— Сейчас мы слегка заняты. — Он вздернул подбородок. — Кем бы ты ни приходился Наталии, пока меня не было, тебя здесь больше не ждут.

У меня было два варианта: протолкнуться в квартиру мимо него — учитывая его комплекцию, с этим не должно было быть затруднений — либо уйти, поджав хвост, потому что впускать меня этот тип явно не собирался.

Я не мог уйти, не увидев Наталию. И не хотел драться. Но мне было необходимо поговорить с ней.

К счастью, Гаррет оказался не готов к моему решительному настрою, и мне не потребовалось много усилий, чтобы пройти мимо него. Я застал его врасплох, но когда я, оказавшись в квартире, громко выкрикнул имя Наталии, он уже держал меня за плечо.

— Проваливай. Не знаю, кто ты такой, но моя жена больше не желает тебя видеть,

Я сбросил его руку и развернулся к нему лицом.

— Бывшая жена. И хотелось бы услышать эти слова непосредственно от Наталии. Я не хочу устраивать сцену. Мне просто надо поговорить с ней.

Скрип двери в коридоре прервал наш обмен взглядами, и мы повернулись к источнику шума. Я ожидал увидеть Наталию, но вместо нее по коридору шла, снимая наушники, Иззи.

Она либо не слышала мою перепалку с ее отцом, либо ей было все равно. Увидев меня, она просияла.

— Хантер! Что ты здесь делаешь?

Краем глаза я видел, что Гаррет пристально наблюдает за нашим общением.

— Я пришел поговорить с Наталией. Прости, если разбудил тебя, милая.

Она махнула рукой.

— Я не спала.

Я воспользовался возможностью узнать ответ на интересующий меня вопрос.

— Нат не спит? Можешь передать ей, что я здесь?

Она нахмурилась.

— Ее тут нет. Разве папа не сказал тебе? Она на неделю уехала к маме.

Я перевел взгляд на Гаррета.

— Нет, не сказал.

Иззи была сообразительной девочкой. И сразу поняла, что к чему. Закатив глаза, она покачала головой, а потом посмотрела на меня.

— Папа хотел провести время со мной, но Нат не хотела, чтобы я пропускала школу. — Ее взгляд перешел на отца. — Отец сказал, что может спать на диване. Но Нат не захотела оставаться с ним под одной крышей, потому что он попытался бы играть в свои игры.

— Изабелла, — шикнул ее отец.

— Ну а что? — спросила она. — Это же правда.

Я улыбнулся. Обожаю эту девчонку.

— Спасибо, Иззи. Скоро увидимся.

Она улыбнулась.

— Серьезно?

Я подмигнул ей.

— Если справлюсь, то да.


***


Я всю ночь просидел на крыльце.

Наблюдал как чернильная синева ночи мало-помалу сменяется оранжевым и золотым. Прошли годы с тех пор, как я находил время понаблюдать за восходом или закатом. То есть по-настоящему жил, а не влачил бессмысленное существование в ожидании, когда пальцы станут дрожать. Я решил, что если мне повезет вернуть Наталию в свою жизнь, то каждый день я буду вставать на час раньше, чтобы проводить с нею на шестьдесят минут больше времени.

Около восьми утра я услышал, как сзади щелкнул замок. Я встал со второй ступеньки, на которой сидел, и увидел Беллу. Взглянув на меня, она оглянулась через плечо и притворила за собой дверь.

— Моя дочь страдает.

Я опустил голову.

— Знаю. Мне жаль.

— В этом замешана другая женщина?

— Нет, мэм. Никакой другой женщины нет.

Она ненадолго задумалась.

— Ты любишь мою дочь?

— Люблю.

— И ты здесь, чтобы все исправить?

— Не стану врать, Белла. Все сложно. Но я надеюсь на лучшее.

Она смерила меня пристальным взглядом.

— Знаешь, как итальянские матери делают фрикадельки?

Я нахмурился.

— Думаю, да.

— Надо взять мясо и пропустить его через мясорубку. — Она показала, как крутит ручку.

— Так...

Белла повесила сумку на плечо и выпрямилась.

— Вот, что я сделаю с твоими яйцами, если ты снова обидишь мою крошку. — С этими словами она расцеловала меня в обе щеки и сошла по ступенькам, оставив меня стоять на крыльце.

