Александра Витальевна Соколова


Просто мы разучились мечтать.

С чего всё началось? Я не знаю…

Ты просто появилась в моей жизни. Вошла в неё без стука, без звонка – так, как ты обычно делала всё и всегда. Непредсказуемая. Удивительная. Честная. Жестокая. Открытая. Смешная. Злая. Глупая. Ты всегда была для меня закрытой книгой.

Почему закрытой? Я не понимала тебя. Не понимала твоих поступков, твоих слов, твоих выставленных среди зимы на ледяной балкон цветов, твоих глаз, сияющих сквозь темные очки в неосвещенном помещении. Твоих рук, принадлежащих всем. И твоей души, не принадлежавшей никому.

Ты очень долго шла ко мне. А я к тебе. Слишком многим были наполнены эти годы. Но я ни о чем не жалею.

Ни о слезах, пролитых в никуда, ни о телефонных трубках, изгрызенных зубами, ни об изрезанных ножницами венах, ни о боли которая словно вторая оболочка однажды вросла в мое сердце.

Я жалею только об одном: о том, что так тяжко и долго я пыталась понять тебя. Постичь. Прочитать. Ворваться туда, куда простым смертным не было дороги, туда, где всё было заперто на сотни замков.

На то, чтобы понять тебя, мне понадобилась целая жизнь.

На то, чтобы полюбить – одно мгновение.


1

Светофор. Да что же это такое – опять красный! Лёка зло пнула руль автомобиля и надавила на педаль тормоза. Забавная штука – вроде и пробки нет, но светофоры как будто настроены сегодня против неё.

Зазвонил мобильный. Да где же он? В кармане куртки? Нет… В рюкзаке? Тоже нет. Ах, да. Джинсы. Передний карман.

– Алло. Сам такой. Еду. Не всё в этой жизни от меня зависит. Ну и что? Рот закрой, а то на хрен пошлю и ни на секунду не пожалею. Андэстэнд? Всё равно. Пусть. Давай.

Машина остановилась на узкой улочке – такой, каких немало в Санкт-Петербурге. Все парковочные места перед рестораном были заняты. Лёка выругалась сквозь зубы и пристроила машину прямо к бордюру, тем самым напрочь перекрыв выезд из переулка.

– Сами виноваты, – прошипела, вынимая себя из кондиционированной прохлады салона, – Я спешу, и меня уже ждут.

Ресторан оказался так себе – низкого пошиба. Никакого метрдотеля – на встречу Лене заскользил неискренне улыбающийся официант.

– Добрый день, – залебезил он почтительно, – К сожалению, у нас все столики заняты.

– Меня ждут, – сквозь зубы отмахнулась Лёка, занятая тем, что искала в заднем кармане джинсов визитку, – Минеральную воду и пятьдесят грамм джина. В темпе.

– Простите, но вас обслуживать будет, очевидно…

– Я не внятно сказала? – девушка остановилась на секунду, подняла ярко-синие глаза, и официант почувствовал, как по его спине шеренгой пробежали мурашки. – Повторить?

– Нет-нет. Я… Одну секунду.

Удовлетворенно хмыкнув, Лена прошла в зал и поморщилась – угораздило же Никиту назначить встречу в таком месте. Слишком много людей, слишком низкий уровень обслуживания, слишком шумно и слишком грязно.

Она пролетела между близко расставленных столиков и остановилась перед одним.

– Здрасте, – ухмыльнулась в ответ на вопросительный взгляд зеленых мужских глаз, – Я Лёка. Простите за опоздание.

– Добрый день, – а мужчина-то гораздо выше уровня этого кабака. Поднялся, поклонился, еще чуть-чуть – и руку поцелует. – Меня зовут Игнатьев Николай. Очень приятно.

– Взаимно, – Лёка отдернула руку и упала на стул, – Давайте сразу по делу, у меня мало времени.

– Николай предлагает нам новую работу, – вмешался Никита, – Он хозяин «Трех чудес света».

Вот это да. «Три чуда света» – один из самых дорогих закрытых клубов Санкт-Петербурга. По слухам, именно в нём предпочитали проводить свободное время сильные мира сего. По слухам, именно в нём было подпольное казино. И, по слухам, именно в нём крутились огромные деньги.

– Условия? – равнодушно спросила Лёка, принимая из рук официанта стопку с джином и стакан с минеральной водой.

– Любые, – с улыбкой ответил Николай, – Всё, что попросите.

– А если я захочу Луну в личное пользование? – девушка одним глотком выпила спиртное и отхлебнула воды.

– В разумных пределах, конечно, – уточнил мужчина.

– Не интересует, – Лёка с шумом поставила пустой стакан на стол и поднялась на ноги, – Никита, ты зря потратил моё время.

