— Замечательно! Считайте, что он уже валяется на полу и умоляет вас поскорее убежать.

— Может, мне сначала его пнуть? — спросила Эрин совершенно серьезно.

— Хм… Если нападавший не предпримет новой атаки, то лучше бегите, пока он не поймал вас за ногу и не повалил на землю.

Эрин кивнула и, вернувшись ко мне, незаметно сжала мою руку. Лукас посмотрел мне в глаза, я подошла и встала к нему спиной, стараясь сконцентрироваться на том, что должна была сделать.

Вдруг его мускулистые руки обхватили меня быстро и сильно, хоть и гораздо нежнее, чем это сделали бы руки бандита. Мне показалось, будто я связана ремнями, — так крепко Лукас меня держал. Разволновавшись, я забыла все движения и начала беспомощно барахтаться, пытаясь высвободиться.

— Ударь меня, Жаклин, — сказал он мне на ухо, — локтем. — Я ткнула его в привязанную к животу подушечку, и он пробормотал: — Хорошо. Теперь нога. — (Я осторожно топнула.) — Голова. — Мой затылок едва коснулся его подбородка, защищенного шлемом. Наконец Лукас мягко выдохнул: — Газонокосилка.

Как я ни напрягала свое воображение, мне не удавалось представить себе, будто я могу дотронуться до этой части его тела, чтобы причинить ему боль. И все-таки я, покраснев как рак, выполнила необходимое движение — разумеется, без всяких звуковых эффектов, — после чего Лукас меня отпустил, и я на ватных ногах вернулась к Эрин. По идее я не должна была чувствовать себя глупо, ведь каждая женщина в этом зале проделала все то же, что и я. Но только мне одной пришлось проделывать это с парнем, от чьего прикосновения у меня плавились внутренности. Мне приходилось пинаться, когда на самом деле высвобождаться из его рук я совсем не хотела.

Женщины нашей группы принялись одобрительно похлопывать меня по плечу: все делали вид, что не заметили, как я остолбенела в начале упражнения.

Медвежий хват спереди дался мне, пожалуй, еще хуже. Лукас прижал меня к груди, и, когда я подняла на него глаза, его зрачки слегка расширились. Как правильно подметила Эрин, ему тоже приходилось непросто. Оттого что я это понимала, мне было одновременно и легче и тяжелее.

С удушающими захватами я справилась хорошо, без подсказок. Занятие закончилось. Ральф посоветовал нам самостоятельно тренировать выученные приемы в течение будущей недели — только осторожно. На прощание он пообещал:

— В следующий раз парни будут с ног до головы в доспехах, и вы сможете от души их молотить, ни в чем себе не отказывая.

Эрин и Вики хлопнули друг друга поднятыми вверх ладонями, а Ральф широко улыбнулся, потирая руки:

— Какие жестокие, кровожадные дамы! Берите с них пример!

ГЛАВА 17

После злополучного Хеллоуина я не была ни на одной студенческой вечеринке, а Бака с тех пор, как он пристал ко мне на лестнице, видела только мельком, и всегда рядом были другие люди. Если он ко мне приближался, я шарахалась от него, как будто все его существо вызывало у меня отторжение. Да так оно и было: при одной только мысли о нем у меня пересыхало во рту и начинало крутить живот.

В нашей комнате Эрин заявила, прихорашиваясь перед большим зеркалом:

— Пусть этот маньяк держится от тебя подальше, а то его задница узнает, что такое газонокосилка.

— Этот прием не имеет к заднице никакого отношения, — пошутила я и содрогнулась от воспоминания о лапах Бака на моем теле; мне было досадно, что я до сих пор не научилась подавлять эту дрожь.

На сей раз я не собиралась отходить от Эрин ни на шаг. Слава богу, подруга, кажется, не возражала против того, чтобы на этой вечеринке за ней был хвост. Она взяла меня за плечи и поставила рядом с собой:

— Мы выглядим просто потрясающе! — Наши глаза встретились в зеркале. — Спасибо, что не отказалась со мной пойти. Другие девчонки тоже меня поддерживают, но с тобой им не сравниться. Когда ты рядом, у меня как будто прибавляется сил.

Я улыбнулась и прижала Эрин к себе. Выглядели мы действительно потрясающе. Она, в переливающемся серебристом наряде и босоножках на каблуке (тоже серебристых), сияла ярче, чем дискотечный зеркальный шар. Я надела узкое голубое платье, спереди очень просто скроенное, и нанесла на веки тени точно в тон. На фоне Эрин я могла бы выглядеть скучно, если бы не глубокий (почти до самой талии) V-образный вырез сзади: благодаря игре на контрабасе и занятиям йогой у меня была красивая спина. К тому же открытые черные туфельки на высоченном каблуке тоже придавали моему строгому образу некоторую пикантность.

Сделав несколько танцевальных движений, Эрин сказала:

— Вперед, и пусть Чез пожалеет, что родился!

Я вздохнула и рассмеялась:

— Какое счастье, Эрин, что ты мне друг, а не враг!

— Верно, черт возьми!

Она шлепнула меня по заднице, и мы, схватив пальто, вышли из комнаты. Ни слова не говоря, протопали мимо боковой лестницы к широкой центральной. Все, мимо кого мы проходили, на нас таращились. Один костлявый первокурсник даже споткнулся, когда его глаза забегали между мной и Эрин. Хорошо еще, что шел он не вниз, а вверх и поэтому смог удачно приземлиться на руки почти у самых ног моей блистательной подруги.

— Ничего себе! — ахнул бедняга, задыхаясь, а она потрепала его по голове, как щенка, и проворковала:

— Какой милый!

Обожание, изобразившееся на лице первокурсника в момент, когда Эрин до него дотронулась, говорило о том, что есть парни, которые действительно готовы поставить ее на пьедестал и поклоняться ей, как богине. Но, мне кажется, на самом деле моей соседке этого не так уж и хотелось.

* * *

«Братья» из общества, в котором состоял Чез, расстарались вовсю: повесили настоящий зеркальный шар с мотором, наняли музыкантов. Благодаря костюмам, галстукам и чудовищной самоуверенности хозяева вечера выглядели чертовски сексуальными и прекрасно об этом знали. Двое первокурсников, кандидаты в члены клуба, стояли в дверях: один взял наши пальто, а другой забрал у Эрин приглашение на два лица и выдал каждой из нас по купону для «бара», устроенного в кухне, и по лотерейному билетику.

За разложенными на столе призами лотереи присматривал еще один первокурсник. В основном это были всякие электронные прибамбасы: айподы, игровые системы и даже телевизор с диагональю сорок два дюйма.

— Ребята, — фыркнула моя подруга, — а где же спа-процедуры и подарочные сертификаты в магазин женского белья?

При последних словах у парня, поставленного охранять призы, загорелись глаза.

— Привет, Эрин! — сказал чей-то низкий голос. Мы обернулись: позади нас стоял Чез. Он был совершенно неотразим в своем безукоризненно скроенном темно-сером костюме и красном галстуке, как будто специально подобранном к волосам Эрин. — Привет, Жаклин, — добавил он, взглянув на меня тепло и дружелюбно, без тени укора (а ведь я была косвенной причиной их разрыва).

— Привет, Чез! Вечеринка — просто супер! — ответила я за нас обеих.

Эрин, покачиваясь под музыку, помахала кому-то из друзей, а на Чеза никак не отреагировала — словно его тут и не было. Исполнив кантри-песню Кита Урбана, музыканты заиграли старый хит группы «Би Джиз» из «Лихорадки субботнего вечера». Этот фильм, вышедший, когда мои родители учились, наверное, в начальной школе, был выбран темой сегодняшнего праздника.

Рассеянно оглядевшись по сторонам, Чез снова посмотрел на меня.

— Спасибо, — сказал он и с этого момента никого, кроме Эрин, уже не видел.

А Эрин между тем смотрела на танцующих. Мимо нее проходил какой-то парень, державший в руках несколько традиционных для студенческих попоек красных пластиковых стаканов. Когда она, недолго думая, выхватила один, парень попытался было возразить, но Чез смерил его таким взглядом, что тот прикусил язык и пошел дальше.

Пока моя подруга потягивала содержимое стакана и делала вид, будто давно забыла о существовании своего бывшего, он не сводил с нее глаз. Его намерения были очевидны, и то, что Эрин смотрела куда угодно, только не на него, явно говорило о ее уязвимости. Весь вечер они не выходили друг у друга из поля зрения, но новых попыток заговорить Чез не делал.

Я знала, что он хороший парень, просто слишком доверчивый и потому не застрахованный от серьезных ошибок. Он стал защищать Бака, как своего друга: наверняка говорил Эрин, что я могла выпить лишнего и запомнить все в искаженном свете. Видимо, насильники представлялись Чезу страшилищами, которые выпрыгивают из кустов на девушек, проходящих мимо. Ну а Бак, ясное дело, никакой не насильник — ведь он симпатяга, собрат Чеза по студенческому союзу, его закадычный приятель, наконец. Это же немыслимо, чтобы его лучший друг за каких-нибудь пять минут втоптал в грязь чье-то человеческое достоинство, причинил боль ни в чем не повинной девушке из желания уязвить конкурента. Бак не мог таким варварским способом попытаться выместить на девушке свои комплексы и насрать на то, что теперь ее жизнь превратится в сплошной страх.