На тротуаре Белла крикнула через плечо:

— Дверь открыта. Она на кухне. Но никаких шур-мур на моем диване. Я только недавно сменила обивку.

Я рассмеялся ей вслед, сделал глубокий вдох и вошел в дом.

— Что еще ты забыла? — донесся с кухни голос Наталии.

Она стояла ко мне спиной. Одной рукой наливала кофе, а другой держала телефон и что-то читала на нем.

Чтобы не испугать ее, я подождал, когда она поставит кружку на стол, а потом тихо промолвил:

— Привет.

Она вздрогнула и резко развернулась ко мне. Потом заморгала, словно думая, что перед нею мираж, и прижала телефон к груди.

Я нерешительно шагнул к ней.

— Прости. Не хотел тебя испугать.

— Хантер? Какого черта ты здесь делаешь?

— Твоя мама впустила меня. Я приехал поговорить.

Радость на ее лице сменилась непроницаемой маской. Она потуже затянула пояс халата.

— Забавно. Несколько недель назад я написала тебе, но ты не потрудился ответить. И на крестинах тоже почти ничего не сказал.

Я засунул руки в карманы и уставился в пол.

— Я увидел по телевизору, как твой бывший заходит к тебе домой.

У меня были целые сутки на то, чтобы придумать, что ей сказать, но взгляд на ее лицо сообщил, что с этой фразы начинать точно не стоило. Наталия была в ярости.

Ее руки взлетели на бедра.

— И ты подумал, что раз он у меня дома, то я… трахаюсь с ним?

Ее тон заявлял, что «да», хоть это и было правдивым ответом, лучше не говорить.

— Мне нужно поговорить с тобой.

— О чем?

Она злилась.

Она защищалась.

И выглядела так, словно вот-вот даст мне пощечину.

Но для меня она была прекрасна как никогда. Боже, я так люблю ее. От этой мысли мои губы растянулись в непроизвольной улыбке, и Наталия, заметив ее, посмотрела на меня как на умалишенного.

— Какого черта ты улыбаешься?

Я сделал еще два шажка ей навстречу.

— Ты неописуемо прекрасна.

— Ты придурок. — Слова были грубыми, но ее лицо немного смягчилось.

— Это правда. — Я улыбнулся еще шире.

— Что тебе нужно? У меня встреча с пациентом.

Она по-прежнему ни сдвинулась с места, поэтому когда я сделал к ней еще один шаг, оказалась в ловушке между раковиной и мной. Я принял за положительный знак тот факт, что не получил за это по яйцам. Сердце пустилось в галоп, и мне показалось, что если я не прикоснусь к Наталии прямо сейчас, то оно взорвется в груди.

— Я скучал по тебе. — Расстояние между нами исчезло. Но она и теперь не сделала попытки сбежать, поэтому я продолжил испытывать удачу. Заключил ее щеки в ладони и закрыл глаза, упиваясь нежностью ее кожи, потом глубоко вдохнул ее опьяняющий аромат. Она определенно только что приняла ванну. Я улыбнулся, открывая глаза, медленно наклонился и коснулся ее губ. — Душистый горошек… — пробормотал я. — Люблю этот запах.

Телефон выпал из ее рук на пол, но она даже не попыталась поднять его, и я, восприняв это как еще один положительный знак, прильнул к ее губам вновь. Только на сей раз смелее. Прижав Наталию к краю раковины, я поцеловал ее страстным, затяжным поцелуем. Потом лизнул ее губы, призывая их разомкнуться, и когда наши языки переплелись, она застонала мне в рот. Моя ладонь соскользнула с ее щеки вниз, я нежно сжал ее шею, чтобы наклонить ее голову и сделать поцелуй глубже. Наталия опять застонала, и ее стон пронзил мое тело.

Боже, как же я по этому истосковался.

Как же я истосковался по ней.

Как я мог когда-то считать, что живу?

Поцелуй длился долго, и когда он завершился, Наталия почти сразу насупилась.

— Хантер, я не могу снова на это решиться. Ты сделал мне больно.

Я прижался лбом к ее лбу.

— Знаю. Прости. Прости, что причинил тебе боль. Я без ума от тебя. И не хотел, чтобы так вышло. Наоборот. Я хотел уберечь тебя от страданий.

Сделав несколько прерывистых вдохов, она откашлялась.

