У меня округлились глаза.

— Изабелла, подожди у двери, — сквозь зубы процедил Гаррет.

Иззи встала, и на мгновение мне показалось, что она все-таки уступит ему, но потом она повернулась ко мне:

— Нат, пошли?

Мой взгляд заметался между падчерицей и бывшим мужем: я пыталась понять, как правильно поступить. Мне не хотелось, чтобы Иззи уходила от Гаррета злой. Если она пожалеет обо всем, что сказала, то у нее не будет возможности на следующий день с ним помириться. Мы приедем только через месяц.

Надеясь, что принятое мною решение было верным, я посмотрела на Гаррета.

— Иззи растет прекрасным человеком. Она действительно повзрослела и стала принимать собственные решения. — Я встретилась с Иззи взглядом. — И пусть мне не нравится, что вы поругались, я поддержу ее, если она собралась уходить. Счастливо, Гаррет. Увидимся в следующем месяце.

Иззи бросила на отца последний взгляд.

— Пока, пап. — И мы ушли.

Я ожидала, что как только мы покинем тюрьму, она расплачется. Но она не расплакалась. Забрав из шкафчика наши вещи, мы пошли к машине, и все это время Иззи молчала.

Сев за руль, я повернулась к ней.

— Хочешь, поговорим?

— Он такой дурак. Я рассказывала ему о том, как улучшились мои штрафные броски, и знаешь, что он ответил?

— Что?

— Спросил, что за тип приходил к нам домой.

Маркус был у нас всего один раз, но я нутром чувствовала, что речь не о нем.

— Как он узнал?

— Дэймон сказал ему, что ты якобы встречаешься с каким-то сантехником.

Р-р. Чертов Дэймон.

— Жаль, что он сунул нос не в свое дело и испортил твою встречу с отцом.

— Папа сам все испортил. Он даже не слушал меня, а когда я сказала, что его не должно волновать, кто бывает у нас в квартире, взбесился.

Вот блин.

— Что он на это ответил?

— Что ты его жена, а значит это должно его волновать. Что, пока его нет, я — его глаза и уши. Ну а я ответила, ты его бывшая жена, и что он сам виноват, что сейчас отсутствует дома. И что я не его глаза и уши, а его дочь.

Боже, как же я ею гордилось. Но еще у меня разрывалось сердце при мысли о том, что Гаррет попытался использовать ее в тот единственный жалкий час, который выделялся им в месяц.

— Иззи, ты на все сто процентов права. Сказать эти слова было, вероятно, непросто.

— Но это же правда.

И когда она успела так повзрослеть?

— Иззи... спасибо тебе. Спасибо за то, что защитила меня. Но я хочу, чтобы ты знала: я не обижусь, если ты захочешь рассказывать Гаррету о наших делах. Да, мои дела его не касаются, но твои — еще как, и у него есть полное право спрашивать, что за мужчина ходит к нам в дом.

Она снова отвернулась к окну, а я, давая ей время, завела машину. Нам предстояло провести в дороге не один час, и ей требовалось хоть какое-то уединение, чтобы уложить все сказанное у себя в голове.

Но в этот раз Иззи не надела наушники и не уснула. Судя по виду, она о чем-то сосредоточенно думала.

Примерно через час, когда мы проехали мимо нескольких указателей на рестораны фаст-фуда, я спросила, не хочет ли она пообедать. Иззи кивнула. Обычно мы заезжали в авто-кафе, но сегодня я припарковалась у «Вендис». Если Иззи была готова поговорить, нам стоило сесть друг напротив друга.

Я забрала с заднего сиденья сумочку и собралась было выйти, но меня остановил голос Иззи.

— Нат?

Я обернулась и увидела, что она не сделала и попытки выйти наружу. Иззи смотрела прямо перед собой, и когда я, присмотревшись, заметила в ее глазах слезы, то закрыла дверцу машины.

— Солнышко, поговори со мной. Расстроиться после такого совершенно нормально.

По ее щеке скатилась слеза, а нижняя губа задрожала. Когда она повернулась ко мне, и я увидела ее боль, у меня в горле тоже встал ком.

— Какие у папы права? — хрипло произнесла она дрожащим голосом.

Сначала я не поняла смысл вопроса, но потом вспомнила, как сказала, что у Гаррета есть полное право знать, что за мужчина к нам ходит. Мне показалось, она имеет в виду именно это.