– Но почему? – парень заволновался, тоже вскочил с места в бесполезной попытке удержать Лену на месте. – Лёк, ты подумай – это хорошее предложение!

– У тебя со слухом плохо? Я сказала – не интересует.

– А возможность ставить абсолютно любые программы – заинтересует? – абсолютно спокойно спросил Николай и улыбнулся в ответ на яркий Лёкин взгляд.

– Возможно, – девушка вновь опустилась на своё место, – Какие ограничения?

– Минимум пафоса, максимум секса.

– Не пойдет, – стул снова отодвинулся от стола.

– Есть встречные предложения?

– Конечно, – Лёка не стала садиться, предпочла рассматривать Николая сверху вниз, – Вы даете мне полную свободу действий, я обещаю что недовольных не будет.

– Нет, – подумав, решил мужчина, – Обещания – это слова.

– Можем внести этот пункт в договор.

– Договор – это всего лишь бумага.

– Значит, мы не договорились, – девушка подхватила со стола пачку сигарет и, не обращая внимания на всполошившегося Никиту, пошла к выходу.

Как раз вовремя. Двое разъяренных водителей стояли рядом с Лёкиной «Тойотой» и разглядывали её тюнингованную поверхность как какую-то диковину. Конечно, машина была красивая. Но это не повод, чтобы вот нагло её рассматривать.

– Какие-то проблемы? – поинтересовалась Лена, открывая дверцу.

– Вы загородили нам выезд! – возмутился один из водителей.

– Уже нет.

Мотор завелся с одного поворота ключа. Нежно заурчал. Автоматически включилась магнитола.


Я не болею тобой от февраля до Москвы

Я не болею тобой как сигаретами дым


– Какой полет мысли, – усмехнулась Лена, выслушав истерические вопли певицы, и переключила магнитолу на CD. Перед следующей встречей вполне можно успеть выбрать музыку для завтрашнего шоу.

Но не вышло. Прохладный воздух так замечательно врывался в легкие сквозь полуоткрытое окно, что мысли крутились где угодно, но только не вокруг работы.

Внезапно Лена затормозила и направила машину к обочине. Там стоял какой-то мужчина, невзрачный, среднего возраста.

– До метро подвезете? – спросил он, заглядывая в приоткрытую дверь.

– Да, – кивнула Лёка и мужчина, покряхтывая, залез в салон, – Какое метро?

– Любое.

– Опаздываете? – поинтересовалась девушка.

– Да нет… Пешком не люблю ходить.

Лена понимающе хмыкнула и щелчком заблокировала замки на дверях. Приятный мужик. Одет довольно стильно, но вот лицо и руки выдают в нём бывшего работягу. И невзрачность от этого – несоответствие дорогого костюма и мозолистых рук.

– А почему такая девушка, да на такой машине – и таксует? – искренне спросил мужчина, и Лёка с интересом на него покосилась.

– Кто сказал, что я таксую?

– Да, но…

Он настолько потешно растерялся, что Лена даже засмеялась.

– Не бойтесь, я не маньяк и не вербую рабочих на стройки Казахстана. Просто скучно было ехать.

– Понимаю, – успокоился мужчина, – Можно я закурю?

– Конечно.

– Хотите поговорить?

– С чего вы взяли? – удивилась.

– А что, я не угадал?

– Да нет, почему же. И о чём говорить будем?

– О жизни, – улыбнулся пассажир, и Лёка засмеялась снова.

– Начинайте.

– Меня зовут…

– Стоп, – Лена грубо перебила мужчину и ухмыльнулась, – Давайте без имен?

Пассажир подумал секунду:

– Давайте. Что для вас жизнь?

Вопрос прозвучал неожиданно. Но никогда не догадаться этому темноволосому мужчине, что ответ на этот вопрос был выстрадан Лёкой, выплакан и рожден в боли.

– Жизнь – это мой крест, – ответила девушка и тоже потянулась за сигаретой.

– Удивлен. Почему так?

– Потому что в смерти я вижу избавление. И знаете… Если ад есть – то наша жизнь – это именно он.

– Почему?

– А вы вдумайтесь. Ад – это вечные страдания, да? Похоже на нашу жизнь, правда?

– Но в жизни есть не только страдания, – возразил мужчина.

– Конечно. Если бы была только боль – мы бы постепенно к ней привыкли. Иммунитет бы выработался. И тогда боль бы притупилась, и мы бы перестали её чувствовать. Поэтому вполне разумно добавить немножко радости, немножко счастья – чтобы после них страдания чувствовались еще острее.

– Погодите, но в жизни есть добро и зло. В аду должно быть только зло.

– А что есть добро по-вашему? И зло? – хмыкнула Лёка.

