Дэвид натянул бриджи, застегнул и поправил одежду, а потом сел рядом с Мёрдо, упиваясь теплом, что исходило от его ноги.

Немного погодя Мёрдо промолвил:

— Мне казалось, у вас с отцом плохие отношения. Ты говорил, он ударил тебя, когда застукал вас с другом.

Он имел в виду тот случай, когда отец наткнулся на целующихся Уильяма и шестнадцатилетнего Дэвида. Это открытие побудило ласкового отца первый и последний раз ударить Дэвида.

Дэвид покачал головой.

— У нас вовсе не плохие отношения. Мы вообще об этом не говорим. Отец староста в кирке, он печется о моей душе, но верит, что, если я не стану потворствовать своим желаниям, Господь меня не покарает. Так что он способен с этим жить.

— Я так понимаю, ты не даешь ему повода полагать, что все-таки потворствуешь своим желаниям?

— Нет, и ни в жизнь не стану. Не хочу лишний раз его тревожить. Он и без того много ночей из-за меня не спал.

Мёрдо хохотнул.

— Боже, мы с тобой совершенно разные. Много лет я с огромным удовольствием ни в грош отца не ставил. До сих пор не ставлю.

Дэвид оцепенел. Мёрдо никогда не говорил об отце. Во всяком случае, добровольно. После долгой паузы Дэвид с деланной беспечностью проговорил:

— Он знает, что ты предпочитаешь мужчин?

Мёрдо безрадостно хмыкнул.

— Отец знает все обо всех. Всю жизнь он мне втолковывал, что знание — это сила. При помощи сведений он вынуждает людей делать то, что ему хочется. — В голосе улавливались нотки горечи.

— Он использовал сведения, чтобы подчинить тебя своей воле?

Приняв мрачный вид, Мёрдо вперился взором в пустое сиденье.

— Всю жизнь — во всяком случае, пытался. Он, должно быть, ликовал и потирал руки, узнав о моих предпочтениях. Какие замечательные факты для шантажа.

— Но ведь сын с такими предпочтениями подмочит его репутацию, разве нет? — спросил Дэвид отчасти возмущенно, а отчасти из любопытства. — Он должен быть лично заинтересован в том, чтобы хранить это в тайне.

— На первый взгляд — да. Но отец гораздо хитрее, чем можно помыслить. Когда я обратил внимание на то, что сын-содомит не принесет пользы его политической карьере — тогда мне вроде было семнадцать, — в ответ он заявил, что мой позор не получит огласки. Он не позволит моим наклонностям создать угрозу для почтенной фамилии, лучше сдаст меня в психиатрическую лечебницу на исцеление.

Дэвид в ужасе вытаращил глаза.

— Возможно, он переживал за тебя и рассудил, что боязнь госпитализации поможет тебе встать на праведный путь?

И опять Мёрдо залился смехом, полным ненависти, резким и презрительным.

— О нет, его не волнуют мои предпочтения. В отцовском мире у всего есть свое предназначение. Как только мы достигли взаимопонимания — моя покладистость в обмен на его терпимость, — он быстро нашел мне применение. Вскоре мне поручили сдружиться с мужчиной, отцу нужны были о нем сведения. У нас совпадали... интересы. По сути... — Мёрдо заметно побледнел и замолчал, резко выдохнув. — Неважно.

Дэвид никогда не видел, чтобы Мёрдо вот так дрожал. Он осторожно коснулся колена любовника и нежно погладил большим пальцем.

— Расскажи.

Дэвида встревожило, что Мёрдо спрятал лицо в ладонях и прерывисто вздохнул. В такой позе он просидел довольно долго, однако все-таки тихо проговорил:

— Помнишь, я рассказывал, как первый раз занимался содомией?

«Занимался содомией». Дэвид разгорячился, услышав возмутительные слова, к Мёрдо они неприменимы. Он припомнил разговор, что состоялся несколько месяцев назад.

— Помню. Ты говорил, их было двое. И они вели себя грубо. — На него снизошло своего рода озарение, подступила дурнота. — Пожалуйста, скажи, что это не связано с твоим отцом.

Однако отрицать Мёрдо не стал:

— Того, с кем отец просил меня подружиться, звали Гиллиам. Ему как-то удалось выяснить, кто я такой. Мы договорились встретиться в загородном доме в выходные. Они — он и его друг — задали мне настоящую взбучку, а потом швырнули в карету и отправили домой в качестве послания отцу.

Дэвид успокаивающе поглаживал Мёрдо по колену, хотя внутренний дикий зверь рвался наружу. Хотел выбраться, разыскать этого Гиллиама, его друга и отца Мёрдо.

