Она невольно улыбнулась.

– Вот так-то лучше, – кивнул Джозеф, и только теперь она сообразила, что ему отчетливо видно ее лицо. – Меня неудержимо влечет к учительнице мисс Мартин, а она, возможно, предпочла бы более холодного партнера. Но страстная женщина Клодия Мартин ни за что бы так не сделала. У меня даже есть тому доказательства.

– Лорд Аттингсборо… – пробормотала она.

– Клодия, – перебил он, – мы на прогулке, которая может стать и длинной, и краткой. Если хотите, мы немедленно вернемся в дом и бальный зал. В самом лучшем случае наше отсутствие заметит меньше половины гостей. Мы еще можем повеселиться на балу – разумеется, врозь, чтобы не давать пищу для сплетен другой половине присутствующих. А завтра я приеду за Лиззи, вы сможете вернуться в Бат, и впредь мы оба будем довольствоваться лишь воспоминаниями. Или продолжить прогулку.

Клодия не сводила с него глаз.

– Вот один из решающих моментов, – добавил он, – от которых зависит, как сложится дальнейшая жизнь.

– Едва ли, – возразила она. – Он ничем не важнее любого другого момента. Каждая минута жизни решающая, каждая неумолимо задает направление последующим событиям.

– Считайте, как вам угодно, но в эту минуту мы должны принять решение вместе. Каким оно будет? Отчаянной попыткой вернуть то, что было, пока я не явился в школу мисс Мартин с письмом от Сюзанны в кармане? Или шагом в неизвестность и темноту – не только в переносном, но и в прямом смысле – и шансом на нечто новое и, возможно, чудесное? Совершенное в своем роде?

– В жизни нет совершенства, – возразила она.

– Позволю себе не согласиться. Совершенство не может быть вечным. Но бывают совершенные моменты и готовность выбирать то, благодаря чему таких моментов в жизни становится больше. Например, вчерашний вечер. Не спорьте, Клодия, – он идеален. Я запрещаю вам отрицать это. Он был просто совершенством.

Она вздохнула:

– Как много сложностей…

– Не больше, чем обычно, – напомнил он. – Такова жизнь. За годы вы не могли этого не заметить. Вот, к примеру, одна из мелких сложностей: та лесная хижина, которая вчера была открыта, сегодня может оказаться запертой.

Клодия онемела. Она прекрасно поняла, куда и зачем приглашает ее собеседник. Есть ли смысл отрицать это и отказываться?

– Может быть, ключ прячут на притолоке, под крыльцом или еще где-нибудь, где его легко найти, – предположила она.

Его лица она по-прежнему не видела, но на миг уловила блеск зубов.

– Чем гадать, проще сходить и узнать, – добавила она, решительно кутаясь в шаль.

– Вы уверены? – негромко переспросил он.

– Да.

На этот раз вместо того, чтобы согнуть локоть и предложить ей, Джозеф взял ее за руку, их пальцы сплелись. Приподняв фонарь, он освещал путь. На другом берегу, где деревья росли гуще, фонарь пришелся особенно кстати. Общими усилиями Джозеф и Клодия отыскали неприметную тропу, по которой шли вчера, и она вывела их к лесной хижине.

Дверь оказалась незапертой.

Вчера Клодия не обратила внимания, что в хижине есть камин, возле которого приготовлены поленья. На столе обнаружились стопка книг, огниво и лампа. На кресле-качалке лежало одеяло. К стене была придвинута узкая койка, на которой вчера они нашли Лиззи.

Сегодня единственная комната выглядела уютнее и приветливее. Джозеф поставил фонарь на стол, взял огниво и развел в камине огонь. Клодия медленно покачивалась в кресле, придерживая шаль и наблюдая за Джозефом. Предстоящее наполняло ее предвкушением. Весь день ее груди, бедра и лоно напоминали о вчерашней любви.

Скоро все повторится.

Какой чудесной могла бы стать супружеская жизнь…

Клодия откинула голову на спинку кресла.

Огонь разгорелся, Джозеф встал и обернулся к ней. При свете фонаря его глаза казались ярко-синими, волосы – почти черными, черты лица – скульптурными. Поставив ногу на полоз качалки, он остановил ее движение, положил обе руки на подлокотники, склонился над Клодией и поцеловал ее в приоткрытый рот.

– Клодия, – проговорил он, оторвавшись от ее губ, – я хочу, чтобы ты знала: ты прекрасна. Ты разуверилась в своей привлекательности – потому что обстоятельства однажды вынудили слабого мужчину расстаться с тобой, потому что тебе уже за тридцать, ты не замужем и преподаешь в школе. Ты думаешь, что уже утратила притягательность для противоположного пола. Наверное, ты успела убедить себя, что вчерашние события произошли только потому, что я не рассчитывал получить свободу и продолжить наши отношения. Так вот: ты ошибаешься. Знай, что твоя красота несравненна, но в первую очередь потому, что ты прожила более тридцати лет и многого достигла. Поверь, будь ты значительно моложе, в моих глазах ты не стала бы привлекательнее. И еще я хочу, чтобы ты знала: меня неудержимо влечет к тебе.

Клодия смотрела на него во все глаза.

– Влечет вот так!.. – Он взял ее руку и приложил к выпуклости под своими панталонами.

С ее губ сорвался тихий возглас.

– Неудержимо, – повторил он.

Ее ладонь упала на колени. Джозеф дотянулся до ее головы и одну за другой вынул все шпильки из волос.

Клодия ощутила мимолетный испуг: как она будет приводить прическу в порядок, если у нее нет ни зеркала, ни щетки? Но об этом можно подумать потом.

– Это преступление, – заявил Джозеф, распуская ее волосы густыми волнами по плечам, – безжалостно прятать такие волосы! – Он взял ее за руки и помог встать. – Нет, ты не женщина моей мечты – в этом ты совершенно права. О тебе я не смел и мечтать, Клодия. Ты неповторима. Я благоговею, я преклоняюсь перед тобой.

Она настороженно вгляделась в его глаза, надеясь уловить иронию или по крайней мере юмор, но не заметила ни того ни другого. Внезапно перед глазами все расплылось и затуманилось. Она поспешно сморгнула слезы. Он наклонился и слизнул их, потом притянул ее к себе и крепко поцеловал.

«Я красивая», – твердила она себе, пока они медленно раздевали друг друга, часто делая паузы, чтобы обменяться ласками или слиться в объятиях. «Я красивая». Она провела ладонями по его крепким мышцам и редкой поросли на груди, предварительно сняв с него фрак и жилет, искусно повязанный шейный платок и рубашку. Ответив ей такими же ласками, он подхватил снизу ее груди, обвел большими пальцами соски, наклонил голову и поочередно вобрал их в рот, отчего острое желание пронзило ее насквозь.

Как ни странно, Клодия не чувствовала смущения или стыда. Она помнила, что красива.

И желанна.

Последние сомнения в этом улетучились, когда она сняла с него шелковые панталоны и чулки.

Да, она желанна.

Но красива из них двоих не только она.

Она обвила руками его шею, прижалась к нему всем телом, нашла губами его губы. Вторжение его языка вызвало у нее томительный вздох. Джозеф прав: бывают минуты, совершенство которых бесспорно, несмотря на то что они оба изнывают от вожделения, похожего на пытку.

– Пожалуй, кровать нам пригодится, – заметил Джозеф, отстраняясь с улыбкой. – На ней будет удобнее, чем вчера вечером на земле.

– Но меньше места, – возразила она.

– Если бы мы собирались спать на ней – да, – согласился он с такой улыбкой, что у Клодии от волнения сами собой поджались пальцы ног. – Но спать мы не будем, верно? А для остальных целей кровать достаточно широка.

Он откинул одеяло, она улеглась на простыни и протянула к нему руки.

– Иди ко мне, – позвала она.

Он лег сверху, между ее раздвинутых ног. Оба были готовы к продолжению, он целовал ее и бормотал на ухо нежные слова, она отвечала на поцелуи и перебирала его густые волосы. Потом он приподнял ее, подложил снизу ладони, она приподнялась и впустила его в себя.

Его размеры ошеломили ее. С медленным вздохом она сменила позу, облегчая ему проникновения, и сжала внутренние мышцы. Ей подумалось, что более приятные ощущения просто невозможны.

Но совсем скоро выяснилось, что она ошиблась. Он отстранился и снова проник в самую глубину, и повторял то же самое, пока она не уловила ритм и не начала подстраиваться к нему, наслаждаясь остротой ощущений этого совокупления. Невозможно было придумать ничего чудеснее первых минут сдержанного удовольствия и последующего настойчивого стремления к вершине страсти.

Они взошли на нее одновременно, в один и тот же миг. Она открылась излияниям любви, блаженствовала и дарила блаженство в равной мере – и обнаружила, что это и есть лучшее, ни с чем не сравнимое ощущение, выходящее за рамки разумных объяснений, непередаваемое словами.

Она прекрасна. Она желанна. И в конечном итоге…

Она просто женщина.

Просто совершенство.

Нет, думала Клодия, постепенно начиная приходить в себя, она ни за что не повернула бы время вспять и не изменила бы ни единой подробности в своей жизни, даже будь у нее такая возможность. А сложности, последствия, неудобства подождут – сначала надо вновь обрести способность рассуждать здраво. Но все это будет потом. Пока что она просто живет.

Джозеф сделал глубокий вдох и медленно выпустил воздух.

– О, Клодия… – пробормотал он. – Любимая моя…

Она сразу поняла, что сохранит эти два слова в памяти до конца жизни. И не согласится обменять их даже на самый драгоценный камень.

«Любимая моя».

Он сказал это ей, Клодии Мартин. Это она его любимая. Всего несколько недель назад такое ей не могло даже присниться во сне. Но все изменилось: она красива, она желанна, она… Клодия улыбнулась.

Он поднял голову и взглянул на нее из-под отяжелевших век, отводя ладонью волосы с ее лба.

– О чем ты думаешь? – спросил он.

Открыв глаза, она объяснила:

– Я женщина.

– Как бы трудно ни было поверить в это, но я заметил. – Его глаза смеялись.

Она тоже усмехнулась. Он поцеловал ее в закрывшиеся глаза, следующий поцелуй достался губам.

– Странно только, что ты до сих пор этого не знала.

У Клодии вырвался смех.

– Ты не представляешь себе, как тесно связана женственность с ранним замужеством, рождением детей и добросовестным ведением домашнего хозяйства, – объяснила она.

– Все это ты могла бы заполучить, если бы пожелала, – возразил он. – Ни за что не поверю, что в дни юности Маклит был твоим единственным поклонником.

– Да, у меня были и другие шансы.

– Почему же ты не воспользовалась ими? Неужели из любви к нему?

– Отчасти, – кивнула Клодия, – а еще из нежелания жертвовать ради удобства своей… целостностью. Мне хотелось быть не только женщиной, но и личностью. Понимаю, это звучит странно. Я знаю, как трудно объяснить это кому бы то ни было. Но я мечтала стать именно личностью. И думала, что женщинам это недоступно. Пришлось пожертвовать женственностью.

– Ты жалеешь об этом? – спросил Джозеф. – А по-моему, ты ничего не потеряла.

Она покачала головой:

– Если бы я могла вернуться в прошлое и начать все заново, я поступила бы точно так же. И все-таки это была жертва.

– И моя удача, – добавил он, покрыл легкими поцелуями ее подбородок и щеки, а затем снова поднял голову.

Брови Клодии вопросительно дрогнули.

– В противном случае, – объяснил он, – я не смог бы нанести тебе визит в Бате. А если бы мы познакомились в другом месте, ты вряд ли была бы свободна. И я мог не узнать тебя.

– Не узнать?..

– Не распознать в тебе ту, которая мне дороже жизни.

Ее глаза снова наполнились слезами, она закусила губу. И услышала отголосок слов, которые Джозеф произнес в карете по дороге в Лондон, когда Флора и Эдна расспрашивали его о мечтах.

«Я мечтаю о любви, семье – жене и детях, чтобы дорожить ими больше жизни».

В то время она сочла его неискренним.

– Не говори так, – попросила она.

– Тогда что же между нами только что было? – спросил он и лег на бок спиной к стене. Клодию он повернул лицом к себе, бережно обнимая, чтобы она не свалилась с узкой койки. – Близость?

На миг она задумалась и поправила:

– Приятная близость.

– Допустим, – согласился он. – Но я привел тебя сюда не ради близости, Клодия. Точнее, не только ради нее.

Она промолчала, и он ответил на невысказанный вопрос:

– Я привел тебя сюда, потому что люблю тебя и верю, что ты любишь меня. Потому что я свободен и ты тоже. Потому что…

Она приложила пальцы к его губам. Он поцеловал их и улыбнулся.

– Я не свободна, – напомнила Клодия. – На мне школа. От меня зависит дальнейшая жизнь учениц и учителей.

– А ты зависишь от них?

Клодия нахмурилась.

– Это не праздный вопрос. Ты зависишь от них? Связано ли твое счастье и самоощущение с тем, что происходит в школе? Если да, значит, ты по-настоящему любишь ее. И ты вправе стремиться к своему счастью, как я стремлюсь к моему. К счастью, Уиллоугрином можно управлять издалека, как делалось уже много лет. Мы с Лиззи поселимся в Бате, будем жить с тобой.

– Не глупи!

– Если понадобится – буду, – пообещал он, – только чтобы у нас все наладилось, Клодия. Двенадцать лет я довольствовался подобием близких отношений, хотя и был привязан к бедной Соне – ведь она подарила мне Лиззи. В этом году я очутился на волосок от брака, из-за которого чуть не стал несчастным до конца своих дней. А теперь я снова свободен, я избавился от обузы за единственный вечер. И наконец-то сам могу выбирать свое счастье. И любовь.