Элинор прищелкнула языком.

– Клодия, ты непременно должна задержаться в Лондоне на несколько дней, – заявила она. – На этом настаивает леди Уитлиф, и я целиком и полностью поддерживаю ее. Я вполне способна управлять школой несколько недель и даже произнести прочувствованную речь от твоего имени на собрании по случаю окончания семестра. Захочешь пробыть в столице подольше – оставайся и не вздумай себя винить. У нас с Лайлой на лето нет никаких планов, мы охотно присмотрим за ученицами, которым некуда ехать на каникулы. К тому же Кристина давно предлагает мне привезти их на месяц-другой в Линдси-Холл, пока она с Вулфриком будет объезжать другие поместья. Значит, я смогу навестить маму.

Кристиной и Вулфриком звали герцогиню и герцога Бьюкасл, название Линдси-Холл носило гемпширское поместье последнего. Впервые получив подобное приглашение от Кристины, Клодия изумилась и невольно задумалась о том, посоветовалась ли герцогиня с мужем или решила действовать без его ведома. Но год назад выяснилось, что герцог ничуть не против, с тех пор девочки-сироты, не платившие за обучение в школе, уже однажды гостили в Линдси-Холле по случаю свадьбы Сюзанны и имели случай познакомиться с хозяином поместья.

– Поживи в Лондоне, – еще раз повторила Элинор. – Пообещай мне, что пробудешь там недели две, не меньше. Иначе я обижусь и буду думать, что ты не доверяешь мне и боишься оставить школу на мое попечение.

– Ну конечно, я тебе доверяю, – сдалась Клодия. Разве она могла устоять перед такими уговорами? – Признаться, я бы с удовольствием…

– Вот и хорошо, – подхватила Элинор. – Значит, пусть так и будет. Решено! А теперь мне пора в класс. Сегодня такой день, что, боюсь, подопечные пустят парты на растопку или устроят грандиозный бой, если я не вернусь сию же минуту.

Проводив Элинор, Клодия села за стол и аккуратно свернула письмо Сюзанны. И вправду, удивительный сегодня день! И тянется, похоже, вдвое длиннее обычного.

Но о чем ей беседовать с таким спутником по дороге в Лондон? Как не дать Флоре разболтаться вовсю, а Эдне запретить хихикать? Вот если бы маркиз Аттингсборо оказался обрюзгшим стариком лет шестидесяти! Может, тогда ей не пришлось бы робеть в его присутствии…

Выбранное слово разозлило Клодию. Робеть? С чего это вдруг ей робеть перед мужчиной? Пусть даже маркизом? И наследником герцога?

Нет уж, такого удовольствия она ему не доставит, с вызовом подумала Клодия, забыв, что маркиз и не заикался о своем желании увидеть ее униженной, пресмыкающейся у его ног.

Глава 2

– Помни, о чем мы говорили, – повторил герцог Энбери, пожимая руку сыну Джозефу, маркизу Аттингсборо. Его слова прозвучали как приказ.

– Ну конечно, он будет помнить, Уэбстер, – вмешалась герцогиня, обнимая и целуя сына.

В доме на Ройял-Кресент, где герцог и герцогиня жили во время приездов в Бат, в тот день позавтракали рано. Беспокойство о здоровье отца, а также его недвусмысленный призыв привели сюда Джозефа неделю назад, в разгар весеннего светского сезона. Зимой герцог простудился и так и не оправился от болезни к началу сессии в палате лордов, где ему надлежало присутствовать. Пришлось остаться дома, а потом и поддаться на уговоры жены и отправиться на воды, хотя герцог всегда презрительно отзывался о Бате и о тех, кто принимает ванны и пьет лечебные воды, дабы поправить здоровье.

Джозеф нашел отца окрепшим. Герцогу хватало сил даже на то, чтобы порицать глупость и бессмысленность карточных игр и других курортных развлечений, а также забавляться при виде воодушевления, с которым его встречали повсюду, где бы он ни появлялся, особенно в бювете. Его супруга, напротив, тихо радовалась времяпрепровождению, на заурядность которого сетовал герцог. Джозеф подозревал, что на водах его матери живется привольнее, чем обычно в Лондоне в это же время года.

А между тем герцог упрямо твердил, что он уже не тот, что прежде. В приватной беседе он сообщил сыну, что затяжная простуда отразилась на его сердце, и врач из Бата не спорил с ним, но и не подтверждал его опасения. Так или иначе, герцог принялся приводить дела в порядок.

Первым пунктом в списке его дел значился сын и наследник.

В свои тридцать пять лет Джозеф был не женат. Из первого факта следовал второй, еще более тревожный: сыновей он не имел. Будущее титула казалось неопределенным.