Мёрдо убрал руки от лица, но на Дэвида не смотрел.

— Это случилось пятнадцать лет назад, — с отвращением изрек он. — Однако до сих пор на мне сказывается.

— Конечно, сказывается, — тихо возразил Дэвид. — Это сказывалось бы на ком угодно.

Он ощутил напряжение, волнами исходившее от Мёрдо. Дэвиду не удавалось определиться, то ли эта отрицательная энергия пыталась отвергнуть сострадание, то ли, наоборот, требовала. Мёрдо его не касался. Он уперся локтями в бедра и сложил руки перед лицом. Он замкнулся в себе, а Дэвида оставил снаружи. Дэвид по-прежнему дотрагивался до колена, но поскольку руку Мёрдо не отталкивал, Дэвид рассудил, что он не против.

— Отец сделал все возможное, чтобы Гиллиам поплатился за это оскорбление, но этот случай помог мне уяснить, сколь я для него незначителен. После этого я решил вырваться из его лап. А поскольку он распоряжался деньгами, мне оставалось лишь одно: стать финансово независимым.

— Сколько лет тебе было, когда это случилось?

Теперь слова полились потоком, с ответом он не медлил:

— Почти двадцать. К тому моменту я окончил Оксфорд, готовился к новому этапу в жизни. Я начал изучать финансы и ремесло. Дядя Гедеон с радостью помог — он ненавидит отца. Конечно же, я пользовался множеством аристократических связей, что пришлось Гедеону по нраву. Я много работал, однако иллюзий не питаю. Успешным я стал лишь потому, что пользовался привилегиями своего положения. При помощи фамилии открывал двери и приводил с собой других людей. Я строил и строил свое состояние, покуда не уверился, что старик мне больше не понадобится. А потом продолжил строить. Я хотел собственную усадьбу, с которой отец не будет связан. Хотел стать лучше и богаче. — Сидевший в сгорбленной позе Мёрдо бросил взор на Дэвида через плечо, являя проблеск уязвимости. — Последние пятнадцать лет я пытался от него избавиться. Для того и нужна поездка в Лондон.

Дэвид хотел справиться, что он имел в виду — чем Мёрдо планировал заняться в Лондоне, — но заметив безумное выражение у Мёрдо на лице, остановился. Сейчас не время изводить Мёрдо вопросами, на которые, Дэвид знал, он откажется отвечать. Вместо этого он прижался к Мёрдо теснее, не убирая руки с колена, и размышлял о том, что Мёрдо поведал.

— Я так сожалею, что это с тобой случилось, — пробормотал Дэвид и поцеловал Мёрдо в шею.

Ноздри заполнил знакомый успокаивающий запах померанца, исходивший от помады.

— Тебе не о чем сожалеть.

— Знаю, но все равно сожалею. Жаль, меня не было рядом. Жаль, я не мог этого предотвратить. Хотелось бы все сделать правильно.

— Это в твоем духе — все исправлять, — прошептал Мёрдо.

Они встретились взглядами. Мёрдо смотрел на него темными глазами с теплотой и нежностью. Он накрыл его губы утешительным поцелуем, в коем не было ни капли страсти.

— Дэвид, — сказал он, едва они оторвались друг от друга. — Дэвид.

Он произнес имя так, будто оно что-то значило само по себе.

Как клятву.

Как обещание.

Глава 5


До особняка Мёрдо на Куин-стрит они добрались в начале шестого, чем привели экономку в смятение. Она ожидала Мёрдо только завтра и, провожая их в гостиную, без конца извинялась, что опочивальни не готовы. Она сообщила, что покои его светлости проветривались, а про приезд мистера Лористона она ничего не знала.

Несмотря на то что последнее замечание было произнесено как оправдание, Дэвид немедля встревожился. Ей казалось странным, что он сюда приехал, да еще и без предупреждения?

Разумеется, Мёрдо даже бровью не повел. С беспечной улыбкой он отмахнулся от извинений, молвив, что, если ее не затруднит распорядиться, они с радостью выпьют чаю со сконами, покуда ждут опочивальни.

Экономка, честная чопорная женщина, покинула комнату и резко кивнула лакею, что не хуже любого старшины придержал для нее дверь.

Дэвид задумался и о лакее. Хотя выражение лица у мужчины было невозмутимым, Дэвид уверился, что, входя в комнату, заметил проблеск любопытства. А может, это просто нелепость.

Такое вполне возможно. Весь день ему казалось, будто он бросается в глаза, — словно на шее висел знак, провозглашавший, что он любовник лорда Мёрдо Балфора. Как-никак это их первая совместная поездка с тех пор, как они начали регулярно делить ложе. Внезапно Дэвид задумался, с каким лицом он глядел на Мёрдо, не стоял ли он излишне близко, прикосновения, коими его одаривал Мёрдо — к руке или пояснице, — выглядели заурядно или же выдавали с головой.

— До смерти хочу тебя поцеловать, — произнес Мёрдо, чем прервал поток мыслей.

Невзирая на то, что они находились наедине за надежно закрытой дверью, Дэвида охватил приступ паники. Он кинул взор на единственную возможную угрозу — на окно — и сделал шаг назад.

— Не здесь. Шторы открыты.

Мёрдо улыбнулся.

— Мы на втором этаже, домов напротив нет. Никто нас не увидит.

— И все же... — Дэвид замолчал и огляделся, от беспокойства побежали мурашки, — кто угодно может войти.

Мёрдо нахмурился.

— В моем доме никто не станет врываться. Слуги умеют стучать.

Дэвид не успокоился. Постукивая тростью по полированному паркетному полу, он прошел по комнате, дабы выяснить, насколько скрыто окно.

Безусловно, все было так, как Мёрдо и говорил, — о чем Дэвид уже знал. Полное уединение. Лишь улица и широко раскинувшиеся частные зеленые сады. Хотя сейчас они вовсе не зеленые. Уже сгущался сумрак, мир погружался в серость, что господствовала перед наступлением темноты. В это время суток тенистые сады будто таили в себе угрозу.

Огороженными и плотно закрытыми садами пользовались исключительно хозяева близлежащих домов. Некоторые там прогуливались или сидели, прячась от грязи, убожества и неловкости городской нищеты. Другие же никогда не входили в сады. Для них сады — это гарантия уединенности, защита от новых построек подле их порога.

Имея деньги, можно защититься от многого. Можно окружить себя зеленью со всех сторон.

Но рано или поздно все равно придется выйти в мир.

Сегодня Дэвид покинул безбрежное море зелени Лаверока. В Эдинбурге все казалось другим. Может, Мёрдо и не обратил внимания на слуг, но от Дэвида не укрылся их молчаливый осторожный интерес. Он не сомневался, что теперь они станут о нем судачить. О мужчине, коего много месяцев назад доставили в этот особняк раненым. О мужчине, от чьей постели господин почти не отходил. О мужчине, что отбыл вместе с господином в его новую усадьбу в Пертшире.

— Должно быть, они гадают обо мне, — пробормотал Дэвид, встретив хмурый взгляд Мёрдо. — Я имею в виду слуг.

— Если не брать в расчет, что их это не касается, они тебя знают. Ты уже бывал здесь.

— Тогда было иначе. Я пострадал и нуждался в помощи. Сейчас я вполне способен справляться самостоятельно. — После паузы Дэвид добавил: — Наверное, после того как ты уедешь в Лондон, мне не следует здесь оставаться. Можно взять комнату в гостинице.

— Да ради всего святого! — возопил Мёрдо, гневно и изумленно взирая на Дэвида, и вздохнул. — Как я погляжу, ты сегодня не в духе. Воображаешь всякую чепуху. — Он сжал переносицу, засим спокойнее продолжил: — Это вполне приемлемо, что джентльмены селят друзей у себя дома, Дэвид. Порой на несколько месяцев.

Дэвид поджал губы, возмущенный намеком, что он вел себя абсурдно.

— Это может иметь место для мужчин, у которых равное положение в обществе, но мы не равны.

Мёрдо, приподняв темные брови, бросил на него скептический взор.

— Хочешь сказать, что ты хуже меня?

— Конечно, нет, — осерчав, отозвался Дэвид. — Но это не означает, что я не понимаю, как нас видят люди. Не хочу, чтобы о тебе пошла молва. Да и обо мне тоже. Наша дружба не лишена риска, Мёрдо, ты знаешь. Дабы не вызывать подозрений, мы обязаны принимать разумные меры предосторожности.

Мёрдо смерил его долгим взглядом.

— Я, ей-богу, не понимаю, откуда это взялось. Что породило эти тревоги? По дороге сюда ты ни разу не намекнул, что беспокоишься.

Дэвид вздохнул и отвернулся к окну. Небо стало еще темнее. Вскоре наступит ночь.

— Просто... возвращение в Эдинбург, реакция слуг на меня...

— Какая реакция? — с искренним недоумением справился Мёрдо.

— Если ты ничего не замечаешь, это не значит, что реакции нет, — утомленно сказал Дэвид.

После недолгого молчания Мёрдо проговорил:

— Но дело не только в этом, так ведь?