– Ты с ума сошла?

– Ты о чём, Ксюнь?, – голос всё-таки выдал усталость.

– О том! Ты совсем больная? Мазохистка? Зачем тебе это всё? Ты не видишь, что она над тобой издевается?

– Она не издевается. Она сама не знает просто, чего хочет.

– Ну да! Она не знает, чего хочет, а страдаешь ты, дурочка! Немедленно выкинь её из своей глупой головы и при первой встрече пошли её куда подальше.

– Я бы уже давно это сделала, Ксюш, – прошептала Женька, вставая на ноги и пошла к выходу, – Но не могу.

– Почему? Почему не можешь?

– Я люблю её, – вздохнула и закрыла дверь.


***

Конечно, это повторилось. И повторилось не раз. Постепенно Женька привыкла к нечастым, где-то раз в неделю, визитам Лёки. И даже научилась скрывать их от всех. Привыкла рычать на друзей, когда они пытались задавать вопросы. Привыкла прятать в глубине души слова, которые хотелось сказать и привыкла говорить те, которые Лёка хотела слышать.

И было каждый раз грустно и очень одиноко, и каждый раз хотелось послать «визитершу» далеко и надолго… И каждый раз не получалось.

Впрочем, проблем и без Лёки было немало. Поругалась с Толиком и вернулась назад Кристинка – оказалось, что «он просто подлец и всё это было большой ошибкой». Саня окончательно бросил университет, и занялся поиском, как он выражался, «настоящей лав». Причём поиски эти у него заключались в постоянной смене претенденток на это почётное звание. Каждую из них он обязательно приводил к Женьке, знакомил и… на следующей неделе приводил другую.

Женя проводила очень много времени на работе. Теперь она преподавала литературу в сорок пятой школе. Приучилась одеваться в строгие костюмы и вести себя солидно и по-взрослому. Длинные темные волосы Женька теперь собирала в замысловатую причёску, которая, как ей казалось, была вполне солидной и в духе консервативной профессии учителя.

Вечерами Женька обычно либо проверяла детские сочинения, либо доставала из холодильника коньяк и, кутаясь в сигаретный дым, пила его маленькими глоточками – одна или с Кристиной.

Но и Кристина больше не была жизнерадостной юной девушкой. Недолгая совместная жизнь с Толиком изменила её. Она начала писать. Целыми днями сидела на балконе у старенькой печатной машинки и сочиняла какие-то бредовые, по мнению Жени, рассказы. Хамила поклонникам по телефону. И часто злилась, глядя на старые, студенческие фотографии.

Только редкими вечерами на кухне Кристина становилась прежней: куталась в плед, изящно прикуривала сигарету и всеми силами пыталась тянуть Женьку к свету.

Тяжелы были эти бесконечные ночные беседы, но без них было бы совсем темно – с усмешкой, прячась за банальными словами и отстраненным тоном, обе выплескивали накопившуюся усталость.

– Вот и пойми этих мужиков…, – мрачно закуривала Кристина, – Что Лёка, что Толик – один чёрт. Как только добиваются своего, сразу им скучно становится. И – вперед, налево.

– Но Лёка же не мужик, – вяло отбивалась Женя.

– Ну и что? Она недалеко от них ушла… Внешне девушка, а внутри – самый настоящий мужик. Зараза она.

– Зараза. И Толик – зараза. И я – зараза, и ты. Все мы хороши.

– Это точно. Но если женская душа – потемки, то мужская… Иногда мне кажется, что у них её вообще нет.

– Есть. Просто прячут далеко и глубоко.

– Да брось ты. У них все внутренности заняты тремя мыслями: «секс, секс, секс». И всё.

– Ты зря так думаешь, – Женька наливала еще по стопке коньяка, – Мне кажется, что здесь дело не в сексе, а в умении понять другого человека. Это мы, дуры, всё пытаемся всех понять, а они даже не задумываются о том, что мы чувствуем.

– Я одно не могу понять, Жень. Она же предала тебя. Предала твою любовь. Как ты можешь теперь быть ей другом? Как ты можешь спать с ней, наконец?

– А откуда ты знаешь, что я с ней сплю?

– Брось, Жень… Мы же не слепые.

– Понятно, – Женька замолчала надолго, и решившись, продолжила, – Знаешь, Крысь, ты не права. Лёка, может быть, и предала меня. Но не мою любовь. Её невозможно предать, понимаешь? Она просто есть, эта любовь, она живет во мне, глубоко-глубоко внутри.

– Жень, она даже не поговорила с тобой. Даже не попросила прощения.

– Пойми, когда человек влюбляется, всё вокруг него становится нечетким и расплывчатым. За своими переживаниями человек просто не видит боль других людей. А счастливый человек еще более эгоистичен. Ему почему-то кажется, что раз он сам счастлив – то и все вокруг счастливы тоже.

– Нет, Жень. Не то, не то… Ты права в чем-то, но вы были вместе так долго: неужели ты не заслужила даже последнего объяснения?

– Выходит, не заслужила, – вздохнула Женька и снова потянулась за бутылкой, – Она еще маленькая, Крысь. Маленькая и глупая. Она бежит от всех негативных чувств и эмоций. И то, что ей не нравится либо меняет кулаками, либо прячется, если кулаки не помогают.

– И ты её любишь… такую?, – Кристина, кажется, начала, понимать.

– Я её любую люблю. Это внутри меня. Так глубоко, как ты себе даже не представляешь.

Так и проходили эти больные горькие вечера.

Ксюха постепенно отдалялась от всех. Сначала перестала общаться с Кристинкой, потом и с Женькой. Замыкалась в себе, часто запиралась в ванной, а потом вдруг, ни слова никому не сказав, переехала к какой-то подруге с работы. И пропала – перестала заходить, звонить. А вскоре и Лёка исчезла, прекратила «визиты» и вдруг уехала в длительную командировку, не сказав, в какой город едет, и когда вернется. Женя с Кристиной остались вдвоем. Если не считать, конечно, старых и новых друзей, Толика, заходившего иногда и смущенно молчащего на стуле, и Сани, с его очередной «настоящей любовью».


***

Прошло несколько месяцев с тех пор, как уехала Лёка. В Таганрог снова пришло лето. И Женькины волнения как-то сами собой улеглись, уступив место теплу и новой, взрослой, жизнерадостности.

Взмахивая сумкой и стуча каблуками по асфальту, Женя с утра спешила в школу, здоровалась с коллегами, иногда неожиданно начинала на уроке цитировать любимых поэтов. Дети радовались новой Евгении Васильевне. Они любили её за тепло и поддержку, которыми она их окружала. За то, что она всегда их выслушивала и доверяла не только собственному мнению.

Где-то в середине июня Шурик начал встречать Женьку после занятий. Смущенно караулил у выхода, курил, пряча сигарету в кулаке и каждый раз оправдывался, что «случайно проходил мимо и решил проводить».

Женя была ему рада. В последнее время она начала ненавидеть одиночество. Хотелось, чтобы всегда были рядом люди. Чтобы был рядом хоть кто-то.

Однажды, в середине июля, Женя как обычно шла домой вместе с Шуриком. Сегодня у неё был тяжелый день: хоть в школе и наступили каникулы, но учителям всё равно приходилось ходить на работу и посещать скучные семинары.

– Мне бы с тобой поговорить, Жень, – смущенно проговорил Саня, когда они уже подходили к Жениному дому, – Только чтоб вдвоем…

– Да дома всё равно никого нет. Залетай, – улыбнулась Женька.

Они устроились на кухне. Саня вытащил из портфеля бутылку вина, Женя достала бокалы.

– Ну, – улыбнулась после первого тоста, – Что стряслось?

– Жень… Я тебя люблю, – выпалил Саша и замолчал смущенно.

– Я тебя тоже люблю, мой хороший, – с улыбкой ответила Женька, – Так что случилось-то?

– Ты не поняла… Я действительно тебя люблю. Давно очень. Еще тогда, с игры… Если бы ты знала… Жень, я всегда хотел, чтобы ты была счастлива. Я не совсем понимал твои отношения с Лёкой, но ты когда была с ней – улыбалась, и я смирился. Я и со своей девушкой из-за тебя расстался… Я действительно тебя люблю. Ты не думай, я ничего не прошу. Я всё понимаю. Ты… Ну, не по этой части… Но всё равно. Хотел чтобы ты знала.

– Сань…, – Женя застыла, ошарашенная. Она ожидала чего угодно, но только не этого. Молодой интересный мужчина сидел перед ней, съежившись на стуле и бормотал что-то несуразное, – Сань, ты что?

– А ничего!, – вскочил внезапно, – Ты думаешь, я не понимаю? Я всё понимаю! У тебя всегда Лёка. Ты ради неё… всё. А я… Я всё равно тебя люблю. Ты самая лучшая – и я удивляюсь, как она до сих пор этого не поняла. Ты… Да ради тебя я готов… На всё что угодно готов! И мне всё равно, что ты меня не любишь. Я просто… Потому что…

Саша продолжал что-то говорить, а Женька… Женька вдруг увидела на его месте себя. Себя – старую, улыбчивую и смешливую Женьку. Которая не боялась признаться в своих чувствах, которая всем и всегда в глаза говорила правду. И что-то перевернулось в её душе. Что-то стало совсем другим.

– Сашенька, – улыбнулась Женя и взяла парня за руку, – Сашк… Давай я не буду ничего тебе говорить? Ты хочешь быть рядом со мной? Ты будь, Сашк. Ты будь. Ты мне сейчас очень-очень нужен.


…И спеть меня никто не мог заставить.

Молчание – начало всех начал.

Но если плечи песней мне расправить

Как трудно будет сделать так, чтоб я молчал.

И пусть сегодня дней осталось мало.

И выпал снег, и кровь не горяча.

Я сотый раз опять начну сначала.

Пока не меркнет свет, пока горит свеча.


***

Лёка вернулась как всегда неожиданно. Просто возникла однажды на пороге Женькиной квартиры, сияя букетом белых роз, и улыбнулась Кристине: «Приветствую врагов развивающегося капитализма. Женька дома?».

Женьки дома не было. Кристина, поддерживая уже начинающий расти живот, проводила Лёку на кухню и сама присела рядом.

– Ты где шлялась?, – спросила.

– В Караганде. Я во многих городах побывала, Кристь, – хмыкнула Лёка, – Многих людей видела, интересных таких. Но почему-то всё равно домой тянуло.

– А у тебя он есть, дом-то?, – эх, не так надо бы, не так жестко, Кристина.

– А как же, – а с Лёки как с гуся вода, – У родителей дом. Квартира моя – дом. А тут, я смотрю, мне не слишком рады?

Кристина не успела ответить. Прогремел замок на входной двери и минуту спустя в кухню в обнимку ввалились Женя и Саня.

– Привет…, – протянул парень и выпустил Женькины плечи из своих объятий. А та уже ничего и никого не видела: вспыхнув глазами, не отрываясь впитывала в себя новый Лёкин образ: и стильную стрижку темных волос, и строгие черные брюки, и совершенно потрясающую белую футболку.

– Ленка…, – прошептала, – Ленка…

– Привет, мелкая, – Лёка с улыбкой притянула Женю к себе и поцеловала в переносицу, – Ты что, не рада меня видеть?

– Что ты… Рада. Конечно, рада, – Женька засуетилась, глядя то на повзрослевшую Лёку, то на молчащего в остолбенении Шурика, то на ухмыляющуюся Кристину. А потом вдруг остановилась.

– Ну как ты, Лен?, – спросила почти спокойно и потянула Саню за руку, усаживая на стул. Сама примостилась к нему на коленки, – Как командировка?

– Какая командировка? А! Да нормально командировка, – умница, ничем не выдала своего удивления, – Я по России капитально поездила. Вы лучше расскажите, как у вас? Я смотрю, тут большие перемены без меня произошли…

– Лёка, – начал, было Саша, но Женька его перебила.

– Да, Лен. Всё теперь иначе. Мы с Сашей теперь вместе.

– Можно поздравить?, – со смешком поинтересовалась Лёка.

– Конечно.

– Ну тогда поздравляю! Молодец, Шурик, добился-таки.

Лёка ухмылялась, рассказывала про поездку, ехидно посматривала на Саню. А Женьке хотелось выгнать их всех – самоуверенную Ленку, гордо посматривающего Шурика и ехидную Кристину – и остаться в одиночестве. Чтобы никого не было. Ни-ко-го.

Постепенно всё снова стабилизировалось. Кристина помирилась с Толиком и заявление о разводе было публично порвано в клочки. Женька потосковала немного, но постоянное присутствие Сани не давало скучать, да и Кристя почти каждый день приходила в гости.

Радовала работа: с сентября Женька нагрузила себя по полной программе, добавив к основным урокам классное руководство. Радовали тетя и дядя, в гости к которым Женя и Шурик съездили в августе-месяце. Да и Саня как-то потихоньку перестал раздражать, и начал даже нравиться, и в постели с ним Женя постепенно начала расслабляться и получать хоть какое-то, но всё же удовлетворение.

Жизнь шла, и уже казалось – всё, всё устаканилось, встало на свои места, когда в один вечер судьба снова перевернулась вверх тормашками.

– Привет, – Лёка сидела на ступеньках и как-то жалко смотрела снизу вверх на уставшую Женю, – А я вот пришла… В гости. Можно?

– Заходи, – вздохнула и подала руку, помогая встать, – Что случилось?