— Хантер, я не понимаю. Ты причинил мне боль, потому что хотел уберечь меня от страданий? Бессмыслица какая-то. Что происходит?

Я посмотрел ей в глаза. Настал момент истины. Десять лет я прятался за болезнью, которой у меня, возможно, и не было. А теперь я хотел жить — с этой женщиной и ради нее.

— Нам нужно сесть и поговорить.

Она кивнула.

— Пойдем в гостиную. Мама пошла к сестре посидеть с детьми. Ее не будет пару часов, поэтому нас никто не потревожит.

Я не знал, поступаю ли правильно. Я не знал, не обернется ли все еще большей катастрофой, чем в прошлый раз, но чувствовал, что обязан совершить этот прыжок в неизвестность. Я сел на диван, сложил ладони и, опустив взгляд, молча прочел молитву. Я не молился со дня похорон брата.

А потом приступил к самому началу истории...

— Когда моей маме было десять, ее мать легла на обычную операцию на колене и умерла на операционном столе. У нее было не диагностированное заболевание сердца, которое из-за анестезии дало осложнения. Поэтому моя мама выросла с необъяснимым страхом перед врачами. А потом, когда мы с братом были детьми, наш отец попал в аварию и скончался от черепно-мозговой травмы. Поскольку на месте происшествия он был в сознании и умер только в больнице, мама обвинила в его смерти врачей. Это только усугубило ее страх, и с тех пор она никогда не обращалась к ним.

— Когда мне было девять, мы стали замечать у нее симптомы болезни Паркинсона. Не знаю, когда точно они появились, но тогда у мамы больше не получалось их скрывать. Ее руки постоянно дрожали, и ей стало сложно ходить. Поскольку она отказывалась обратиться к врачу, мой дядя поставил ей диагноз на основании наблюдений и, как мог, старался лечить ее. Однако она не принимала назначенные лекарства и не сдавала анализы. Она умерла дома, когда мне было семнадцать.

Я сделал паузу.

— Кое-что из этого ты уже знаешь. Но мне нужно рассказать все с самого начала.

Наталия взяла меня за руку и, сжав мои пальцы, произнесла:

— Не торопись.

— В юности мой брат начал замечать у себя симптомы, характерные для Паркинсона. Но тоже молчал о них до тех пор, пока их стало невозможно скрывать.

— О боже. Мне так жаль. Не думала, что болезнь Паркинсона может проявляться в таком молодом возрасте.

— Обычно нет. Но у Джейса не было болезни Паркинсона. Как и у моей мамы.

— Не понимаю.

Я сделал глубокий вдох и, встретившись с нею взглядом, сказал:

— У них была болезнь Хантингтона. Генетическое заболевание. У брата оно проявилось рано и прогрессировало быстрее, чем у более взрослых людей. В двадцать с небольшим он практически не мог ходить и самостоятельно есть. Начал давиться слюной. И чтобы покончить с такой жизнью, повесился. Его нашел я.

Рука Наталии взлетела ко рту, а по ее щекам заструились слезы.

— Соболезную. Болезнь Хантингтона — это ужасный диагноз.

— Спасибо.

Я отвернулся, не желая, чтобы она заметила собирающиеся в моих глазах слезы, и попытался взять себя в руки. Соленый комок царапал мне горло. Когда я снова посмотрел ей в лицо, то увидел там боль и сочувствие. И пока набирался храбрости закончить рассказ, открыть ту причину, по которой, можно сказать, сбежал от нее, ее печальные глаза стали огромными.

Она догадалась.

— Это генетическое заболевание?

Я кивнул.

— То есть передается по наследству?

Я встретил ее взгляд.

— С вероятностью пятьдесят на пятьдесят. — Глубоко вдохнув, я собрал остатки смелости, чтобы сказать то, что никому, кроме Дерека, не говорил. — После смерти брата я решил не сдавать кровь на анализ. Не хотел всю жизнь ждать симптомов. Но когда я бросил тебя и вернулся в Калифорнию, то понял, что такая жизнь — и не жизнь вовсе. Поэтому я наконец-то решил провериться. Результаты должны быть готовы к концу этой недели.


ГЛАВА 39

Наталия


Меня вырвало.

Почувствовав знакомое жжение в пищеводе, я сказала Хантеру, что мне нужно в ванную, и теперь сидела, свесив голову над унитазом, а перед глазами все расплывалось от слез.