Герцог Энбери предпринял попытку исправить положение. Прежде чем вызвать сына, он пригласил к себе из Лондона лорда Болдерстона и обсудил с ним перспективы многообещающего брака их отпрысков – маркиза Аттингсборо и мисс Порции Хант. Вдвоем старики приняли решение высказать детям свое пожелание – не слишком удачная замена слову «приказ»! – и еще до окончания светского сезона наконец породниться.

Для этого Джозеф и был вызван из Лондона.

– Непременно, сэр, – заверил он, высвободившись из материнских объятий. – Полагаю, лучшей жены, чем мисс Хант, мне не найти.

И он был в этом уверен, пока помнил, что его жене предстоит стать маркизой, будущей герцогиней Энбери и матерью следующего герцога. Родословная Порции безупречна – как и ее облик и манеры. Характер мисс Хант тоже не вызывал у Джозефа особых нареканий. Он даже успел узнать ее поближе после того, как она окончательно порвала с Эджкомом и пыталась доказать всему свету, что ее сердце не разбито. Джозеф наблюдал за ней и восхищался ее силой духа и достоинством. За прошедшие с тех пор несколько лет он часто танцевал с ней на балах и беседовал на званых вечерах. Не прошло и двух или трех недель с тех пор, как Джозеф возил мисс Хант кататься по Гайд-парку. Но до сегодняшнего дня он не собирался всерьез ухаживать за ней.

А теперь, конечно, придется. Он по-прежнему не мог представить себе женщину, на которой хотел бы жениться. Но это еще не довод против женитьбы на мисс Хант: большинство мужчин его круга вступают в брак ради положения и по другим причинам, а не по любви.

В дверях Джозеф обнял отца, еще раз обнял и поцеловал мать и пообещал ей передать все приветы и новости своей сестре Уилме, графине Саттон, не упустив ни единой подробности. Осмотрев экипаж, он убедился, что весь багаж погружен, а камердинер уже сидит на козлах рядом с Джоном, и вскочил на коня, на котором собирался проделать первый отрезок пути до Лондона.

Джозеф помахал на прощание родителям, послал воздушный поцелуй матери и пустился в дорогу.

Нелегко прощаться с близкими. Еще тяжелее осознавать, что отец слабеет с каждым днем. Но мыслями Джозеф был уже далеко и рвался вперед.

Наконец-то он едет домой.

За неделю, проведенную в разлуке с Лиззи, он успел истосковаться по ней. Уже одиннадцать лет она жила в доме, который тринадцать лет назад, еще будучи самодовольным столичным юнцом, он купил для любовницы, рассчитывая навещать ее долгие годы. Увы, эта связь просуществовала всего один год. Его горячие клятвы очень скоро поросли быльем.

В багаже он вез подарки для Лиззи – веер из перьев и флакончик духов, зная, что эти вещицы приведут ее в восторг. Он никогда не отказывал себе в удовольствии привозить ей подарки, чтобы лишний раз увидеть ее сияющую улыбку.

Если бы Джозеф не предложил доставить в Лондон мисс Мартин и двух ее учениц, он поддался бы искушению проделать длинный путь всего за один день. Но о своем предложении он не жалел. Эта любезность не стоила ему почти ничего, кроме разве что лишнего дня, проведенного в дороге. На всякий случай он отправился в путь верхом, действуя в своих же интересах. Длинная поездка в тесной карете со школьной учительницей и двумя ученицами – нешуточное испытание даже для его стальных нервов. Не говоря уже о нервах его попутчиц.

Два дня назад у него сложилось впечатление, что у мисс Мартин он вызвал острую неприязнь, но чем – он не мог даже вообразить. Как правило, он нравился женщинам, возможно, потому, что и они ему нравились. Но мисс Мартин едва сдерживала раздражение еще до того, как он попросил показать ему школу – только потому, что всерьез заинтересовался этим учреждением.

Экипаж и всадник спустились по склону холма к реке, некоторое время двигались вдоль нее, переправились через мост Пултни-Бридж и поспешили к школе.

Вспоминая знакомство с мисс Мартин, Джозеф невольно усмехнулся. Она оказалась зауряднейшей классной дамой и старой девой в одном лице, простое и практичное голубовато-серое платье скрывало ее фигуру от шеи до пят, несмотря на июньскую жару. Правда, каштановые волосы, безжалостно стянутые в узел на затылке, растрепались, словно от тяжелой работы, – должно быть, мисс Мартин и вправду приходилось нелегко. Она не была высока ростом или чрезмерно худа, но безупречно прямая спина создавала впечатление и внушительного роста, и худобы. Умолкая, она плотно сжимала губы, в ее серых глазах светился ум.

Джозеф испытал насмешливое удивление, вспомнив, что об этой женщине Сюзанна отзывалась с неподдельной теплотой и восторгом, как о своей лучшей подруге. Невозможно было представить себе, чтобы миниатюрная, жизнерадостная и прелестная виконтесса преподавала в этой школе. Но какой бы сухой и строгой ни показалась ему директриса, она наверняка знала толк в своем деле: ученицы и учительницы выглядели всем довольными, Джозефу пришлась по душе атмосфера школы. В отличие от многих учебных заведений гнетущей она не была.

На первый взгляд мисс Мартин по возрасту годилась Сюзанне в матери. Но, присмотревшись, Джозеф понял, что ошибся: она никак не могла быть старше его самого.

Тридцать пять лет для наследника герцогского титула – возраст, хуже которого не придумаешь. Необходимость исполнить свой долг, жениться и произвести на свет наследника давно тяготила Джозефа и вызывала тревогу еще до разговора с отцом. Теперь от нее уже не отмахнешься, оттягивать неизбежное дальше некуда. Много лет подряд он решительно сопротивлялся всем попыткам родителей женить его. При всех своих изъянах, а таковых насчитывалось множество, он был однолюбом. Разве он мог жениться, будучи безраздельно преданным любовнице? Но теперь и этот довод утратил смысл.

В дальнем конце Грейт-Пултни-стрит всадник и экипаж сделали крутой поворот и приблизились к воротам школы на Дэниел-стрит. Джозеф сразу понял, что кто-то караулил его приближение, стоя у окна: едва экипаж остановился, покачнувшись на рессорах, как двери школы распахнулись и на улицу высыпала толпа девочек – многочисленная и взбудораженная.

Некоторые визжали – вероятно, потрясенные видом и впрямь великолепной кареты, а может, и коня Джозефа: нанятый в местной конюшне, он не отличался чистотой кровей, но по крайней мере не хромал. А может, восторженный визг вызвал сам всадник – лестная мысль, хотя Джозеф считал, что он уже несколько староват, чтобы внушать романтические чувства школьницам. Несколько девочек то плакали, утирая глаза платочками, то обнимали двух подружек в плащах и шляпках – очевидно, это и были путешественницы. Еще одна девушка – точнее, юная леди тремя-четырьмя годами старше остальных – безуспешно пыталась уговорить учениц построиться парами. Джозеф сделал вывод, что это одна из учительниц.

Престарелый привратник с кислым лицом, в тех же скрипящих сапогах, которые Джозеф видел на нем два дня назад, вынес на крыльцо два саквояжа и впился в кучера Джона взглядом, без слов возлагая на него обязанность погрузить багаж в карету.

Одна из юных путешественниц болтала без умолку со всеми, кто соглашался слушать ее, а таких было немного. Остальные плакали.

Джозеф с добродушной усмешкой наблюдал за этой суматохой.

Наконец из дверей школы вышла мисс Мартин, и шум в толпе утих, только вторая путешественница продолжала всхлипывать. Появившаяся вслед за директрисой учительница обращалась с подопечными гораздо увереннее, чем молоденькая, которой так и не удалось построить девочек парами.

– Девочки, вы ведь упросили мисс Уолтон выпустить вас на улицу и даже вытащили с собой ее. Вы попрощались с Флорой и Эдной за завтраком, не так ли? Значит, теперь вам пора в класс.

– Мы вышли попрощаться с мисс Мартин! – громко объяснила одна смелая и смышленая на вид ученица, и остальные зашумели, поддерживая ее.

– И поступили весьма похвально, – согласилась учительница, глаза которой насмешливо сверкали. – Но мисс Мартин было бы гораздо приятнее увидеть, что вы умеете сами строиться в две шеренги и вести себя, как подобает леди.

Девочки охотно подчинились.

Тем временем мисс Мартин оглядела сначала экипаж, затем лошадь Джозефа и наконец его самого.

– Доброе утро, лорд Аттингсборо, – отрывисто произнесла она.

Она оделась в опрятный, но неприметный серый плащ и скромную шляпку – пожалуй, в самый раз для хмурого, довольно прохладного, несмотря на лето, дня. Привратник вынес за ней один, но довольно большой чемодан, несомненно, принадлежащий ей, дотащил его до кареты и сам попытался бы взвалить на крышу, если бы не решительное вмешательство Джона.

– Доброе утро, мисс Мартин, – отозвался Джозеф, снимая шляпу и склоняя голову. – Вижу, я прибыл не слишком рано.