Да, в полной безопасности я себя чувствовала только рядом с Лукасом. Черт!

Прошло десять минут. Я смотрела, как Бак танцует с какой-то старшекурсницей, «сестричкой» из общества Эрин. Они оба улыбались, смеялись, и он выглядел таким… нормальным. Тут я впервые подумала: «Неужели я единственный объект его агрессии? Если да, то за что такая честь?»

Вдруг я подпрыгнула от неожиданности, услышав прямо у себя над ухом голос Кеннеди:

— Классно выглядишь, Жаклин! — Вздрогнув, я выплеснула пиво себе на руку (хорошо, что не на платье). Мур взял у меня стакан. — Ой, извини, не хотел тебя напугать. Пойдем, я дам тебе полотенце.

Когда Кеннеди повел меня через толпу, одной рукой держа мое запястье, а другую положив мне на голую спину, я растерялась и даже не сразу сообразила, что удаляюсь от Эрин. Опомнилась я только на кухне, перед раковиной, — как будто я не пивом облилась, а получила смертельную рану. Ополоснув и вытерев мою руку, Кеннеди задержал ее. Я высвободилась. Он, будто бы не обратив на это внимания, улыбнулся:

— Как я уже попытался сказать, ты сегодня очень красивая. Я рад, что ты пришла.

Музыка играла очень громко, и, чтобы слышать его слова, мне приходилось стоять к нему ближе, чем я хотела.

— Я пришла ради Эрин, Кеннеди.

— Знаю, но мне все равно очень приятно, что ты здесь.

От него пахло его любимым одеколоном «Лакост», но мне уже не хотелось прижаться к нему и вдыхать этот аромат. Опять мой бывший парень показался мне полной противоположностью Лукаса, чей запах был и тоньше, и сложнее: это был запах кожаной куртки в сочетании с едва различимой примесью лосьона, графитного порошка, оставшегося у него на пальцах после рисования, и еды, которую он для меня приготовил, бензина, которым питался его «харлей», и мятного шампуня, которым пахла его подушка.

По тому, как Кеннеди вопросительно на меня посмотрел, приподняв одну бровь, я поняла, что, видимо, прослушала его очередную реплику.

— Извини, что ты сказал? — Я приблизила к нему ухо, пытаясь отогнать воспоминания о Лукасе.

— Я сказал: «Давай потанцуем».

Не будучи в силах привести в порядок путающиеся мысли, я кивнула, и Кеннеди вывел меня на освобожденное от мебели пространство. Мы оказались прямо перед музыкантами. Зеркальный шар, висевший так низко, что парни повыше вполне могли задеть его головой, медленно вращался, волнообразно озаряя комнату вспышками отраженного света. Его отблески падали на лица и тела танцующих, загорались на дверных ручках, женских украшениях и на переливающемся платье Эрин. Руки моей подруги были сомкнуты на шее у старшекурсника из клуба «Пи-каппа-альфа»,[12] пальцы сжимали пустой стакан. Парень, сам того не зная, был на линии огня: Чез сверлил его испепеляющим взором. Эрин, заметив это, теснее прижалась к партнеру и восторженно посмотрела ему в глаза. Бедный Чез! Я тоже должна была бы сердиться на него, но мне стало его жалко.

Кеннеди проследил за моим взглядом:

— Я слышал, что Эрин с Чезом расстались. Что там у них случилось?

— Спроси лучше у Чеза.

Интересно, как бы Мур отреагировал, если бы узнал про выходку Бака? Они ведь с самого начала соперничали, хотя и не демонстрировали неприязни друг к другу.

— Спрашивал. Он не захотел об этом распространяться. Сказал, они сильно поссорились из-за того, что Эрин втемяшилась в башку какая-то ерунда, бла-бла-бла… В общем, отделался глупостями, которые парни обычно говорят, когда сами все испортят.

В этот момент заиграла быстрая музыка, и я отдалилась от Кеннеди на более комфортное для меня расстояние. Неприятный разговор о разрывах и их виновниках был замят. Я почувствовала такое облегчение, что потеряла из виду Эрин. И Бака.

В промежутке между двумя песнями он подошел ко мне со спины и сказал: