Я покачала головой и, прежде чем он успел спросить что-нибудь о моей матери, снова заговорила:

– Я думала о нем. Несколько раз даже порывалась написать ему, но всегда отговаривала себя от этой затеи.

– Почему?

Зеленые глаза Райдера как будто приклеились ко мне. От его пристального взгляда у меня по спине пробежали мурашки. И в то же время… я испытывала облегчение. От того, что могла излить душу. Быть честной там, где я привыкла врать.

– Мне страшно. – Это было то, о чем я никогда не говорила вслух. – Я боюсь, что он обманет мои ожидания… или не захочет принять меня. Поэтому я решила, что, наверное, лучше не давать ему шанса.

– Сонни. – Он дотянулся и положил руку мне на плечо. От его прикосновения меня как будто пронзило током. Возможно, он тоже это почувствовал, потому что тотчас отдернул руку и снова ухватился за цепь: – Извини, – произнес он.

Я не поняла, за что он просит прощения – то ли за свой странный жест, то ли за то, что заставил меня выложить правду об отце.

– Все нормально, – сказала я, решив, что предпочла бы последнее. – Наверное, он и правда тот нищеброд, каким я всегда его и представляла. Не исключено, что из нас двоих мое материальное положение куда лучше.

– Возможно.

Какое-то время мы молчали. И в этом тоже была своя прелесть. Как бы я ни любила беседовать или переписываться с Райдером, просто находиться рядом с ним и наблюдать, как вдалеке медленно садится солнце, было не менее приятно.

– Надо идти, – спохватился он. – Скоро стемнеет.

– О да, – сказала я. – Потому что после заката детские площадки, как известно, становятся рассадниками криминала и разврата.

– Я имел в виду, что станет еще холоднее, острячка. – Он спрыгнул с качелей и протянул мне руку. Я взяла ее, и он помог мне встать. Наши пальцы оставались переплетенными чуть дольше, чем следовало, и, когда он отпустил меня, моей руке стало слишком холодно.

Я засунула руки в карманы и последовала за Райдером.

В молчании мы возвращались к библиотеке, и наши плечи слегка соприкасались.

– Это моя, – сказала я, когда мы подошли к Герт. Я похлопала старый драндулет по капоту. – Классная тачка, да?

– Она заведется? – спросил Райдер, вскидывая бровь.

– Это ли не вопрос на миллион долларов? – Я вытащила ключи из сумочки и открыла водительскую дверь. – Было приятно пообщаться с тобой, Райдер.

– Мне с тобой тоже.

Я ожидала, что он повернется и уйдет, и, когда этого не произошло, удивленно посмотрела на него.

– Ты должна написать своему отцу, – сказал он.

Я нахмурилась:

– Зачем? Я же говорила тебе, наверняка он и есть голодранец и лузер, каким его всегда описывает мама.

– А вдруг он изменился? – предположил Райдер. – Прошло много лет, ты сама сказала. И раз уж ты все равно думаешь о нем… может, стоит попробовать?

– Но… что, если ему плевать на меня? – Мой голос слегка дрогнул. – Что, если он не оправдает моих надежд?

– Ты не узнаешь, пока не попробуешь, – сказал он. – Если я что и понял после переезда сюда, так это то, что порой люди удивляют, если ты позволяешь им раскрыться.

Он говорил это, глядя мне в глаза, и у меня в животе снова запорхали бабочки.

Он отступил назад и двинулся к своей машине:

– До встречи в школе, Сонни.

Я кивнула, но в машину не села. Я стояла как вкопанная, мерзла на декабрьском ветру и смотрела ему вслед.


В ту ночь, в гостевой комнате, одна, я не могла заснуть.

Я ворочалась в постели, прокручивая в голове все, что произошло между мой и Райдером. Вспоминала, как он улыбался мне. Как смотрел мне в глаза и будто впервые видел меня, а не просто надоедливую лучшую подругу девушки его мечты.

Но больше всего я думала о том, что он сказал о моем отце.

Порой люди удивляют, если ты позволяешь им раскрыться.

Я много лет не видела отца. Даже не упоминала о нем в разговорах с кем бы то ни было. Вплоть до сегодняшнего дня. Но на самом деле я думала о нем. Много думала.

Помню, в детстве он качал меня на качелях из покрышки на цепях на заднем дворе. Он приносил домой огромные упаковки моего любимого мороженого с печеньем и кремом. Он говорил: «Тихо. Ты разбудишь Сонни», когда во время ссоры мама повышала голос, хотя я редко спала в такие минуты.

Потом его арестовали в первый раз.

А потом – во второй.

Первый раз – за кражу автомобилей, но об этом я знала только из разговоров, которые ходили по городу, потому что была еще маленькой.

– Это не дочка ли Ардмора? Вы слышали про ее отца? Чертов ворюга.

Вот тогда я начала врать, выдавая отца за крутого бизнесмена, умалчивая про преступника.

Я не знала, за что его посадили во второй раз. И в третий, и в четвертый… Все, что мне запомнилось, так это то, что отец проводил дома не больше пары недель, прежде чем снова попадал за решетку. И так всю жизнь, начиная с моих семи лет.

Поначалу мама каждую неделю возила меня к нему на свидания, но со временем перестала это делать. Негодяй. Бездельник. Так она его называла. И я этому верила.

Может, так оно и было, а может, и нет. Райдер заставил меня вновь задаться этим вопросом.

Бессонница, моя давняя подруга, не оставляла меня, поэтому я встала с постели и спустилась вниз. Мистер Раш оборудовал себе кабинет на первом этаже, и нам с Эми разрешалось заходить туда, если нужно было воспользоваться стационарным компьютером. С недавних пор я сомневалась, что мне позволено беспрепятственно эксплуатировать лэптоп Эми, поэтому этот вариант показался мне более подходящим.

На часах было 1.12 ночи, когда я открыла документ Word. Но только в 1.36 мне удалось написать первое слово.

Получилась короткая записка. Каждое слово далось мне с такой болью, как будто мне рвали зубы. Каждое слово кровоточило и пугало. Я чувствовала себя все более и более уязвимой. Может, проще оставить все как есть, думала я, не впускать его в свою жизнь, вместо того чтобы протягивать руку, рискуя получить душевную травму?

Я подавила все страхи, когда курсор завис над кнопкой «ПЕЧАТЬ». Сглотнув раз, другой, я зажмурилась и кликнула мышкой.

Прежде чем я успела передумать, руки отыскали конверт в ящике стола мистера Раша. Я сунула туда письмо, нацарапала «кому» и «от кого» и наклеила марку. Утром я собиралась спросить у мистера и миссис Раш разрешения дать номер их домашнего телефона. Я решила, что если они откажут, то я не стану отправлять письмо.

Но если разрешат, то у меня не будет больше никаких отговорок, чтобы не отправлять его.

Я положила конверт на стол, за которым мы завтракали, чтобы у меня не было возможности «забыть» про него утром, а потом побежала наверх, зарылась лицом в подушку и провела остаток ночи в панике.

14

Я надеялась хорошенько выспаться в первый день рождественских каникул. В школу идти не нужно, а моя смена в книжном магазине начиналась во второй половине дня.

Однако у Эми были другие планы.

Дверь гостевой комнаты распахнулась в половине девятого утра:

– Они приехали пораньше! – завизжала она, метнувшись мимо моей кровати к окну, которое выходило на подъездную дорожку к дому семьи Раш.

– Мм, – застонала я, но заставила себя оторваться от подушки. Я давно не видела Эми такой взволнованной – во всяком случае, со дня злосчастного розыгрыша с флиртом, случившегося больше месяца назад. – Кто приехал пораньше?

– Уэсли и Бьянка! – Она подпрыгивала у окна, наблюдая за паркующимся автомобилем. Потом повернулась и бросилась к двери. – Пошли!

Я выдернула себя из постели и последовала за ней.

Мало что в жизни могло так оживить Эми. На самом деле только три вещи: щенки, Шекспир и Уэсли.

Едва я спустилась с лестницы, как распахнулась дверь и вместе с порывом холодного декабрьского ветра в прихожую ввалилась толпа Рашей (плюс один). Эми взвизгнула и бросилась на шею самому высокому Рашу, который ждал ее с распростертыми объятиями.

Оторвавшись от брата, Эми повернулась и проделала тот же номер с невысокой рыжеволосой девушкой, которая стояла рядом.

– Привет, Эми, – сказала Бьянка, неловко похлопывая ее по плечу. – Я тоже рада тебя видеть.

На первый взгляд, Бьянка не вписывалась в семейство Раш. Мало того что она была на полголовы ниже миссис Раш – самого невысокого члена семьи, она к тому же носила драные джинсы, футболки и выцветшие красные «конверсы», в то время как Раши предпочитали изысканную и дорогую одежду, которую мало кто в нашем городе мог себе позволить.

Одним словом, на первый взгляд Бьянка… больше походила на меня.

Но стоило внимательнее присмотреться к ней, к тому, как встречали ее в этом доме, как любовался ею Уэсли, и все становилось понятно. Бьянка отличалась умом и веселым нравом, и, судя по тому, что рассказывала мне Эми, она сыграла большую роль в воссоединении их семьи несколько лет назад, когда у них все разваливалось. И теперь она сама стала ее частью.

Я знала ее не настолько хорошо, но мне было совершенно ясно, что она своя в этом доме.

А вот я вдруг почувствовала себя незваным гостем. Ребенком, злоупотребляющим великодушием взрослых. Вот почему я застыла на лестнице, словно приросла к ступенькам. Как бы я ни была рада встрече с Уэсли, что-то мешало мне прервать идиллическое воссоединение семьи, разворачивающееся на моих глазах.

Но Уэсли, возвышавшийся над всеми, первым заметил меня.

– Сонни! – крикнул он и замахал рукой, приглашая подойти и обняться. – Эми наконец удалось уговорить родителей и они позволили тебе поселиться у нее? Давно пора!

Я рассмеялась, и мы обнялись:

– Рада тебя видеть, Уэсли.

– Да ну? – спросил он. – Ни на одну мою смску не ответила. Я уж подумал, что ты теперь слишком крутая для меня.

– О да, – заверила я его. – Особенно учитывая, что у меня телефон сломался. Я пользуюсь мобильником Эми.

Тут я вспомнила, что в телефоне остались несколько сообщений от Райдера, которые нужно удалить.

– Рада встрече, Сонни, – сказала Бьянка.

– Я тоже. Как Нью-Йорк?

– Холодно.

– К счастью, у нее есть я, чтобы ее согревать, – сказал Уэсли, обнимая свою девушку. Бьянка закатила глаза.

– Что ж, очень жаль, но пора закругляться. – Мистер Раш бросил взгляд на часы. – Отцу Бьянки наверняка не терпится увидеть дочь. Мы не можем красть ее у семьи.

– Я отвезу ее, – сказал Уэсли, хватая с крючка у двери комплект ключей от своего любимого «Порше».

Он не брал машину с собой в Нью-Йорк. Думаю, там она не особенно и пригодилась бы. Но теперь, когда он вернулся домой, его со страшной силой тянуло за руль.

– Возвращайся поскорее, – сказала Эми. – Мы должны наверстать упущенное.

– Разумеется, – ответила Бьянка.

И так же стремительно, как появились, Уэсли и Бьянка исчезли за дверью, а Эми, ее родители и я потянулись на кухню завтракать.

– Я так счастлива, что они дома, – сказала Эми, насыпая хлопья в миску. – Приятно снова собраться всей семьей.

– Это точно, – подхватила миссис Раш.

У меня в животе завязался тугой узел, и я обнаружила, что сглатываю внезапно подступившие слезы. В горле запершило, и я откашлялась.

– Э-э, мистер Раш? Не было ли для меня писем?

Мистер Раш только что налил себе кофе. Он взглянул на меня поверх кружки, и в его глазах мелькнуло понимание. Это он опустил мое письмо в почтовый ящик, так что знал, о чем я спрашиваю.

– Нет, Сонни, – сказал он. – Мне очень жаль.

– Ты ждешь письмо? – удивилась Эми.

– Да, – пробормотала я. Боль в груди нарастала, пока я смотрела, как члены семьи Раш суетятся на кухне, смеются, толкаются и спотыкаются друг о друга. – Но, наверное, зря.

Эми изогнула бровь, и я уже знала, что потом она обязательно пристанет ко мне с расспросами. Но я еще не решила, стоит ли ей рассказывать, а если да, то что именно.

– Сонни, – обратилась ко мне миссис Раш, – почему бы тебе не пригласить свою маму на рождественский ужин? Я знаю, ей пришлось работать в День благодарения, но, надеюсь, в канун Рождества ей дадут выходной.

– Может быть, – ответила я. – Посмотрим. Уверена, она будет благодарна вам за приглашение.

Ложь, ложь, ложь.


– Райдер?

Мне стало неловко от того, что в моем голосе прозвучало столько изумления, но он был последним, кого я ожидала увидеть на крыльце дома Рашей. Ну, ладно. Может, и не последним – после английской королевы или ожившего Эдгара Аллана По.

Или моей мамы.

Короче, появление Райдера стало для меня полной неожиданностью. В армейской парке цвета хаки, очках (без диоптрий) в черной оправе и вязаной шапке он выглядел самым сексуальным хипстером, и я уже начинала к этому привыкать.

– Привет, Сонни, – произнес он с улыбкой.

Допускаю, что в животе у меня вспорхнули бабочки. Может быть. Ожили. К сожалению, все прошло в ту же секунду, как я сообразила, что выгляжу как черт знает что.