— Touclean.

— Простите?

— Touclean.

— Тэ заглавное у-к-л-и-н, — повторил он по буквам.

— Нет, к-л-е-а-н, — поправила Камилла. — Согласна, это не слишком логично, Toupropre[1] было бы лучше, но вы же знаете, как у нас любят все американизировать… Звучит более профессионально, более… wondeurfoule drim tim…[2]

Он по-прежнему не врубался.

— Чем все-таки она занимается?

— Кто?

— Эта ваша фирма.

Она откинулась на спинку стула, вытянула перед собой руки и голосом бортпроводницы с самым серьезным видом принялась перечислять свои служебные обязанности:

— Touclean, дамы и господа, позаботится о том, чтобы вас всегда окружала чистота. Квартиры, офисы, бюро, кабинеты, агентства, больницы, жилые и нежилые помещения — Touclean к вашим услугам. Touclean убирает, Touclean чистит, Touclean подметает, Touclean пылесосит, Touclean натирает, Touclean дезинфицирует, Touclean наводит блеск, Touclean украшает, Touclean оздоровляет, Touclean дезодорирует. Часы работы по вашему выбору. Гибкий график. Конфиденциальность. Тщательность. Разумные расценки. Touclean — профессионалы к вашим услугам!

Она выдала этот замечательный монолог на одном дыхании, совершенно ошеломив своего молодого французского доктора.

— Это шутка?

— Конечно, нет. Вы увидите всю нашу dream team,[3] она ждет за дверью…

— Так чем вы занимаетесь?

— Я вам только что объяснила.

— Да, но вы… Вы!

— Я? Ну, я убираю, чищу, подметаю, пылесошу, натираю… Далее по списку…

— Вы — убор…

— Предпочитаю слово «техничка»…

Он не знал, что и подумать.

— Почему вы этим занимаетесь?

Она удивленно на него воззрилась.

— Я хотел спросить: почему именно «этим»? Этим, а не чем-нибудь другим?

— А почему не этим?

— А вам бы не хотелось заниматься чем-то более… э-э-э…

— Интересным?

— Да.

— Нет.


Он разинул рот и застыл с ручкой в руке, потом взглянул на дату на циферблате своих часов и спросил ее, не поднимая глаз:

— Фамилия?

— Фок.

— Имя?

— Камилла.

— Дата рождения?

— 17 февраля 1977 года.


— Держите, мадемуазель Фок, вот ваше разрешение…

— Замечательно. Сколько я вам должна?

— Ничего, это… платит Touclean.

— Ах Touclean! — повторила она, поднимаясь и сделав широкий жест рукой. — Итак, я снова могу драить сортиры, какое счастье!


Врач проводил ее до двери.

Он больше не улыбался, снова «надев» на лицо маску добросовестного благодетеля человечества.


Он сказал, протягивая ей на прощанье руку:

— И все-таки… Хотя бы несколько килограммов… Только чтобы доставить мне удовольствие…

Она покачала головой. Такие штучки с ней больше не проходили. Шантаж и участие — этого добра она нахлебалась вдоволь.

— Посмотрим, что можно сделать, — сказала она. — Посмотрим…

Следующей в кабинет вошла Самия.

Она спустилась по ступенькам медицинского трейлера, ощупывая карманы куртки в поисках сигареты. Толстуха Мамаду и Карина сидели на лавочке, обсуждая прохожих, и ворчали — им не терпелось вернуться домой.

— Ну, и чего это ты там так долго делала? — с насмешкой спросила Мамаду. — У меня, между прочим, электричка! Он что, порчу на тебя наводил?

Камилла уселась прямо на землю и улыбнулась ей. Не так, как врачу. Прозрачной, честной улыбкой. Со своей Мамаду она в игры не играла — та была ей не по зубам…


— Он как, ничего? — спросила Карина, выплевывая откушенный ноготь.

— Просто супер.

— Так я и знала! — обрадовалась Мамаду. — Говорила же я вам с Сильви — она там стояла го-ля-ком!

— Он загонит тебя на весы…

— Кого? Меня? — закричала Мамаду. — Меня? Он думает, я полезу на его весы?!

И Мамаду, весившая никак не меньше ста килограммов, звучно шлепнула себя по ляжкам.

— Да ни за что на свете! Не то я и прибор сломаю, и парня заодно придавлю! А что еще он там делает?

— Уколы, — сообщила Карина.

— Что еще за уколы?

— Да нет, я пошутила, — успокоила ее Камилла, — он всего лишь послушает твое сердце и легкие…

— Это ладно, это можно.

— И еще пощупает твой живот…

— Ага… щас! — взвилась Мамаду. — Пусть только попробует, и я его без каши съем… Обожаю вкусненьких молоденьких белых докторов…

Она похлопала себя по животу и заговорила с акцентом:

— Холесенькая жратва… Ням-ням… Духи предков советовали готовить докторишек с маниоковой мукой и куриными гребешками… Ммм…

— А что он сделает с Бредаршей?

Бредарша, она же Жози Бредар, была хитрой шлюхой, подлой предательницей, гадиной и мишенью для насмешек. Помимо всего прочего она на минуточку была их начальницей. Их «шефом по персоналу», как черным по белому было написано на ее бляхе. Бредарша портила им жизнь, и, хотя особой изобретательностью не отличалась, это их утомляло…

— С ней ничего. Нюхнет, как от нее воняет, и тут же велит одеваться.

Карина не преувеличивала. В дополнение ко всем вышеперечисленным «достоинствам» Жози Бредар еще и ужасно потела.


Когда подошла очередь Карины, Мамаду достала из корзинки пачку бумаг и плюхнула их на колени Камилле. Она ведь пообещала, что попытается разобраться во всей этой фигне.

— Что это?

— Прислали из налоговой инспекции…

— Постой, а что это за имена?

— Да это же моя семья!

— Какая семья?

— Какая семья, какая семья?! Моя, конечно! Подумай своей головой, Камилла!

— Все эти люди — твоя семья?

— Все! — Мамаду гордо кивнула.

— Черт, сколько же у тебя детей?

— У меня пятеро, у брата четверо…

— Но почему они все вписаны сюда?

— Куда сюда?

— Э… В бумагу.

— А так удобней: брат и невестка живут у нас, почтовый ящик один, вот и…

— Так нельзя… Они пишут, что у тебя не может быть девятерых детей…

— Почему это не может? — возмутилась Мамаду. — У моей матери было двенадцать!

— Подожди, не кипятись, Мамаду, я просто читаю, что здесь написано. Они просят тебя прояснить ситуацию и явиться к ним, захватив документы.

— Это еще зачем?

— Думаю, то, что ты делаешь… это незаконно. Вы с братом не имеете права записывать всех детей в одну декларацию…

— Да ведь у брата-то ничего нет!

— Он работает?

— Конечно, работает! Метет дороги!

— А твоя невестка?

Мамаду наморщила нос.

— А вот она ни хрена не делает! Ни-че-го-шень-ки. Эта ведьма сиднем сидит дома и ни за что на свете не оторвет от стула свою жирную задницу!


Камилла улыбнулась про себя: она с трудом могла вообразить, что такое, в понимании Мамаду, «жирная задница»…


— У брата с женой есть документы?

— Ну да!

— Значит, они могут подать отдельную декларацию…

— Но невестка не хочет идти в инспекцию, брат ночью работает, а днем спит, так что сама понимаешь…

— Я-то понимаю. Скажи, на скольких детей ты сейчас получаешь пособие?

— На четверых.

— На четверых?

— Так я о том и говорю, но ты как все белые — всегда права и никогда не слушаешь!

Камилла нервно присвистнула.

— Проблема в том, что они забыли Сисси…

— При чем здесь твои сиси?

— Какие сиси, идиотка! — Толстуха кипела от негодования. — Это моя младшая дочка! Малышка Сисси…

— Ага! Сисси!

— Да.

— А почему ее нет в декларации?

— Слушай, Камилла, ты нарочно или как? Именно об этом я тебя и спрашиваю!

Камилла не нашлась что ответить…

— Правильнее всего будет тебе, брату или невестке отправиться в инспекцию со всеми документами и на месте объясниться с тамошней теткой…

— Что еще за «тетка»? С какой такой теткой?

— Да с любой! — взорвалась Камилла.

— Ладно, хорошо, чего ты злишься? Я так спросила, потому что подумала, может, ты ее знаешь…

— Никого я не знаю, Мамаду. Я там никогда не была, понимаешь?


Камилла вернула Мамаду ее «макулатуру» — она притащила даже рекламные проспекты, фотографии машин и счета за телефон.

Та в ответ пробурчала себе под нос: «Сама говорит „тетка“, вот я и спрашиваю, какая тетка, понятно ведь, что бывают и дядьки, она, видишь ли, отродясь там не была, тогда откуда ей знать, что там одни тетки? Там и дядьки тоже есть… Кем она себя возомнила — Мадам Всезнайкой, что ли?»

— Эй, ты что, обиделась?

— Ничего я не обиделась. Сама сказала: помогу, а не помогаешь. Вот и все!

— Я пойду с вами.

— В инспекцию?

— Да.

— И поговоришь с теткой?

— Да.

— А если это будет не тетка?

Камилла поняла, что сейчас не выдержит, но тут вышла Самия.

— Твоя очередь, Мамаду… Держи… — Она повернулась к Камилле. — Номер телефона докторишки…

— Зачем?

— Зачем? Понятия не имею! Наверное, хочет с тобой в больницу поиграть! Вот и попросил передать номер…


Он черкнул номер своего сотового на рецептурном бланке и приписал: Назначаю вам в качестве лекарства хороший ужин, позвоните мне.


Камилла Фок скатала записку в шарик и щелчком выбросила его в канаву.


— Знаешь что, — произнесла Мамаду, тяжело поднимаясь со скамьи, и наставила на Камиллу указующий перст. — Если уладишь дело с моей Сисси, я попрошу брата наколдовать для тебя любимого…

— Я думала, твой брат дорогами занимается.

— Дорогами, приворотами и отворотами.

Камилла подняла глаза к небу.

— А ко мне не может мужика приворожить? — вмешалась в разговор Самия.

Мамаду прошла мимо, сделав угрожающий жест в сторону товарки.

— Сначала верни мое ведро, дьяволица, а там посмотрим!

— Черт, достала ты меня этим ведром! Не твое оно, поняла?! У тебя было красное!

— Проклятая врунья, — прошипела негритянка и удалилась…

Стоило Мамаду шагнуть на первую ступеньку, и грузовичок закачался. «Мужайся, дорогая! — мысленно пожелала Камилла, улыбнулась и взяла свою сумку. — Желаю тебе удачи…»


— Пошли?

— Сейчас.

— Поедешь с нами на метро?

— Нет, вернусь пешком.

— Ну ясно, ты-то живешь в шикарном квартале…

— И не говори…

— Ладно, до завтра…

— Пока, девочки.

Камилла была приглашена на ужин к Пьеру и Матильде. Она позвонила, чтобы отказаться, и почувствовала облегчение, попав на автоответчик.


Итак, невесомая Камилла Фок удалилась. Удерживали ее на асфальте только вес рюкзачка за спиной да эти не поддающиеся объяснению камни и камешки, которые все накапливались у нее внутри. Вот о чем ей следовало поговорить с врачом. Если бы только возникло такое желание… А может, если бы хватило сил?.. Или времени… Ну конечно, все дело во времени, успокоила она себя, сама в это не веря. Время было тем самым понятием, которое она перестала воспринимать. Она на много недель и месяцев практически выпала из жизни, и ее давешняя тирада, абсурдный монолог, в котором она пламенно доказывала себе, что мужества ей не занимать, был наглым враньем.

Какой эпитет она употребила? «Живая»? Это просто смешно — живой Камилла Фок точно не была.

Камилла Фок была призраком — по ночам она работала, а днем копила камни. Двигалась медленно, говорила мало и умела замечательно ловко исчезать.

Камилла Фок была молодой женщиной, которую всегда видели только со спины, хрупкой и неуловимой.


Тогда, перед доктором, она разыграла спектакль и сделала это с легкостью. Камилла Фок лгала. Она обманывала, принуждала себя, подавляла и подавала реплики, только чтобы не привлекать к себе внимание.


Она все-таки думала о докторе… Плевать на номер телефона, но что если она упустила свой шанс? Он казался таким терпеливым и внимательным, в отличие от всех остальных… Может, ей следовало… В какой-то момент она чуть было… Она чувствовала себя такой усталой… Нужно было и ей положить локти на стол и рассказать ему правду. Сказать, что она теперь не ест — ну почти не ест, — потому что ее живот набит булыжниками. Что каждое утро, едва открыв глаза, она уже боится задохнуться, подавившись гравием. Что окружающий мир больше не имеет для нее никакого значения и каждый новый день кажется ей неподъемным грузом. И она начинает плакать. Не потому, что ей грустно, а для того, чтобы справиться со всем этим. Слезы — это ведь жидкость, они помогают переварить каменную дрянь, и тогда она снова может дышать.