Александра Соколова - Просто мы научились жить

– О том, что в этом городе слишком много воспоминаний.

Кофе оказался даже вкуснее, чем первый раз – что-то такое Яна в него добавляет, от чего вкус становится мягким, и совсем не горьким. Женя сделала еще глоток, заулыбалась на подругу, и наконец ответила на её вопрос:

– Я не знаю, зачем мне это.

– Тогда почему ты это делаешь? – Удивилась Яна. – Если даже не знаешь, зачем?

– Потому что мне кажется, что пришло время перестать знать и начать чувствовать, – Женя поставила чашку на стол и громко выдохнула, – знаешь, я вдруг поняла, что слишком много знаю. Знаю, что можно делать, и чего нельзя. Куда надо идти, а куда не надо. Но за всеми этими знаниями я перестала понимать, а чего же я хочу? Ведь знать и хотеть – это совсем разное, понимаешь?

Яна кивнула. Она слушала очень внимательно, даже о коньяке забыла.

– Ты права, она многое мне предлагала тогда. Не руку и сердце, конечно же, но всё равно очень много – возможно, она предлагала максимум из того, на что была способна. А я отказалась. Отказалась, потому что не захотела снова лезть в это болото бесперспективных отношений, потому что не захотела становиться заменителем, лекарством от одиночества, и тому подобным шлаком.

– Я хорошо тебя понимаю, – заметила Яна, – дорогая, это было правильное решение.

– Возможно, – Женя кивнула, и вдруг посмотрела на подругу совсем другим, особенным взглядом, в котором было так много от старой Женьки! – Возможно. Только это не было правдой.

– Как?

– А вот так. Всё это было правильно, и мудро, и честно, и по-взрослому, но правда заключалась в том, что я просто испугалась, Янка. Я любила её пятнадцать лет. Пятнадцать чертовых лет эта чертова Ленка постоянно жила в моем сердце. И я приучилась любить её, ничего не ожидая, ни на что не надеясь. И вдруг по прошествии этих лет она снова появляется в моей жизни. И – более того – появляется с… надеждой? Нет, Ян, я не была к этому готова. Какая, к черту, надежда? Что – всё сначала? Снова позволить себе любить, открываться, чувствовать? Я испугалась как девчонка, и прогнала её от этого испуга.

– И правильно сделала. Мы обе знаем, чем бы это кончилось. Она бы ушла, а ты бы снова страдала.

– Нет, Янка. Фокус в том, что нет.

– Что нет?

– Мы не знаем. Я – не знаю. Я могу догадываться, придумывать, фантазировать, но я, черт побери всё на свете, не знаю!

Она вскочила и начала ходить туда-сюда по кухне, иногда останавливаясь и, выдыхая, глядя на Яну.

– Понимаешь? У меня был шанс снова чувствовать, снова стать живой, но я испугалась. Испугалась, потому что все прошлые разы это мое оживление кончалось очередной смертью. А вот сейчас я думаю – может, в этом и есть смысл? Может быть, без смерти жизнь вообще невозможна? И счастья без страдания не бывает?

– Дорогая, ты обалдела? Ты что, ищешь ее, чтобы снова быть с ней?

– Я ищу её для того, чтобы встретиться с ней настоящей.

Яна вздохнула и отпила еще немного коньяка. В её глазах ясно читался вопрос «Зачем тогда тебе Марина?», и он не замедлил последовать.

– Зачем ты тащишь с собой Кошару? Чтобы добавить экшена в процесс?

– Нет, – Женя засмеялась и присела на подоконник, – просто вдвоем найти её будет проще. А дальше увидим, как сложится.

– Не боишься, что захочешь быть с Лёкой, а она выберет эту…?

Женя молча посмотрела на подругу. Нет, она не боялась. Уж чего-чего, но только не этого.

– Ладно, – кивнула Яна, – я поняла. Ты хочешь правды, хочешь посмотреть на неё без страха, а дальше уже решить, так?

– Так.

– Но где ты собираешься её искать?

– Погоди, – Женька растерялась и удивленно приподняла брови, – мне казалось, ты по телефону намекнула, что знаешь, где она.

Теперь пришла очередь Яны смущенно отвернуться. Она с преувеличенным старанием полезла в холодильник, и долго искала там что-то, нагнувшись. Женька молча ждала.

– Она была здесь, – решилась, наконец, Яна, и снова села за стол, – я не хотела тебе говорить, но раз уж так – скажу. Она была здесь год назад, недолго, всего пару дней – заезжала в гости.

– Она сказала, куда поедет? – Голос Жени звучал очень спокойно, но внутри она натянулась как струна от волнения.

– Нет. Жень, дело в том, что она была… не в себе.

– Как это – не в себе?

Воображение тут же нарисовало всё страшное, что только можно представить – снова подсела на наркотики, опять начала пить, окончательно изменила себе сознание и сошла с ума?

Яна опять помялась.

– Знаешь, дорогая, она… была очень спокойна. У неё зрачки были будто внутрь повернуты, если ты понимаешь, о чем я. Она улыбалась, постоянно. И у меня было чувство, что извне в неё ничего не проникает.

Черт. Очень похоже на наркотики.

– Ян, а она была… под чем-то?

– Нет, – отмахнулась Яна, – я сразу об этом подумала, но нет. Она просто была странная, но без наркоты.

– Ладно, – выдохнула, – и куда она уехала?

– Да кто ж её знает? Погостила, погуляла по Питеру, и через пару дней прислала смс «Спасибо за всё, я отправляюсь дальше». Я спросила тогда, куда её черти несут. Она ответила – «Туда, где мое сердце». И пойди пойми, что это значит.

Значит, туда, где сердце. И оно явно не в Таганроге, потому что туда Лёка точно не возвращалась. Ну что же, это хоть что-то. Какая-то зацепка.

Проснулась Женя почему-то одна, хотя точно помнила, что засыпали они на этом широком раскладном диване вместе с Янкой – трогательно взявшись за руки и отвернувшись в разные стороны.

Издалека доносились звуки утренней возни – шумела кофеварка, жужжала соковыжималка и детский голос отчаянно требовал хлопья.

– Проснулась, спящая красавица?

Не успел смолкнуть последний звук, не успел Серега закрыть за собой дверь, а Женя уже успела в два прыжка добежать до него, и запрыгнуть, обнимая за шею.

– Сережка! Сережка!

Сергей засмеялся, подхватывая Женю под ягодицы и кружа по комнате.

– Я рад тебя видеть, Джен.

Когда первый приступ радости схлынул и оба немного успокоились, Женя наконец обнаружила, что одета не слишком прилично – едва ли трусы и короткую майку можно было назвать даже более-менее подходящим случаю нарядом. Она слезла на пол, огляделась, но своей одежды не увидела.

– Моя чокнутая жена все постирала, – сообщил догадливый Сергей, – хочешь, дам тебе свою майку? Она пожалуй подлиннее будет. И пошли завтракать, все уже собрались.

Кто это «все» Женя узнала через несколько мгновений, когда в длинной Сережиной футболке вошла на кухню и увидела за столом Макса, Жанну, Киру и маленького Артема. Яна – в фартуке поверх домашнего костюма – жарила яичницу и разливала по кружкам кофе.

– Когда вы успели приехать? – Спросила Женя, обнимая Максима и целуя Жанну. – И сколько время вообще?

– Это я им позвонила, теть Жень. Здравствуйте.

Женя посмотрела на Киру – красотка выросла, да и только. Волосы белые – видимо, красит уже, сидит ровно, изящно даже, и глаза – господи, неужели накрашены? Вот так-так… Маленькая Кира превратилась во вполне себе взрослую девушку.

– Здравствуй, дорогая. Еще раз назовешь меня тетей – буду называть тебя малышкой, идет?

Кира засмеялась и кивнула. Яна через ее плечо поставила на стол блюдо с яичницей и сообщила:

– Это она смущается, Жень. За глаза ни разу еще не слышала чтоб она тебя тетей называла.

– Ну мам! – По тому, как залились краской Кирины щеки, стало понятно, что Яна права. Но развивать тему, к счастью, не стали: хозяева дома наконец-то тоже присели за стол, и Сергей, поднимая чашку с кофе, провозгласил:

– По-серьезному выпьем ближе к вечеру, граждане, а пока предлагаю чисто символически провозгласить тост за встречу.

– Поддерживаю, – заявил Максим, – за то, что все мы здесь сегодня собрались.

Все засмеялись, узнав в цитате любимую песню Макса, и принялись за еду. Женя ела молча – она уже поняла, что удрать сегодня не получится, и мучительно соображала, нужно ли позвонить Марине и рассказать новости, или же имеет смысл подождать до личной встречи.

После завтрака Сергей озвучил планы на день, в которые входили шашлыки загородом, прогулка по набережной Невы и… поездка на кладбище.

– Если ты хочешь, конечно, – уточнил Макс, – мы ездим каждый месяц, но поскольку ты приехала, можем поехать сегодня все вместе.

Все выжидающе уставились на Женю. Как же она не любила такие ситуации… Конечно, она собиралась съездить на кладбище, но хотела поехать одна. А теперь уже ничего не попишешь – придется всем вместе.

– Поедем, конечно, – вымученно улыбнулась она.

– Теть Жень, а ты надолго приехала? – Спросила Кира, вылезая из-за стола.

– А что, уже надоела, малышка? – Улыбка поменяла направление, и стала гораздо более искренней.

