– Привет…, – Лёка растерялась и сделала шаг назад. Она была совсем незнакомая с новой короткой стрижкой, одетая в джинсы и черный свитер, – Извини, я… Тороплюсь.

– Лена, – Женя устало посмотрела в синие глаза, – Поговори со мной. Просто поговори. Как ты?

– Я… Нормально. А ты?

– Я тоже хорошо. Диплом заканчиваю. Даже не верится, что скоро уже конец вояжу под названием «высшее образование».

Лёка засмеялась.

– Ну да. А я вот тоже думать начала: может, всё-таки в институт поступить? А то за плечами ПТУ и куча всяких курсов, а вышки-то так и нету.

– Конечно, стоит поступать! Высшее образование не помешает.

Женя почти физически ощутила, как расслабилась Лёка от её спокойного, веселого тона. И только Бог знал, каких усилий стоило девушке поддерживать этот тон и улыбку на бледном лице.

– Ты где живешь-то сейчас?, – спросила, продолжая улыбаться.

– Да это… У знакомого одного с мехмата. На работу сейчас устраиваюсь. Может, потом квартиру сниму.

– О! Поздравляю, – радостно, – А что за работа?

– Да сисадмином. Буду сетки прокладывать в одной фирме. Жень, мне правда бежать пора.

– Ясно… Ладно, Лен, давай тогда. Ты бы хоть в гости как-нибудь забежала. Мы все скучаем периодически.

– Забегу, конечно. В общем, я позвоню. Пока, Жень.

– Пока.

Лёка махнула рукой и ушла. А Женька долго стояла, прижав руку к груди. Ей казалось, что если отнимет сейчас руку – сердце выскочит из грудной клетки и размажется кровью об асфальт.

Поздно вечером, вернувшись домой, Женя застала там встревоженных Ксюху и Кристину. Последние две недели обе они старались не выпускать Женьку из виду: ходили с ней в универ, гулять и вообще всегда были рядом.

– Привет!, – куртка приземлилась на вешалку, а сумка на кресло, – А по какому поводу мировая скорбь?

– Привет…, – Ксюха аж растерялась, – Жень, ты где была?

– Гуляла, – беспечно получилось. Хорошо. Правильно, – А вы чем занимались?

– Да мы так… Есть будешь?

– Обязательно. Я сегодня в универе была, вроде бы эпопея с дипломом закончена, осталось только плакаты нарисовать и всё.

– Здорово! Молодец!, – подключилась к разговору Кристина, настороженно посматривающая сквозь челку, – Жень, ты… Всё нормально?

– Угу. Я сегодня Лёку видела.

Бабах. От неожиданности Ксюха уронила тарелку и сразу кинулась за веником.

– И как… Лёка?

– Нормально. На работу устроилась, квартиру собирается снимать. Да она, наверное, зайдет как-нибудь.

– Жень, вы… помирились?, – Кристина совсем ничего не понимала.

– Да мы вроде и не ссорились. Ладно вам о Лёке, давайте есть лучше.

И они ели. Женька старательно запихивала в себя еду, не ощущая вкуса, и нахваливала поварих. Держала на лице улыбку, сосредоточенно держала – чтобы не отвлечься, не дать отчаянью отразиться на уставшем лице. Она так решила. Хватит. А то Кристина и Ксюха и так уже с ума сошли от беспокойства. И Шурик каждый день начал приходить. И Толик преувеличенно заботлив стал. Пора прекращать этот маразм. Люди-то вокруг ни в чём не виноваты.

Женя старательно запретила себе вспоминать и думать о том, что было раньше. Как будто построила себе новую жизнь, вырвав из неё кусок начиная от памятной июльской игры и заканчивая недавним новосельем. Ничего не было. Лёка друг. Старый друг. Хороший друг.

Кажется, помогало. И когда через неделю Лёка зашла-таки в гости, Женька была на высоте. Улыбалась, смеялась, рассказывая про научного руководителя их кафедры. Слушала Лёкины рассказы о новой работе. Насмешливо журила Ксюху за её новый имидж. И снова улыбалась, улыбалась.

А потом, когда за Лёкой захлопнулась дверь, по инерции продолжала что-то болтать и размешивать в стакане чай, пока молчащая весь вечер Кристина не стукнула ладошкой по столу.

– Хватит, Жень.

– Что хватит?, – Женька еще не вышла из образа, но Кристина и Ксюха смотрели серьезно.

– Прекрати. Никому не лучше от того, что ты так себя ведешь. Разве только этой… Перестань.

– Да что перестать-то?, – Женя поняла, что её игру разгадали, но продолжала по инерции.

– Ты как струна натянутая, Жень. Улыбаться еще не устала?

– Устала…, – вздохнула и достала сигареты из куртки, – Но так легче, Кристь. Так правильнее. Моя боль – это моя боль. Ни к чему ею остальных отравлять.

– Неужели ты так и не поняла, что боль нужно с друзьями делить?

– Нет, Кристь. Я не буду больше ничего ни с кем делить. Извини.

И ушла, растворившись в спасительном одиночестве собственной комнаты и плеера.


Вместе сделали вдох… Выдыхать одному.

Удивительно, что до сих пор я живу.

Удивительно, как много крови во мне.

Никому не отдать, кровь моя не в цене.

Остается сцепить зубы и замолчать.

Ноги выбросить вверх – идет охота на волчат.


И снова понеслись события. Оксана и Женя защитили дипломы, облили их, по традиции, шампанским и устроились на работу. К концу октября Кристинка переехала к Толику, а в ноябре с шумом отпраздновали их свадьбу. Лёка неожиданно быстро начала делать карьеру и вскоре выросла до звания старшего системного администратора.

Она по-прежнему ухаживала за Юлей, а Юля по-прежнему не подпускала её слишком близко. Когда было особенно плохо – Лёка приходила к Женьке и, спрятавшись в сигаретный дым, долго жаловалась на жизнь. Женя слушала, успокаивала, гладила по голове. Делилась силами, которых с каждым днем становилось всё меньше и меньше.

И Лёка уходила, окрыленная, и снова пыталась.

Кристина первое время старалась объяснить Женьке, что эти отношения – неправильные. Что предательство нельзя прощать. Но Женя не слушала. Она понимала, что так – больно. Но без Лёки было еще больнее.

Ночами, обнимая мягкую игрушку, Женька иногда позволяла себе окунуться в то время, когда Лёка была другой. Мягкой. Открытой. Нежной. Огромными синими глазищами летела навстречу Жениному взгляду. Как не похоже это воспоминание было на нынешнюю Лену: суровую, где-то жесткую. В её глазах теперь постоянно можно было увидеть бессильный поиск и метания.

Порой Жене казалось, что она была бы даже рада, если бы Лёка смогла, наконец, покорить Юлю. Не один год длилась эта странная любовь, и если бы случилось – разве не было бы это сказкой? И чудом? Чудом, в которое Женька больше не верила.

8

А потом пришел новый год. Совсем другой, не такой, как прошлый. И уже без труда разместила Женька ёлку в большой комнате, и закуски ей помогала готовить Оксана, и гостей собралось совсем немного. И всё было как-то по-взрослому, более солидно, что ли…

Отгремели куранты, зазвенели бокалы, застучали вилки, собирая с тарелок фирменные Женькины блюда. И только Лёка, мрачная, сидела, откинувшись на спинку стула, и рассматривала своих друзей.

Кристина. Куда за эти месяцы пропали её роскошные длинные волосы? Неужели у какой-то парикмахерши поднялась рука сделать из них банальное «каре по плечи»? И что это за тоска в её некогда озорных глазах? И почему она постоянно рычит на Толика и не дает ему выпить вместе со всеми?

И Толик… Растолстел. Отрастил небольшие усики. И смеется как-то ехидно, с чувством превосходства над другими: словно играет роль старшего, отца семейства.

Оксана. Когда-то Лёка даже думала, что влюблена в неё. Они провели вместе много дней. Тогда Ксюха была зажатой, закомплексованной девчонкой. А теперь? Сидит, вальяжно закинув ногу на ногу, небрежно откидывает прядь волос назад, бесстыдно улыбается своему парню. А парень не свой, не компанейский, откуда-то с работы привела его Оксанка… И не понимает он шуток общих, не знает, как себя вести… И на Юльку пялится постоянно.

Ох, эта Юлька. И она изменилась. Теперь уже не звезда она всеобщая, а такая же, как все. Да, улыбчивая, да, красивая – но… ничего особенного…

А Саня почему-то один пришел сегодня. Мрачный сидит, злющий. Зато лицо чисто выбрито и облито дорогим одеколоном. И костюмчик недешевый на нем. Правильно, работа хорошая, всё в жизни удалось – почему бы и не одеться красиво? Только вот почему он как будто… За Женькой ухаживает, чтоли?

Да, ухаживает. А Женька улыбается, вроде бы искренне даже, гладит его по голове и смеется его шуткам. Она тоже изменилась. По ней сильнее всего видно: была девочка, стала женщиной. Только хорошо ли это? Раньше своя была, родная. А теперь чужая какая-то. Волосы до лопаток, очки носит, платье, вон, в честь праздника одела. А раньше – джинсы только, да футболки. Да, чужая стала – определенно.