— Он твой отец, поэтому имеет право знать, что со мной тебе ничего не угрожает. Что бы ни произошло между нами, и каких бы плохих поступков он ни наделал, с моей стороны будет неправильно, если я позволю ему беспокоиться за твою безопасность.

Иззи помотала головой.

— Нет. Какие у него права на меня?

— Ты про опеку?

Она кивнула.

Мы еще никогда не обсуждали решение суда. Она знала лишь то, что живет со мной, а к бабушке и отцу ездит в гости.

— Ну, в настоящее время полная физическая опека над тобой передана мне, поэтому никто не имеет права забрать тебя жить к себе. Ты ежемесячно навещаешь бабушку, потому что так мы с нею договорились. Мне кажется, тебе важно поддерживать с нею связь, и она тебя очень любит. Твоя бабушка тоже подавала прошение об опеке, но ей семьдесят два, и раньше ты с ней не жила, поэтому суд постановил, что опекуном буду я.

Чтобы следующее она услышала ясно и четко, я подождала, когда она поднимет глаза.

— И я тоже хотела, чтобы ты жила у меня, потому что люблю тебя.

Она улыбнулась сквозь слезы и кивнула, а я продолжила:

— Однако существует две формы опеки над несовершеннолетними: физическая и правовая, и правовую мы делим с твоим отцом.

— Что это значит?

— Это значит, что мы оба имеем право голоса в принятии важных решений, касающихся тебя, таких как обучение, лечение и так далее.

— Даже несмотря на то, что папа в тюрьме?

— Да. Я даже не пыталась бороться за полную правовую опеку. Твой папа всегда принимал здравые решения на твоей счет, а еще он тебя очень любит. Я не хочу, чтобы он решил, будто я пытаюсь украсть тебя у него. Да, он совершил много ошибок. Больших ошибок. Однако он все равно остается твоим отцом.

Мне показалось, я хорошо справилась с объяснением, но в конце Иззи выглядела еще растроеннее, чем в начале. Она сидела и молча плакала.

— Боже, прости меня. Я не хотела тебя огорчить. Слишком много информации, да? — Я наклонилась и обняла ее. — Иди сюда. Поговори со мной. Что именно тебя огорчило?

Несколько минут Иззи плакала у меня на плече. Я тоже не смогла сдержать слез. Видеть, как она терзается, было больно. Дети не должны страдать из-за поступков родителей, которым полагается оберегать их. Однако подобное происходило ежедневно и повсеместно.

Я никогда не думала, что однажды соскучусь по злой и раздраженной Иззи. Спустя какое-то время рыдания стихли, она шмыгнула носом и подняла голову. Ее глаза были красными и опухшими.

— Потом ты отправишь меня жить с ним, да?

Вопрос застал меня врасплох. Мне никогда и в голову не приходило, что Иззи может не захотеть жить с отцом, когда тот через несколько месяцев освободится. Она только в последнее время начала открываться мне, а я — осознавать, что она ненавидит не меня, а обстоятельства, из-за которых ей пришлось со мной жить. И что ей просто некого обвинить в этом, кроме меня.

Я всмотрелась в ее лицо.

— Ты не хочешь жить с отцом?

Она покачала головой.

— Сейчас ты обижена на него. Не думаю, что это подходящее настроение для решения таких вопросов.

— Он не женщина. И многого не понимает. Я могу просто остаться с тобой, а к нему ездить по выходным?

Боже, я была не готова ответить на этот вопрос. И даже не знала, смогу ли. Когда Гаррета выпустят, он захочет полную опеку над дочерью, разве нет?

— Иззи, я… я не думаю, что решение должно приниматься только мной и тобой.

Из ее глаз исчезла надежда.

— Оно должно приниматься папой?

— Наверное, если мы решим, что в твоих интересах остаться со мной, а твой отец будет против, то решать будет суд.

Она, словно обдумывая это, опустила лицо, а потом спросила, взглянув мне прямо в глаза:

— А ты захочешь, чтобы я жила с тобой, если этого захочу я?

— Да, — вырвалось у меня, прежде чем я смогла обдумать ответ.

Однако что-то подсказывало меня, что если Иззи захочет остаться со мной, то претворить ее желание в жизнь будет не так-то легко.