– Нет, – еще сильнее смутилась девочка, – просто если надолго, можешь спать у меня в комнате, а то в зале диван неудобный.

И под удивленным Женькиным взглядом выскочила из кухни.

– Ребенок влюбился, – заявил Макс.

– Ребенок влюбился еще в Адлере, – поправил Сергей, – когда мы, охламоны, занимались устройством личной жизни, а одинокая Женька таскала ребенка на плечах и играла в прятки. Кстати, Джен, я категорически не понимаю, почему ты не привезла с собой дочку.

Женя открыла рот чтобы ответить, но не успела – с другого конца стола подала голос Яна:

– Зато она вместо дочки привезла экс-любовницу.

Все присутствующие разом потеряли дар речи – кроме Артема, который продолжил с аппетитом поедать хлопья и лопотать что-то на своем, детском языке.

– Не понял, – отмер наконец Макс, – но если ты приехала с Лекой, почему не привела ее с собой?

Сергей, Жанна и Яна уставились на Женю – первые двое с удивлением, вторая – с усмешкой. Женя поежилась – ей вдруг стало очень неуютно.

– Потому что я приехала не с Лекой, – заявила она, – а с Мариной.

Сергей вспыхнул и с силой швырнул вилку на стол. Яна вся подалась в его сторону – испугалась. Следующий взгляд она кинула на продолжающего есть Артема, схватила его на руки и, приговаривая, понесла из кухни.

– Идем, мой хороший, докушаем в комнате, мультики посмотрим, а потом вернемся к папе и будем пить молочко вкусное, сладкое…

Максим вышел вслед за Яной и прикрыл дверь в кухню. Когда он вернулся, Сергей уже громыхал:

– Ты не должна была вообще с ней разговаривать! Как ты додумалась начать общаться с этой тварью?

– Я с ней не общаюсь! – Оправдывалась в ответ Женя. – У нас есть общее дело, и только.

– А что, больше Леку поискать не с кем? Надо обязательно искать ее с мразью, из-за которой погибла Олеся? Из-за которой мы тебя чуть не потеряли? Она – самая лучшая кандидатура на партнера по поискам, да?

Они орали друг на друга, возвышаясь над столом, и не обращая внимания ни на Жанну, которая была давно привычна к взрывному характеру Сергея, ни на Макса, который спокойно стоял поблизости и готовился в случае чего разнять.

– Есть другие идеи? – Спросила Женя, сжимая губы в узкую полоску и опираясь руками об стол. – Хочешь сам со мной поехать?

– Делать мне больше нечего!

– Ну а если нечего – тогда не умничай, ясно? Я ничего не забыла. Ничего, слышишь? Я ненавижу эту гадину не меньше твоего, и никогда не забуду того, что она сделала. Но сейчас у меня есть цель, и она единственная, кто может помочь мне на пути к этой цели, ясно? И вместо того чтобы орать на меня, мог бы сделать что-нибудь более конструктивное.

– Конструктивное? – Сергей задыхался от ярости. Он подошел к Жене, встал рядом и она инстинктивно отпрянула – столько злости исходило от его большого сильного тела, столько гнева излучали глаза. – На тебе конструктивное.

– Я был там, когда она тебя бросила. Я сидел рядом с твоей кроватью и видел, как у тебя из глаз не слезы катятся, а словно бетон сыплется – крошками. Я держал тебя, когда ты кровью блевала от боли, от душевной боли, твою мать! Я приезжал к тебе в больницу и мы с Максом пинками заставляли друг друга заходить в твою палату, потому что сил никаких не было смотреть на твои мертвые глаза! Она же убила тебя, убила, как ты не поймешь? Ты не помнишь себя, наверное, не помнишь, какой ты была до нее, а я помню! Помню тебя живую, и то, что ты сейчас – это нечто совсем другое, уж поверь мне. Тело твое мы спасли, а вот душу не сумели.

Он орал ей все эти слова прямо в лицо, а она стояла, растерянная, чувствуя, как ноги ее приросли к полу, не в силах даже пошевелить пальцем, рукой, отвернуть голову.

– И я был там. Я был там, когда она умирала. Леся и ее нерожденный ребенок. Я стоял под стеклянными дверьми операционной и молился, твою мать. Молился, не веря в этого дурацкого бога и не зная ни единой молитвы. Если бы надо было встать на колени – я бы встал. Если бы надо было биться лбом о пол – бился бы. Только это ни хрена не помогло! И потом вышел врач, чертов врач, и он шел ко мне, а мне казалось, что он удаляется, удаляется, удаляется, потому что я уже понимал, что он мне скажет. Не верил никогда в эту сентиментальную чушь, но понимал, черт возьми! И он сказал именно то, что я уже понял. Что Леся умерла. Ребенок умер. Из-за этой гадины мы потеряли тебя наполовину, а ее целиком, слышишь? Целиком!