– А ведь в этом и я отчасти виновата, – пронеслось в голове у Лёки, – Это ж я её… бросила.

Да и сама Лена изменилась, конечно. Работа, квартира… Даже с родителями помирилась – привыкли они постепенно, что дочь уже не переделаешь. Только за Юлькой всё так же бегала, и понять не могла, почему и зачем…

– Лен, пошли танцевать!, – Ксюха бесцеремонно выдернула Лёку со стула и потащила в центр комнаты, – Покажем пример, а то все заснут сейчас.

И они танцевали. Под «Снайперов», под «Наутилус», под Мадонну даже пару раз. Менялись партнерами, выпивали, и снова танцевали. Пока не свалились все по разным углам в изнеможении. И только тут Лёка заметила, что Женьки нет. Куда-то исчезла, пока они бесились.

– Странно… Куда она делась?, – пронеслась мысль, – Может, опять плохо стало?

Подавив в себе чувство беспокойства, Лена отправилась искать. Вторая комната – нету. Кухня – нет. Ванная… Нашлась.

Женька стояла, прижавшись лицом к полотенцу, и даже не сразу обернулась, почувствовав прикосновение рук к талии. А когда обернулась, с трудом собрала мысли и чувства в кулак и равнодушно промычала:

– А, это ты… Ты зачем здесь?

– Ты как себя чувствуешь?, – Лёка, казалось, не собиралась выпускать Женю из своих объятий, и обнимала всё крепче, – Почему ушла?

– Я что, не могу в собственном доме побыть одна? Уйди, пожалуйста.

– Ты меня прогоняешь?

– Нет, я тебя не прогоняю. Я просто прошу тебя оставить меня одну, – они смотрели друг другу прямо в глаза и Женя проигрывала в этой игре…

– А если я не уйду?, – чертята в Лёкиных зрачках как будто взбесились – прыгали, дурачились и сходили с ума, – Что тогда?

– Лена, я тебя умоляю…

– Ну, что будет, Жень?, – наклонилась, поцеловала в висок… в ухо…, – Что будет, если не уйду?

– Уходи… Пожалуйста…, – Женька сжала зубы и попыталась разомкнуть кольцо рук, обнимающих её. Она боялась, что сейчас задохнется от количества чувств и эмоций, стучащих в сердце, – Я прошу тебя, уходи…

– Ты действительно этого хочешь?, – Лёкины губы уже исследовали шею, плечо, подбородок, не обращая внимания ни на какие жесты и слова.

А Женя не хотела. Единственное, о чём она мечтала – это остановить навсегда это мгновение, чтобы оно не кончалось… Чтобы всегда были нежные губы, и холодный твердый язык, и ласковые пальцы, расстегивающие платье, и страстный шепот… И долгое-долгое счастье быть рядом с любимым человеком…

Женя смотрела на спящую Лёку и улыбалась. Она была готова всю жизнь провести так, лёжа в кровати и глядя на такую недоступную свою любовь… Ёё ресницы забавно подрагивали, а губы сложились в узкую-узкую полоску светло-красного цвета… И так доверчиво вздыхала она, когда Женька гладила непослушные пряди её волос…

– Привет, – Лёка открыла глаза и смущенно посмотрела на девушку.

– Доброе утро, – как ветром сдуло счастливую улыбку и бродящую по волосам руку, – Как спалось?

– Нормально.

Молча выбралась из-под одеяла и, натянув майку, пошлепала в ванную. И вскоре Женя услышала её голос уже на кухне – поздоровалась с Ксюхой, смеется чему-то…

– Кофе будешь?, – растрепанная голова в дверном проеме. Мокрая после душа.

– Буду, – Женька вздохнула и, накинув халат, вышла. Села на стул у плиты, по привычке поджала ноги и попыталась согреть ладони о горячую чашку.

Ксюху как ветром сдуло – унеслась, что-то пробормотав о работе и важных встречах. А Лёка зачем-то поправила ремень на джинсах и уселась напротив Жени.

– Мелкая… Ты… Ты прости меня…

– Лена, не надо, – твердо перебила Женька, – Я не хочу слушать твои извинения, оправдания и всё остальное. Это произошло случайно. Никто никого вернуть не хочет. Мы обе были навеселе… В-общем, я всё понимаю.

Один Бог знает, чего стоило девушке произнести эти слова. Костяшки пальцев, сжимающих чашку, побелели от напряжения. А Лёка повеселела тут же, прикурила сигарету, быстро выпила чашку кофе и… откланялась. Убежала на работу.

Не успели замолчать звуки шагов на лестнице, не успела Женька начать реветь, как тут же, с полпинка распахнув дверь, влетела Ксюха. Бросила сумку на стол, упала в кресло и в лоб спросила: