– С удовольствием, – ответила она, и они двинулись по направлению к площади Сидней-плейс, через дорогу от которой располагался парк.

По пути они вспоминали лето, общих друзей и знакомых в Сомерсете, потом говорили о школе, о хлопотах, связанных с подготовкой рождественского концерта, на который в радостном предвкушении съезжалось множество гостей – родители, родственники, друзья девочек и учителей, а также высокопоставленные персоны Бата. Затем разговор перекинулся на сестер виконта Уитлифа, на их мужей и детей, а потом темой беседы стал окружавший их парк, в это время года пустынный, но все равно живописный и умиротворяющий, если бы не ватага из восьми человек, которую они встретили у входа. Впрочем, и они уже собирались уходить, так что Сюзанна с виконтом Уитлифом в самом деле оказались почти единственными посетителями.

Подходящая обстановка для расставания, раз уж этому суждено случиться, думала Сюзанна. Они оба пребывали в безмятежном и радостном настроении и понимали друг друга с полуслова. Ушла неуместная и неожиданная страсть, которая сыграла роковую роль в их последний день в Баркли-Корте. Вслед за страстью исчезло и смущение от вчерашней попытки виконта Уитлифа загладить перед Сюзанной свою вину. Сегодня ничто не мешало им болтать и смеяться, наслаждаясь обществом друг друга и редким для ноября погожим днем.

Именно такими, решила Сюзанна, она и сохранит в памяти их отношения. Не нужно слез. Они вместе провели чудесные две недели, и им было так же хорошо и легко, как сейчас, – за исключением первого и последнего дня в Баркли-Корте, конечно.

– Смотрите, лабиринт! – воскликнул виконт Уитлиф, когда они, поднявшись в гору по круто уходящей вверх тропе, увидели ровную, высокую изгородь. – Я знал, что где-то здесь есть лабиринт. Как по-вашему, найдем мы выход?

– А если не найдем и останемся там навсегда? – проговорила Сюзанна. – Вдруг мы, не сумев добраться до центра лабиринта или выбраться оттуда, останемся здесь, обреченные бродить кругами до конца своих дней?

– Похоже на жизнь, не правда ли? – поддержал ее Уитлиф.

Оба рассмеялись.

– По крайней мере, – прибавил он, – мы заблудимся вместе.

– Хорошее утешение, – согласилась Сюзанна, и они снова расхохотались.

Однако постепенно их благостное умиротворение стало сходить на нет: мысль о том, что в действительности им не удастся плутать вечно, причиняла острую боль. В конце концов они найдут и центр, и выход, завершив тем самым прогулку.

И вот тогда уже наступит конец.

Виконт Уитлиф взял ее за руку, и они вошли в лабиринт. Несмотря на перчатки, Сюзанна ощущала жар и силу его руки. Она вспомнила, как они, сплетя пальцы, гуляли по Сомерсету во время бала.

Войдя в лабиринт, они много раз ошибались и вынуждены были менять направление, но в итоге, после бурных споров и шуток, добрались-таки до центра лабиринта, где их ждала пара деревянных скамеек для отдыха.

– Полагаю, – заговорил виконт Уитлиф, устроившись рядом с Сюзанной на скамейке, – нам следовало прийти сюда с большим запасом носовых платков. Тогда мы могли бы, роняя их, отмечать пройденный путь. Вы знаете, как отсюда выйти?

– Нет! – рассмеялась Сюзанна.

– Слава Богу, – сказал он, снова завладевая ее рукой, – что нас здесь не поджидает семиглавое чудовище или что-то в этом роде.

В тишине парка Сидней-Гарденз, в центре лабиринта, ничего не стоило забыть об окружающем мире, неизбежном течении времени, эфемерности дружбы между мужчиной и женщиной – и очень просто поверить в абсолютное совершенство мгновения.

Они просидели молча, должно быть, минут пять, а может, и все десять. Но из опыта прежних встреч они уже знали, что порой слова не нужны. Они умели общаться без слов.

Через какое-то время Сюзанна осознала, что ее плечо прижато к плечу виконта, их бедра слегка соприкасаются, а ее правая рука без перчатки, которая непонятно каким образом оказалось у нее на коленях, покоится в его руке.

Наконец виконт Уитлиф, сделав глубокий вдох, медленно выдохнул.

– Жаль, что я в детстве не бунтовал против чрезмерной опеки, – произнес он. – Да и возможно ли это было? В моих ли силах? Жаль, что мы с вами не подружились еще в детстве. Я знал вашего отца, но не вас. Если б только мы с вами тогда были знакомы, если б только мне сообщали о происходящем в моем доме и вокруг, даже когда я находился в школе, возможно, я мог бы поддержать вас после смерти вашего отца. Хотя вряд ли я смог бы вас утешить. Именно ему этого не удалось бы никогда.

– Рано или поздно каждый переживает тяжелую утрату, – сказала Сюзанна. – Эта участь не минует даже детей. У меня это в прошлом.

– Сюзанна… – Виконт Уитлиф зубами стянул другую перчатку и, сжав руку Сюзанны, обнял ее за плечи. – Я разговаривал с Тео Маркемом, когда был дома. Я знаю о вашем отце.

Сюзанна хотела было подняться, чтобы высвободиться из его объятий, но так и осталась неподвижно сидеть. Что нового мог рассказать ему Теодор Маркем?

– Я не считаю его поступок смертным грехом, – поспешно заявила Сюзанна. – Мне нет дела до того, что говорит по этому поводу церковь. Я не согласна с ее запретом хоронить самоубийц по-христиански. Бог, обрекающий на вечные муки человека, доведенного до самоубийства другими, которые имеют возможность жить дальше и каяться, замаливая свои грехи, был бы в высшей степени несправедлив и безжалостен. Если б Господь был таким, я бы стала убежденной атеисткой.

– Вы думаете, вашего отца довели до самоубийства? – спросил виконт Уитлиф.

Сюзанна ждала, что он скажет дальше, но он молчал.

– Кто знает? – отозвалась она. – Он унес свои тайны с собой в могилу. Но ведь теперь это не важно, не так ли? Он обрел покой. Во всяком случае, я на это надеюсь.

Сюзанна до сих пор, уже став взрослой, порой чувствовала на него обиду. Она так и не простила отца за то, что он предпочел ей вечный покой.

– Мне очень жаль, – сказал виконт Уитлиф. – Я его любил. Он частенько занимал нас с Тео. Мне и вообразить не под силу, как вы страдали, потеряв его.

Он, разумеется, не мог знать, какую боль причиняли его слова Сюзанне. Она всегда подозревала, что отец мечтал о сыне. Он никогда не был с ней резок. Напротив, он, казалось, любил ее. Однако занимался с ней крайне редко.

Ей всегда не хватало отцовского внимания. И Сюзанна подумала, что, возможно, именно неизбывная тоска по родительской любви вчера вечером дала ей силы сказать виконту Уитлифу «нет». Ибо она хорошо помнила, каково это – чувствовать, что обожаемый тобой человек, тот, от которого зависишь, кому должна хранить верность и подчиниться, принадлежит тебе не всецело.

– И не надо, – сказала она, когда виконт Уитлиф поднес ее руку сначала к губам, а потом прижал тыльной стороной к своей щеке. – Ни к чему взваливать на себя чужое бремя. Это позволительно лишь близким людям. Мое бремя – это мое бремя, и я до сих пор несу его на себе. Мне посчастливилось выжить и даже неплохо устроиться в жизни.

Виконт Уитлиф, закрыв глаза, склонил голову, продолжая обнимать Сюзанну. Их сцепленные руки снова легли ей на колени.

– Почему вы сбежали? – спросил Уитлиф.

– Меня не пустили к нему, – ответила Сюзанна. – Они собирались похоронить его за церковной оградой. И не знали, что дальше делать со мной. Я стала для них обузой. И потом, я не их круга… я вообще, если уж на то пошло, сама по себе. Они не знали, куда меня пристроить. И я предпочла уйти сама, не дожидаясь, пока они от меня избавятся. Мне захотелось самой распоряжаться своей судьбой.

– Что навело вас на мысль, будто они хотят от вас избавиться, – спросил виконт Уитлиф, – что вы стали для них обузой?

– Я слышала, как это сказала леди Маркем, – объяснила Сюзанна. – И я не ошиблась, я все правильно поняла: обуза – значит «неприятная забота». А она употребила в отношении меня именно это слово, прибавив, что я не могу у них оставаться.

– И тем не менее, – продолжал Уитлиф, – они вас потом еще долго искали.

– Это вам сказал Теодор? – спросила Сюзанна.

– Тео тогда был в школе, – ответил Питер. – Как и я. Мне это сказали леди Маркем и Эдит. Не далее как нынче утром.

Сюзанна вся подобралась, но уже в следующий момент напряжение ее отпустило, она склонила голову виконту Уитлифу на плечо и прикрыла глаза.

– А! – произнесла она. – Стало быть, вы их тоже заметили. Или это они увидели вас. Вы им сообщили, где я живу?

– Нет, – ответил Питер. – Это не мой секрет, если это секрет.

– Я не хочу их видеть, – заявила Сюзанна.

– А как они к вам относились? – поинтересовался Питер.

– Очень хорошо, – ответила она. – Мне теперь кажется, даже слишком. Ибо я из этого ошибочно заключила, что я для них своя. Порой, когда Эдит забиралась к матери на колени, я делала то же, и леди Маркем никогда не выказывала недовольства, независимо от того, насколько странным ей это, должно быть, казалось. Эдит была мне почти как сестра. Дети не понимают, как непрочно основание, на котором зиждется их размеренное существование. Это и к лучшему, поскольку большая часть детей успевает вырасти, прежде чем это основание разрушится. Но я не желаю больше говорить об этом. Мне хочется просто наслаждаться сегодняшним днем.

– Мне жаль, – вздохнул Питер. – Право, очень жаль.

Они снова погрузились в молчание. Как все же приятно, думала Сюзанна, чувствовать на своих плечах мужскую руку, касаться щекой его широкого плеча и держаться с ним за руки! Она могла бы привыкнуть к этому. Как было бы хорошо переложить свои заботы на сильные плечи мужчины, спрятаться за его могучей спиной!

И как легко впасть в заблуждение, вообразив, будто нет ничего желаннее добровольного отказа от своей независимости и от самой себя!

Как будто сказка о любви со счастливым концом действительно существует и в жизни не нужно бороться за счастье…

Уткнувшись лицом в плечо Питера, Сюзанна жалела, что жизнь не так проста, как представлялось девочке до тех пор, пока в двенадцать лет она не потеряла отца, покончившего с собой.

Выпустив руку Сюзанны, Питер развязал ленты ее капора, снял его и положил рядом на скамью. Сюзанна сидела потупившись, и Питер, взяв за подбородок, поднял ее голову и заглянул ей в глаза.

– Сюзанна, – пробормотал он. – Милая моя, сильная Сюзанна.

Уж кем-кем, а сильной женщиной Сюзанна себя не считала. Ее губы задрожали, и Питер прижался к ним своими губами. Теплые, слегка приоткрытые, они показались Сюзанне до боли знакомыми. Их прикосновение было сравнимо с радостью возвращения домой. Сюзанна прильнула к Питеру, обхватив его одной рукой за шею, а ладонь другой руки прижав к его груди. Она разомкнула губы, впустив его язык, и почувствовала исходящие от него жар и силу.

Страсть вспыхнула мгновенно. Питер, проникнув рукой под плащ Сюзанны, стал нежно ласкать ее грудь, живот и округлость бедра. Сюзанна, тихо застонав, с какой-то дикой, необузданной страстностью ответила на его поцелуй. Обоих обожгло огнем.

Но даже одурманенные страстью, они не позволили себе забыться. Даже в центре лабиринта в пустынном парке их уединение в любую минуту могло быть нарушено. Но не это главное, что их сдерживало. Их неразумная опрометчивость в Баркли-Корте впоследствии причинила им только страдание.

Оторвавшись от губ Питера, Сюзанна прислонилась лбом к его лбу и закрыла глаза. Он вытащил руку из-под плаща Сюзанны и более уже не пытался ее обнять.

– Сюзанна, – заговорил он несколько мгновений спустя, – я хочу, чтобы вы подумали…

Но она приложила к его губам два пальца и, слегка откинув голову, посмотрела ему в глаза, темно-фиалковые в свете солнца. Закончить начатую фразу Питер не пытался.

– Не смотри на меня так, – прошептала Сюзанна.

– Как? – Питер, сжав ее руку за запястье, отвел ее в сторону.

– С жалостью и состраданием. – Сюзанна вдруг разозлилась и, отпрянув, вскочила на ноги. – Ты всегда хочешь только давать, утешать, защищать! Неужели тебе никогда не хотелось взять, потребовать, заявить о собственных желаниях? Я не нуждаюсь в твоей жалости!

Господи, да о чем она говорит? Сюзанна повернулась к нему спиной и отошла к ряду живой изгороди напротив.

Питер хранил молчание, которое было не менее осуждающим, чем слова. Сюзанна знала, что оскорбила его, но сказанного не воротишь.

– По-твоему, мне следует, потакая своему желанию, снова овладеть тобой, взяв тебя прямо здесь, но на сей раз силой? – спросил он пугающе тихим голосом. Отчего он не вскипел, не вскинулся на нее? – Потребовать, чтобы ты вышла за меня замуж, дабы успокоить мою совесть? Заявив о своих правах мужчины и состоятельного, знатного человека, брать все, что душа пожелает, у всех, кто встречается на пути? И в первую очередь у женщин? Вы этого от меня хотите, Сюзанна? Я не понимаю. Воля ваша, но это не по мне.

– О, Питер! – Сюзанна обернулась. Он сидел на скамье, слегка ссутулив плечи, кисти его рук безвольно свисали между колен. – Я не это имела в виду.