– Вы знаете, это довольно сложно дать точное определение… Они частенько пересекаются…

– Вы слышали о том, что на Кавказе опять что-то взорвали? Погибли люди. Это – зло?

– Конечно! – вспыхнул мужчина. – Расстреливать надо этих ублюдков!

– А то, что вы сейчас сказали – не зло?

– В смысле?

– Ну как же. Убить человека – зло. А вы предлагаете сделать именно это.

– Речь о нелюдях!

– Глупости какие, – Лёка вырулила на проспект и повела машину в сторону следующей станции метро, – Речь о людях. Разных. Глупых. Злых. Добрых. О людях.

– Всё равно расстреливать. Это не люди, а убийцы.

– А вы кем станете, после того, как расстреляете их? Таким же убийцей.

– Ну не я же буду их расстреливать…

– А кем вы стали после того, как произнесли эти слова? Значит, морально вы были к этому готовы.

– Вы меня запутали, – пассажир явно разозлился, – Вы не понимаете прописных истин. Пока вы не встанете рядом со смертью, не поймете. Высадите меня у этого метро, пожалуйста.

– Пожалуйста.

«Тойота» остановилась на обочине, и мужчина с трудом вылез из автомобиля. Оглянулся, потянулся, было, за бумажником, но махнул рукой и пошел к метрополитену.

Лёка ухмыльнулась ему вслед и посмотрела на часы. Нужно было ехать.

2

Катя открыла дверь не сразу. Пришлось несколько минут давить на прямоугольную кнопку звонка и тихонько злиться.

– Ну и где носит эту идиотку? – пробормотала Лёка, и в тот же момент дверь распахнулась.

Екатерина. Растрепанная, в мятом халате. Смотрит по обыкновению испуганно.

– Я привезла деньги и продукты, – не здороваясь и не разуваясь, Лена прошла в квартиру, – Что Егор?

– Вчера опять всю ночь плакал, – Катя поплелась следом за женщиной на кухню, ругая себя за то, что опять не успела с утра накраситься и встретила Лёку с таким лицом – опухшим, отекшим. Нездорово-розовым.

– В поликлинику свозила? – Лена деловито выгружала из больших пакетов продукты. Часть – в холодильник, часть – на полки. – Какого черта опять грязь развела?

– Нет. Я не успела прибраться. Всю ночь не спала… Устала.

– Опять начинаешь? Сколько раз я говорила – меня это не касается. Некоторые матери и работать успевают, и детей воспитывать, и порядок в доме наводить. Устала она… Еще раз увижу – работать пойдешь.

– А… Егор? – пролепетала Катя, вся сжимаясь.

– А Егора к себе заберу, – равнодушно отмахнулась Лена, – Кофе свари.

– Ты не имеешь права! Он мой сын, а не твой.

– Детка… Ты прекрасно знаешь, что я имею право на всё, что угодно. Где кофе?

– Если бы ты… Если бы не ты… – Катя вздрогнула и попыталась сдержать подступающие к горлу слёзы. – Я бы…

– Тебе напомнить, что бы с тобой было, если бы не я?

– Да пошла ты! – визг проник в Лёкин затылок и отозвался там тупой болью. – Хватит решать за меня! Если бы не ты – у меня не было бы ни этого ребенка, ни проблем! Я бы танцевала! Я бы не растолстела и не разбухла! И нашла бы себе мужика!

Катя визжала, а Лена молча смотрела на неё. Когда речь пошла о Лёкиной матушке, предках и сексуальной ориентации, она тяжело поднялась на ноги и, размахнувшись, влепила вопящей женщине пощечину. Полюбовалась результатом и влепила еще одну.

– Добавить? – поинтересовалась равнодушно.

– Теперь синяк будет, – всхлипнула Катя.

– Обязательно. Я дождусь сегодня кофе или нет?

– Я его сдам в детский дом, – пообещала девушка, доставая из шкафчика турку и пакет с кофе, – Поняла?

– Обязательно сдашь. Ладно, хрен с ним, с кофе. Поеду. Сегодня же сходи в поликлинику. Вечером позвонишь, скажешь результат.

– Мразь! – снова закричала Катя, забившись в угол между мойкой и стиральной машиной. – Не смей мне указывать! Ты мне никто! Я его завтра в окно выброшу! Если бы не он – у меня была бы другая жизнь! Почему я вынуждена вымывать говно и не спать ночами! Это ты виновата!

– Понятно, – кивнула Лёка и вдруг рывком прижала Катю за горло к стене. Губы сжались в узкую полоску. А выражение лица осталось равнодушно-отстраненным. И это пугало сильнее всего. Женщина захрипела, испуганно тараща глаза, – Попробуй, детка. Я тебе ноги оторву и в твою же разбухшую задницу засуну. Или сомневаешься?