ГЛАВА 22

Наталия


Я была на пределе. На взводе. На нервах.

Всю неделю мне каким-то чудом удавалось занимать себя делами и не предаваться мыслям о предстоящем свидании — или, вернее сказать, о предстоящих выходных — с Хантером. Была пятница, два часа дня. Пациенты закончились, я оформила все заметки и в надежде расслабиться налила себе ванну, бросив в воду бомбочку с ароматом душистого горошка, которую купила вчера по дороге домой.

Ванная комната у меня, как и все остальное в квартире, была маленькой, так что стоило мне включить горячую воду, и она сразу наполнилась паром. Поскольку Иззи не было дома, я приоткрыла дверь и, раздевшись, залезла в воду. Закрыла глаза и глубоко вдохнула изумительный аромат сада моей бабули. То, что нужно.

Мой покой нарушил звонок лежащего на раковине телефона. Я подняла голову. И наткнувшись на немигающий взгляд глаза из угла ванны, как ошпаренная выскочила из воды, расплескав половину на пол и чуть не поскользнувшись на мокрой плитке.

Кот.

Чертов кот.

Вообще, наличие всего одного глаза должно было дать мне подсказку.

Судя по всему, Котперник проскользнул в открытую дверь и уселся на краю ванны, чтобы перепугать меня до полусмерти. Поскольку он до сих пор глазел на меня (простите за каламбур), я сдернула с вешалки полотенце.

Серьезно? Прикрываться из-за кота? Я и впрямь была на пределе.

Сделав пару глубоких вдохов, я потянулась за телефоном, жужжание которого стало катализатором чуть не случившейся катастрофы, и внезапно обнаружила, что на раковине его нет. Похолодев от ужаса, я осмотрела все вокруг, оставив самое страшное напоследок.

На полу его не было.

В раковину он не свалился.

И не совершил сверхъестественного прыжка в мусорное ведро.

Я покосилась на ванну.

Твою же мать.

Вот он. На дне, под водой.

Видимо, я нечаянно смахнула его, когда схватилась за раковину в момент своего панического прыжка. Я выудила телефон из воды, но, конечно, было уже слишком поздно. Он почил и воскресать явно не собирался.

Хоть я и досадовала на себя, ничего поделать было нельзя. Поэтому я вытряхнула из телефона воду и предприняла попытку снова улечься в ванну. Поняв, что расслабиться уже не получится, я решила закончить банные процедуры: сбрила каждый волосок с подмышек и ног, а затем придирчиво изучила области, подвергшиеся бразильской эпиляции воском, дабы убедиться, что все выглядит так, как надо. Котперник все это время послушно сидел на краю ванны, вылизываясь и вычищая лапки. Я договорилась с миссис Уитмен — нашей соседкой, у которой тоже была кошка, — что на выходные она подержит его у себя. Быть может, Котперник тоже готовился к будущему свиданию.

Сбор вещей стал для меня целой проблемой. Я выбрала самый наикружевнейший комплект нижнего белья, а далее меня настиг ступор. Я не знала, что еще мне понадобится — и понадобится ли вообще, — в результате чего напихала в сумку слишком много всего: что-то домашнее, что-то нарядное, джинсы, футболку... а вдруг пойдет дождь? Я представила, как заявляюсь к Хантеру с двумя чемоданами и в дождевике. Бедолага решит, что я переезжаю к нему, и его хватит удар.

Остальную часть дня у меня в животе порхали бабочки. Мы с Хантером переписывались на неделе и договорились, что он не будет за мной заезжать, а я приеду к нему сама после того, как отвезу Иззи. Хантер жил недалеко от матери Гаррета. Я должна была забрать Иззи с тренировки, но мне не хотелось, чтобы она увидела сумку с вещами, поэтому я положила ее в багажник. В конце концов, мне следовало подавать ей хороший пример —особенно сейчас, когда ей было почти шестнадцать, и она начала интересоваться мальчиками. Подростки обращают внимание на поступки, а не на нравоучения о том, что правильно, а что нет.

По дороге к Иззи я заскочила в салон сотовой связи и купила новый до нелепого дорогой айфон. У консультантов не получилось перенести туда данные со старого телефона, поэтому никакие контакты не сохранились, и мне в самом прямом смысле этого слова пришлось начинать с чистого листа. Я даже не помнила первую цифру номера Хантера.