Когда Дэвид вскинул глаза, Мёрдо стоял в дверном проеме с непонятной гримасой: губы сурово поджаты, словно он гневался, взор темных глаз излучал нежность и сожаление. Он ступил в комнату и закрыл за собой дверь.

— Прости, что не рассказал, — прервав молчание, проговорил Мёрдо.

— Почему?

— Хотел все исправить, а потом уже рассказать.

— Исправить?

— Отменить.

Дэвид резко и безрадостно хохотнул.

— Как ты все отменишь? Ты помолвлен. Ты дал обещание леди Луизе.

Мёрдо вздохнул и устало потер лицо.

— Потому-то я и не рассказал. Знал, что ты так скажешь.

Дэвид так быстро поднялся, что возникло ощущение, будто в колено вонзили нож. Пришлось схватиться за спинку кресла.

— Да как ты смеешь! Как, черт тебя дери, ты смеешь! Ты не рассказал мне про помолвку, прекрасно зная, как я к этому отнесусь.

Мёрдо отвел глаза, лицо наполовину выражало стыдливость, наполовину возмущение.

— Ты считаешь это непреложной истиной, Дэвид, но, по сути, помолвки регулярно расторгаются.

— По сути, это юридически обязывающее соглашение, и она имеет право настоять на свадьбе.

— Бог ты мой, леди Луиза Хартли не станет устраивать скандал и подавать на меня в суд за нарушенное обещание! Это никому не сыграет на руку, а ей и подавно: она выставит себя на посмешище! — Мёрдо шагнул ближе. — Дэвид, прошу… мне нужно немного времени, чтобы все уладить. Я встречусь с ее отцом, договорюсь о достойной компенсации. Он волен заявлять о чем угодно, лишь бы Луиза сохранила лицо…

— По-твоему, все так легко и просто? — с горячностью парировал Дэвид. — Твой отец настаивает, что брак должен состояться!

Мёрдо выпятил подбородок.

— Забудь об отце. Я с ним разберусь.

Гнев сменился тревогой.

— Ты толкуешь о человеке, что в ответ на непослушание пригрозил сдать тебя в психиатрическую лечебницу. Он знает, какой ты, и готов использовать эти сведения против тебя.

— То есть ты предлагаешь не искать выход из положения? По-твоему, я должен на ней жениться? — Мёрдо помрачнел лицом.

— Господи, я не знаю! — возопил Дэвид и отвернулся, проведя рукой по шее. — Я узнал обо всем десять минут назад. Что ты хочешь от меня услышать?

— Честно? — рявкнул Мёрдо. — Я надеялся, ты предложишь ее бросить.

Дэвид озадаченно и вместе с тем изумленно взглянул на Мёрдо.

— Но я, конечно же, не ждал таких слов, — с горечью добавил Мёрдо. — Я ждал именно этого: что увиливать от помолвки нельзя, что жениться — это дело чести. Дабы ты не уронил своего драгоценного достоинства, которое так оберегаешь.

Вспыльчивость вернулась.

— Ты предпочел все от меня скрыть, — воскликнул Дэвид, — а теперь рассчитываешь, что через десять минут я обо всем позабуду?

— Нет, конечно, нет! Но всякий раз, когда я об этом думал… черт, я знал, что так и выйдет. Я смекнул, что если сначала все решу, а потом расскажу… — Он смолк, качая головой и глядя в пол, словно смотреть на Дэвида было невыносимо.

На ум ничего не приходило. Дэвид ярился и печалился. Его с души воротило, что Мёрдо намеренно все скрывал, пока они жили в Лавероке. Хотелось покинуть дом и Лондон, идти до тех пор, пока он не доберется до родных мест.

— Пойду-ка я к Элизабет, — решительно заявил он. — Лучше нам какое-то время побыть врозь.

Он побрел к двери, тронув Мёрдо за руку.

— Дэвид… — сипло и безжизненно позвал Мёрдо.

Однако останавливать Дэвида он не стал, а Дэвид не обернулся.



Он не имел ни малейшего представления, куда идти, но в дом возвращаться не хотелось. Вскоре он повстречал конюха, чистившего лошадь возле высокого особняка. Попривыкнув к ярко выраженному кокни, Дэвид выяснил дорогу в Блекфрайерс: нужно идти на восток, стараясь держаться поближе к реке и не выпуская из вида высокий шпиль церкви Сент-Брайд.

Несмотря на то что дорогу разъяснили вполне доходчиво, Дэвид все равно заплутал. Его сбивали с толку огромные размеры Лондона. Будто двадцать городов в одном. Длинные улицы, лабиринты площадей, домов-полумесяцев и переулков. Время от времени Дэвид останавливал прохожего, дабы удостовериться, что шел верным путем.

Стало легче, как только показался шпиль церкви Сент-Брайд. Конюх говорил, что Блекфрайерс как раз неподалеку. Болтливый уличный торговец подсказал, как сыскать Шумейкер-Роу, и в знак благодарности Дэвид за пенни купил жухлое яблоко, которое отдал попрошайке.

Чем дольше он шел, тем короче и уже становились улицы, превращаясь в лабиринт переулков, чьи высокие здания с верандами теснились, словно толпа сгорбленных стариков, гревшихся у костра. Здесь не было булыжников, только плотно набитый грунт, изобиловавший выбоинами и мутными лужами. Прогулка отразилась на ноге — Дэвид опирался на трость больше, чем хотелось бы. Он покинул дом Мёрдо более часа назад, злость, что подтолкнула выйти за дверь, улетучилась. Он умаялся, испытывал боль и, невзирая на страх, мечтал достичь места назначения.

Элизабет и Йен жили на крошечной улочке в двух шагах от Шумейкер-Роу. Улица хоть и убогая, но чистая и ухоженная. Смеющиеся дети играли с волчками, а матери обсуждали сплетни. Стоило Дэвиду остановиться подле двери, к нему обратилась женщина:

— Вы кого-то ищете?

Дэвид предположил, что Йен, в отличие от Элизабет, поселился здесь под своим именем.

— Мистера Макленнана. Он давний друг.

— О, вы тоже шотландец, — улыбаясь, сказала вторая женщина. — Мистер Мак вроде как на службе, а его благоверная должна быть дома.

Она отвернулась, довольная тем, что все выяснила, а Дэвид постучал, надеясь, что они правы и Элизабет окажется дома.

Она отворила дверь, румяная и взлохмаченная, руки перепачканы мукой, к щеке прилип завиток темных волос.

Элизабет смерила Дэвида долгим потрясенным взглядом, после чего вскрикнула и кинулась на него с объятиями. Он удивленно захохотал и неловко похлопал ее по спине. Несмотря ни на что, они всегда вели себя друг с другом сдержанно, буйный восторг — это что-то новое.

Он заметил, что глаза у отступившей Элизабет на мокром месте, дрожавшей рукой она прикрывала рот.

— Дэвид, — прошептала она, — это правда вы.

— Я, — осклабился он. — Можно войти?

Элизабет радостно засмеялась сквозь слезы, что Дэвиду приглянулось.

— Конечно. О чем я вообще думаю? Входите, входите! — Она втянула его в крошечную прихожую и закрыла дверь. — Хорошо выглядите, — молвила она и перевела взор на трость. — Вы пришли пешком?

— Аж из Мейфэра.

— Из Мейфэра? Боже правый, это же несколько километров!

— Колено начало побаливать, — сознался Дэвид. — Как думаете, мне можно сесть?

— Разумеется! Только поглядите на меня! Держу вас на пороге! Проходите в кухню и устраивайтесь. Я делаю пирог.

Он подметил, что засуетившаяся Элизабет слегка поправилась. Пухлая жизнерадостная барышня, кою он когда-то знал, сменила исхудавший призрак, что вернулся в Эдинбург после нескольких месяцев брака с сэром Аласдером Киннеллом. В простом бело-зеленом платье и переднике она совершенно не походила на печальную, богатую и великолепно одетую девушку.

— Вы делаете пирог? — переспросил Дэвид, следуя за ней в кухню, уютную комнатку с растопленной печкой. — Не знал, что вы умеете готовить.

В центре кухни он сел на один из стульев, что стояли вокруг стола. Деревянный стул грубо отесанный и старый, но края с годами истрепались. Сдержав вздох облегчения, он с благодарностью на него опустился.

— Раньше не умела, — призналась Элизабет. — Но, безусловно, приходится учиться. Я часто ошибалась, но, думаю, уже набила руку.

Из банки она зачерпнула муки и щедро посыпала деревянный стол. Жест — обычный, домашний — напомнил Дэвиду, как в детстве он сидел за материнским столом. Накатила волна тоски по тем простым временам.

— В общем, — продолжила Элизабет, чуть разрумянившись и глядя на стол, обсыпанный мукой, — Йен считает мой яблочный пирог замечательным.

— Он на работе? — справился Дэвид скорее для того, чтобы успокоить Элизабет, нежели для того, чтобы узнать ответ на вопрос: и так можно догадаться.

Она благодарно улыбнулась.

— Да, но к ужину вернется. Вы же останетесь поужинать, Дэвид? Он хотел бы с вами встретиться.

— С удовольствием, — заверил он. Чем дольше он пробудет вдали от Мёрдо, тем лучше.

— Хорошо. — Она поспешно удалилась в кладовую.

Дэвид сознавал, что сейчас самое время заговорить, самое время поведать ей об отце. Он понимал, что дольше тянуть нельзя, однако никак не удавалось подобрать слова, да и в затылок говорить не хотелось.

Элизабет вышла из кладовой с миской песочного теста и принялась раскатывать его в широкий плоский круг, лепеча о кулинарных авантюрах. Дэвид улыбался и кивал, наблюдая, как она ворочала тесто и присыпала мукой. Все это время он собирался с духом, дабы произнести слова, кои никак не желали приходить на ум.

Как только Элизабет осталась довольна формой раскатанного теста, она обернула плоский круг вокруг деревянной скалки и набросила на блюдо с нарезанными яблоками: тонкое тесто опустилось на пупырчатые фрукты, как простыня. Она вырезала отверстие в середине, после чего ловко и уверенно срезала лишнее тесто и защипнула края.

— У вас отлично получается. Если бы не знал, я бы решил, что вы готовите уже много лет.

— Готовить яблочный пирог просто.

Элизабет сняла крышку с огромного чугунного горшка и осторожно поместила туда блюдо с пирогом. Таким же горшком для выпечки пользовалась матушка. Элизабет, как и матушка, с помощью ухвата сунула горшок в печку и засыпала горячим углем, чтобы пирог окружало тепло.

— Давайте пока выпьем чаю, — предложила она, после долгой паузы добавив: — Так приятно вас видеть, Дэвид.

— Я тоже рад вас видеть, — искренне отозвался он.

Все эти месяцы Дэвид о ней беспокоился, преследуемый воспоминаниями о том, как она изменилась после замужества. Нынче она снова стала собой, замечательной и неунывающей девушкой. Дэвиду не давало покоя лишь то, что он вынужден поведать. Он сделал глубокий вдох.

— Элизабет, боюсь, я…

— Подождите, — запальчиво перебила она. — Давайте я заварю чай, а потом рассказывайте все, что хотите, — весело проговорила она.

Улыбнувшись, она поставила чайник на печку, засим принесла заварочный чайник и маленькую деревянную коробку.

— Это мое богатство, — созналась она, открыв коробку и зачерпнув ложечкой листья. — Йен купил мне полфунта в качестве подарка. Он знает, что я обожаю чай. Приходится пить по чуть-чуть. Чай такой дорогой!

Элизабет радовалась, но в то же время… нервничала. Присмотревшись, Дэвид заметил, что она боялась. Она догадалась, зачем он пришел.

— Для меня большая честь, что вы готовы поделиться со мной своим сокровищем, — улыбнулся Дэвид.

После беспечного замечания Элизабет задумалась, а потом серьезно заявила:

— Надеюсь, вы понимаете, что я поделюсь с вами чем угодно. Не знаю, как вас благодарить за то, что вы сделали. Вы могли… — голос надломился, и она тяжело сглотнула, — вы могли погибнуть. Мне стало очень скверно, когда я узнала, что с вами случилось.