, что многие девчонки рассматривают колледж как своего рода испытательный полигон и немало найдется таких, которые с радостью согласились бы поэкспериментировать с Лукасом. Но у меня до сих пор был только один парень, Кеннеди, и мы с ним встречались больше года, прежде чем дело дошло до секса. Я еще не была готова к таким отношениям с Лукасом, пусть даже он действительно идеальный «временный вариант» для тех, кого недавно бросили.

Я набрала воздуху в легкие. Лукас постучал еще раз, погромче. Я отбросила ненужные мысли и открыла дверь.

Из-под серой шапочки выбивалась темная челка. Глаза в рассеянном свете коридорной лампы казались почти прозрачными, как в ту первую ночь, когда он, расправившись с Баком, заглянул ко мне в грузовичок. Лукас стоял ссутулясь и засунув руки в карманы. Под мышкой у него был блокнот.

— Привет.

Я сделала шаг назад и открыла дверь пошире. Оливия и Рона торчали у входа в свою комнату, в другом конце холла, и изумленно таращились на нас с Лукасом. Оливия многозначительно взглянула на соседку: мол, Эрин нету и Жаклин привела к себе парня. Через пять минут весь этаж будет знать, какой красавчик пришел ко мне в гости.

Я захлопнула дверь, а Лукас бросил свой блокнот на мою кровать и остановился посреди комнатки, которая из-за его присутствия как будто уменьшилась в размерах. Не двигаясь, он осматривал владения моей соседки: позолоченные буквы ее имени над кроватью, чуть выше — греческие литеры (название общества, в котором состояла Эрин), фотографии на стене. Пользуясь тем, что он отвлекся, я принялась разглядывать его: чуть ли не до дыр заношенные ковбойские ботинки, старые джинсы, серо-сиреневая куртка с капюшоном. Когда Лукас повернул голову, чтобы изучить мою половину комнаты, я посмотрела на его профиль: свежевыбритая щека, приоткрытые губы, темные ресницы.

Скользнув по мне, взгляд Лукаса упал на ноутбук и колонки у меня на столе. Я составила плей-лист из своих любимых музыкальных композиций и негромко его включила. Это тоже был совет Эрин. Она назвала плей-лист «Операция „ФПП“», а я забыла поменять заглавие и вот теперь надеялась, что Лукас его не увидит и не спросит, что оно значит. Я бы, конечно, не сказала, но все участки моего тела, склонные к покраснению, наверняка бы загорелись и выдали меня.

— Мне нравится эта группа. Ходила на их концерт в прошлом месяце? — спросил он.

Это был один из самых популярных местных коллективов. Я пришла послушать их вместе с Кеннеди — как раз накануне нашего расставания. Весь вечер он вел себя странно, держался отчужденно. Обычно на таких концертах он вставал за мной и прижимал мои плечи к своей груди, сцепив пальцы у меня на животе и расположив свои ступни по обе стороны от моих. В этот раз Кеннеди стоял рядом, как будто мы всего лишь друзья. Потом я поняла, что он неспроста был такой сдержанный: еще до того вечера он решил меня бросить. Между нами уже выросла стена, которой я в упор не видела.

Я кивнула, прогоняя Кеннеди из своих мыслей, и спросила:

— А ты?

— Да. Но не помню, чтобы я тебя там видел. Наверное, из-за того, что было темно и я выпил бутылку-другую пива.

Лукас улыбнулся. Зубы были белые, хотя и не идеально ровные, значит в детстве его, в отличие от меня, не мучили ортодонты. Он снял шапку, кинул ее на кровать и, положив карандаш на блокнот, провел обеими руками по примятым волосам, а потом встряхнул головой, вернув шевелюре прежнюю «живинку». О боже мой! Когда Лукас стягивал куртку, белая футболка слегка задралась, и я увидела, что татуировки у него не только на руках: по левому боку ползли четыре ряда букв (слишком маленьких — не прочитать), а справа красовались какие-то узоры в кельтском стиле. И еще я поняла, что Эрин имела в виду, когда говорила про пресс, который хочется облизывать.

Куртка отправилась вслед за шапкой, а футболка опустилась на свое законное место. Взяв блокнот и карандаш, Лукас повернулся ко мне, и я увидела, что татуировки на его руках поднимаются по бицепсам и исчезают под короткими рукавами футболки.

— Куда мне сесть? — спросила я, плохо скрывая волнение.

— Может, на кровать? — Его голос немного охрип.

— Ладно.

Я уселась на краешек матраса, а куртку и шапку Лукас спихнул на пол. Сердце у меня учащенно билось в ожидании.

Лукас посмотрел на меня, чуть наклонив голову:

— Ты скованная. Если тебе не хочется, мы можем все это бросить.

«Бросить что?» — подумала я, не решаясь спросить, был ли мой портрет только предлогом. Если бы я все-таки спросила и Лукас бы ответил «да», я бы сказала, что никакой камуфляж не нужен. Я посмотрела ему в глаза:

— Мне хочется.

Собственные слова, да еще и сказанные с придыханием (так уж получилось), показались мне двусмысленными. Лукасу, по-моему, тоже. Во всяком случае, на лице у него появилась тень улыбки, уже так хорошо мне знакомая, и в очередной раз у меня внутри все растаяло. Но неопределенность ситуации продолжала действовать мне на нервы. В какой-то момент я даже подумала, что чем говорить пошловатыми намеками, лучше открыто спросить: «Ты не займешься со мной сексом без обязательств? Хочу отомстить своему бывшему».

Лукас засунул карандаш за ухо. Видно, мой ответ не убедил его в том, что нам стоит продолжать этот сеанс.

— Мм… Какая поза была бы для тебя удобнее?

Я, конечно, не высказала всего, что пришло мне в голову, когда я услышала этот вопрос. Но мое лицо, вспыхнувшее, как сухостой от спички, все сказало за меня. Лукас прикусил нижнюю губу: наверняка еле сдерживал смех. Какая поза удобнее? Как насчет того, чтобы зажать мне голову подушкой?

Лукас оглядел комнатку и сел на пол у стены. Он сидел с блокнотом на коленях точно так, как я представила его себе, когда наблюдала за ним на лекции. Только он был не у себя в спальне, а у меня.

— Ляг на живот лицом ко мне, а голову положи на руки.

Я приняла указанное положение:

— Так?

Лукас кивнул и начал меня разглядывать, как будто изучая каждую деталь и отыскивая недостатки. Он приблизился ко мне и, стоя на коленях, поправил мне волосы. Теперь они лежали на плечах.

— Отлично, — пробормотал Лукас, возвращаясь на свой пост у стены, в нескольких футах от меня.

Я смотрела, как он рисовал, переводя взгляд с моего лица на блокнот и обратно. В какой-то момент он принялся оглядывать меня всю: мне показалось, будто его пальцы касаются моих плеч и скользят по спине. От этого ощущения у меня перехватило дыхание, и я закрыла глаза.

— Засыпаешь? — Мягкий голос Лукаса прозвучал где-то совсем близко от меня.

Я открыла глаза и увидела, что он стоит на коленях рядом с моей кроватью. Сердце у меня припустило еще быстрее.

— Нет. Уже закончил? — спросила я, кивая на блокнот с карандашом, которые валялись на полу позади Лукаса.

Он слегка покачал головой:

— Нет. Я бы сделал еще один набросок, если не возражаешь.

Я кивнула, и тогда он сказал, чтобы я легла на спину. Я перевернулась, опасаясь, что через тоненький свитер будет заметно, как прыгает сердце. Подобрав блокнот с карандашом, Лукас встал. Теперь он, возвышаясь надо мной, оглядывал меня с ног до головы. Мое положение казалось мне довольно щекотливым, но не опасным. Я мало знала об этом человеке и тем не менее в одном была уверена: зла он мне не причинит.

— Ты не против, если я помогу тебе лечь так, как мне бы хотелось?

Я сглотнула:

— Да нет…

Мои руки были словно приклеены к грудной клетке, а плечи подняты чуть ли не до ушей. «Как, разве это не та поза, которая тебе нужна?» — подумала я, с трудом сдерживая истерический смешок.

Лукас осторожно взял меня за запястье и положил мою слегка согнутую руку так, будто я закинула ее за голову во время сна. Другую руку с чуть разведенными пальцами он сначала оставил лежать на животе, но, отстранившись и оглядев меня, поднял вверх и ее тоже. Мои запястья скрещивались, как если бы их связали. Я постаралась дышать спокойно, но в такой нелепой позе это было невозможно.

— Я немного поправлю тебе ногу? — вопросительно произнес Лукас и воззрился на меня в ожидании кивка. Он слегка согнул мое колено, а потом взял свой блокнот и перевернул листок. — Теперь поверни голову ко мне. Чуть-чуть. Подбородок вниз. Хорошо. И закрой глаза.

Я попыталась расслабиться: ведь хотя бы пока он черкает своим карандашиком, я могу быть спокойна, что он меня не тронет. Я лежала не двигаясь и с закрытыми глазами слушала, как бумага резковато скрежещет под грифелем и мягко шуршит под пальцем Лукаса, когда тот растушевывает контур или тень.

Вдруг мои глаза открылись: лежащий на столе ноутбук просигнализировал о том, что получено новое письмо. Я инстинктивно приподнялась на локтях: может, это Лэндон мне ответил? Но вскакивать и бежать смотреть было неудобно.

Лукас внимательно посмотрел на меня:

— Нужно проверить почту?

В этот раз Лэндон долго мне не отвечал. А раньше реагировал на мои письма молниеносно, так что я избаловалась. Сейчас Лукас сидел у меня в комнате. На моей кровати. Я снова легла, закинув руки, и покачала головой. Теперь я не стала закрывать глаза. Он не возразил.

Мы возобновили сеанс. Лукас сначала долго работал над моими руками, потом занялся лицом, то пристально рассматривая мои глаза, то опуская взгляд на рисунок. Наконец он сосредоточился на губах (опять смотрит — рисует, смотрит — рисует), и тут мне вдруг захотелось подняться, схватить его за футболку и притянуть к себе.

Мои руки невольно сжались, и Лукас это заметил. Поглядев на меня своими блестящими глазами, он сказал:

— Жаклин?